Вам придется дисциплинировать свою жизнь для того главного момента, когда вы будете способны распространять свою любовь на весь мир, и лучи этой любви будут исходить из вашего сердца. Но для того, чтобы это произошло, нужна дисциплина. Убедитесь, что вы совершаете маленькие акты любви каждый день. Делайте это осознанно. Целый день вам даются тысячи возможностей выразить свою любовь. Но у вас много дурных привычек — вы упускаете все возможности выразить любовь, но не упускаете ни единого шанса выразить свою ненависть. Чем больше вы упустите возможностей для выражения ненависти, тем лучше, и чем больше вы используете возможностей выразить свою любовь, тем лучше. Пусть шансы ненавидеть пройдут мимо. Время от времени давайте им пройти неиспользованными. И время от времени сознательно используйте возможности любить. Это невероятно ускорит процесс вашей медитации.

Итак, первым ключом было дружелюбие, а второй ключ — это сострадание. Сострадание — это тоже форма дружелюбия, но я упоминаю его отдельно, потому что оно также содержит и некоторые другие элементы. Под «другими элементами» я подразумеваю, что если вы посмотрите на окружающих, то ощутите сострадание к ним. Прямо сейчас здесь сидит много людей — кто знает, может быть, к вечеру кто-то из них умрет. Однажды вечером в любом случае каждый умрет, однажды все мы умрем. А если я осознаю, что лица одного из всех сидящих передо мной я, возможно, никогда больше не увижу, — разве мое сердце не наполнится состраданием ко всем?

Я только что был в саду, и цветы, которые сейчас расцвели, к вечеру увянут. Их жизнь очень коротка: они расцветают утром, а к вечеру они мертвы. Когда вы вспомните тот факт, что эти улыбающиеся сейчас цветы к вечеру увянут, опадут и смешаются с пылью, неужели это не наполнит вас состраданием к ним? Разве мысль о том, что некоторые из звезд на ночном небе погаснут и упадут, не наполняет вас состраданием к звездам? Если бы мы имели более глубокое понимание, глядя на все, что нас окружает, мы бы ощущали глубокое сочувствие ко всему. Наша встреча так коротка, эта жизнь так трудна, это такая редкая возможность; так много страсти, так много желаний, так много боли в каждом человеке, и все же мы как-то живем и любим, и создаем произведения искусства — разве это не вызывает глубокого сострадания?

Однажды какой-то человек плюнул в Будду. Этот человек так разозлился, что плюнул в него. Будда вытер плевок и сказал этому человеку:

— Хочешь еще что-нибудь сказать?

Ананда, ученик, сидевший рядом с Буддой, воскликнул:

— О чем ты говоришь? Разве он что-нибудь сказал? Только прикажи, и я займусь им. Он плюнул в тебя — это уж слишком!

Но Будда ответил:

— Он пытается что-то сказать, но у него нет для этого слов. Он пытается что-то сказать, но его язык бессилен, а внутренний импульс силен. Он не смог этого сказать, поэтому выразил через действие.

Я называю состраданием то, что Будда посочувствовал человеку в его бессилии. Человек пытался что-то сказать, он пытался что-то выразить и был очень сердит. Он не смог найти слов, поэтому выразил это плевком. Когда кто-то приходит ко мне с любовью и берет меня за руки, я испытываю такое глубокое сострадание: он пытается что-то сказать, но ему не хватает слов. Этот человек пытается что-то сказать, беря меня за руки. Когда человек обнимает кого-то, слов не хватает. Человек так беспомощен, но он пытается что-то сказать, поэтому прижимает свое сердце к сердцу другого человека, так как не может найти другого способа.

Вчера, когда я собирался уходить, некоторые люди стали прикасаться к моим ногам, и я ощутил такое глубокое сострадание. Как беспомощен человек! Он пытается что-то сказать, но не в состоянии это сделать и тогда прикасается к чьим-то ногам. Один мой близкий друг шел за мной, он очень рассудительный, и говорил: «Нет, нет! Не делай этого!» Он тоже был прав. Как печально то, что произошло с этим миром. Те, что прикасаются к чьим-то ногам, искренни, но есть сейчас такие люди, которые хотят, чтобы вы прикасались к их ногам. Поэтому на самом деле то, что он говорил, было правильно: «Нет, нет! Не делайте этого».

Я понял, что сказанное им одновременно и правильно, и неправильно. Он был прав, говоря, что нельзя, чтобы кто-то в этом мире позволял другим прикасаться к своим ногам, но этот мир также был бы неправильным, если бы в нем не осталось ни одного человека, к чьим ногам хотели бы прикасаться. И это также был бы неправильный мир, если бы в нем больше не было сердец, способных склониться к чьим-то ногам. Мир, где мы не переполнялись бы чувствами, выразить которые можно, только прикоснувшись к чьим-то ногам, был бы печальным миром.

Вы понимаете, о чем я говорю? Это также был бы печальный мир, если бы мы никогда не переполнялись чувствами, которые можно выразить только прикосновением к чьим-то ногам. Человек стал бы очень сухим, бессмысленным. И удивительно, что, когда я вижу, как кто-то наклоняется и касается моих ног, я понимаю: он касается не моих ног, он видит что-то в моих ногах — в его представлении, он касается ног божественного. Я напоминаю вам об этом. И до сих пор всегда, когда кто-то склоняется к чьим-то ногам, когда он сам склоняется, — если его заставили, тогда это другое дело, — в действительности он склоняется к ногам божественного. В конце концов, что может быть достойным поклонения в чьих-то ногах? Но есть такие внутренние чувства, которые нельзя выразить иначе.

Вчера некто любящий меня был со мной в моей комнате. Вечером, когда я пошел принимать душ, я включил свет, и он сказал: «Теперь, когда стало светло, позволь мне коснуться твоих ног».

Я действительно был поражен! А он коснулся моих ног, и я увидел слезы в его глазах. Нет на земле ничего прекраснее этих слез. Нет на этой земле ни поэмы, ни песни прекраснее этих слез, слез, выступивших в минуту любви. И если вы понимаете, если вы помните, если вы можете видеть, как можете вы не наполниться состраданием?

Но что видите вы? Вы видите в людях то, что вызывает в вас не сострадание, а только критику. Вы видите в людях то, что запускает вашу жестокость вместо вашего сострадания. Вы видите в людях то, что не является изначально им присущим, то, что является не их сердцевиной, а их безысходностью.

Человек ругает меня — это ли его сущность? Нет, это, должно быть, проявление его безысходности. В наихудшем из людей есть сердце, и если вы сможете его разглядеть, то исполнитесь сострадания, вы исполнитесь огромного сострадания.

В то утро Будда сказал: «Я чувствую сострадание, такое огромное сострадание. Язык настолько беден, Ананда. Человеческое сердце пытается что-то сказать и не в состоянии сделать этого». Он просто спросил того человека: «Не хочешь ли еще что-нибудь сказать?»

Что еще мог сказать этот человек? Теперь было трудно произнести что-либо. Человек ушел. Ночью он так сильно раскаивался, что на следующий день пришел к Будде извиняться. Он пал к ногам Будды и заплакал. Будда сказал:

— Ананда, видишь ли ты, сколь беден язык? Вот опять он пытается что-то сказать и не в состоянии этого сделать. Вчера он хотел что-то сказать и не мог, и вел себя определенным образом, и сейчас он снова ведет себя определенным образом. Ананда, язык очень беден, а человек заслуживает огромного сострадания.

Жизнь коротка, всего лишь несколько дней. Я говорю это, как будто она длится всего несколько дней, но на самом деле нет уверенности даже в нескольких следующих мгновениях. И если за эти несколько мгновений жизни мы не научимся сострадать друг другу, это будет означать, чтомы не были людьми, мы не познали жизнь, мы не поняли ее.

Поэтому распространяйте вокруг себя сострадание. Посмотрите вокруг: люди так несчастны, не прибавляйте им несчастья. Ваше сострадание уменьшит их несчастье, даже одно слово сострадания уменьшит их несчастье. Не прибавляйте им несчастья. Вы все прибавляете друг другу несчастья, вы помогаете друг другу стать еще несчастней. За каждым отдельным человеком стоит множество людей, делающих его несчастным. Если будет понимание сострадания, вы не будете больше поступать так, чтобы быть причиной несчастья других. А если вы можете внести счастье в чью-то жизнь, вы найдете способ это сделать.