«Если он внесет меня в спальню, до утра он оттуда не выйдет».

Однако шевалье поставил Камиллу на пол у дверей ее покоев, возле пригорюнившегося Жюре. Она еле нашла в себе силы опустить руки и не цепляться больше столь неприлично за шевалье. Этот же мерзавец, слегка улыбнувшись, отвесил ей поклон.

– Спокойной ночи, сударыня.

Развернулся и удалился – спина прямая, даже не оглянулся ни разу. Камилла только зубами скрипнула.

Месть за неудавшийся вечер, не иначе. Все, теперь точно не заснуть. Проигнорировав жалобный взгляд Армана, она вошла к себе и, обессиленная, упала на кровать.

Глава 14

Виллеру снилось, что он стоит в большом зале у стены и не может пошевелиться. Зал почти пуст, только у окна напротив застыла женщина. Она раздвинула портьеры, вцепилась в них и смотрит за окно, откуда льется белый-белый день. Теодор видит ее прямую спину, складки коричневого платья и узел волос на затылке. Женщина говорит, непрерывно и устало:

– Снег все идет, а ты не приходишь. Я так долго жду тебя, ангел мой. Посмотри, снег идет, вокруг так пусто и холодно, мои глаза замерзли, и я плачу льдинками. У меня все щеки исцарапаны. Раньше ты целовал меня, и боль уходила, а теперь она скапливается во мне, ее некуда вылить. Когда ты придешь? Ты говорил, весной. Но я жду, а весны все нет. Мне кажется, она никогда не наступит. Я даже не помню, как она выглядит...

Женщина поворачивается, и Теодор видит лицо Камиллы. Она отпускает портьеры и идет к нему, ее губы почти не шевелятся. Брови и волосы у нее в инее, щеки исцарапаны, у губ складки, морщины на лбу. Он знает, что ей очень холодно, но пошевелиться по-прежнему не может...

– Я всегда верила в Бога и его ангелов. Зачем вы заперли меня здесь? Зачем? – Она протягивает руку и касается холодных пальцев Виллеру.

И Теодор понимает, что он – это вовсе не он, а статуя ангела с мраморным мечом у груди.

– Ну, тш-ш-ш. Вам плохой сон приснился. Да еще заснули на кушетке в гостиной. Может, переберетесь к себе?

Он открыл глаза – моя гостиная в замке Жируар, в камине едва теплится огонь, на полу валяется книга... Теодор вспомнил: он читал, потом, видимо, уснул. Наверное, уже очень поздно. Над ним склонилась Камилла, в руке у нее горела толстая свеча, расплавленный воск стекал на тонкие пальцы, но она того, казалось, не замечала.

– Вы так любите засыпать в самых неожиданных местах! Привычка солдата? – Камилла тепло улыбнулась.

– Вы ходите по моим снам аки по суху, – сонно пробормотал Теодор. Хозяйка замка вскинула бровь.

– Даже так?.. Ну спите, спите. Я посижу здесь, меня Морфей облагодетельствовать не спешит...

Его словно накрыла теплая волна – Камилла укутала его в плед. Он заснул под ее успокаивающее бормотание, и на сей раз сон был полон красок.

Снег растаял. Весна вела наступление по всему фронту, и зима отступала. Оглушительно орали грачи, жируарские кошки, одурев от света и мартовского ветра, устраивали концерты под окнами знатных особ, не заботясь об их покое. Скоро по замку будет прыгать неимоверное количество разноцветных котят, задумчиво сообщила за завтраком Камилла.

Утреннюю трапезу Теодор делил с госпожой де Ларди, и только с нею: Анри он не видал с позавчерашнего вечера, расплескавшего иллюзии по полу коридора. Камилла, как обычно, ехидничала, но в глазах ее поселилась нежность. В общем, все были счастливы, даже кошки.

– А куда вы деваете котят? – осведомился Теодор, с аппетитом поглощая рыбу. – Топите? Раздаете? – Он с сомнением посмотрел на горячие пирожки. – Или...

– Вы боитесь достать кошачий хвост из пирога? – развеселилась Камилла. – Бог мой, Теодор, у меня не так плохо идут дела! Я знаю, что в лихих кварталах Парижа можно купить пирожки с тем мясом, которое удалось поймать, но, надеюсь, вы не обвиняете меня в подобном!

– Но вы же рачительная хозяйка! – поддразнил ее Виллеру. – У вас ничего не должно пропасть, даже котята! – Он взял пирожок и с аппетитом надкусил.

– И вы поверите, что он с котенком? – иронично поинтересовалась Камилла.

– Если бы пирог мяукнул, у меня не осталось бы сомнений. Пока, так и быть, поверю вам.

Хозяйка замка бросила в него виноградиной; Теодор левой рукой поймал ее на лету.

– Вы бываете поистине несносны, и именно поэтому с вами так приятно беседовать.

– Вам в Жируаре не хватает именно несносности? Никто уже не смеет вам перечить?

– Именно так, – вздохнула Камилла. – А тут появились вы, невероятно отвратительный, и я просто счастлива. – Она состроила смешную рожицу. – Ладно, давайте заканчивать завтрак. Вы обещали допустить меня посмотреть на вашу тренировку. Я надеюсь, что не буду смущать ваших бравых ребят своим присутствием?

– Пускай привыкают, их не всегда будут окружать деревья и кусты.

– Мы с вами напоминаем двух старых заговорщиков. Ну-ну, не дергайтесь так, я знаю, вы не любите политику. Идемте, покажите мне, как ваши молодчики крошат в капусту воображаемых врагов.

Госпожа де Ларди взяла с полки неоконченную вышивку и углубилась в чрезвычайно ответственное занятие – подбор ниток. Послеобеденное время просто создано для того, чтобы украсить его парой часов вышивания. Теодор, отыскав в библиотеке интересную книгу, вернулся и уселся у камина. То, что этот волк теперь свободно себя чувствует на ее каминном коврике, Камилле льстило; она украдкой поглядывала на Виллеру: читает, сосредоточенно хмурясь, волосы сегодня не подвязаны и тяжелыми светлыми прядями падают на плечи. Рубашка белоснежная (прачки Жируара все влюблены в начальника охраны), камзол, для разнообразия, голубой, а ногу Теодор опять вытянул – значит, болит... Черт подери! Камилла чувствовала себя законной супругой, не меньше. Совершенно безосновательно. С головой творится что-то странное.

Чтобы развеять неуместную иллюзию, она дождалась, пока Теодор перевернет страницу, и окликнула его:

– Шевалье!

– Да? – Он поднял глаза и ехидно улыбнулся. – Когда вы так меня зовете, вы от меня чего-то хотите. Я прав?

Он тоже коллекционирует ее особенности? Как волнующе.

– Вы правы, у меня просьба. Не могли бы вы сегодня ночью отпустить Жюре? Он не осмелился просить вас напрямую и пришел ко мне. Его неземная любовь зазвала его на свидание, а вы ему выходной не даете.

– Что? – Теодор, кажется, опешил от подобной прямолинейности. – Вам ведомы правила приличия, сударыня?

– Да! – вызывающе улыбнулась Камилла. – Я уже, кажется, достаточно вам рассказала о своих взглядах на подобные вещи. Почему вы удивляетесь?

– Сам не знаю. – Виллеру покачал головой. – Но каждый раз вы умудряетесь меня удивить.

– Приятно или нет?

– Это становится ясно немного позднее, – хмыкнул Виллеру. – Но, приятно или не очень, это в любом случае полезно. Знаете, сударыня, у меня ощущение, что я за время войны разучился строить отношения и что-либо в них понимать. Спасибо за то, что учите меня заново.

– Пожалуйста. – Камилла чуть иголку не проглотила. Он имеет в виду Жюре и его пассию или себя самого? – Так вы поможете или нет? Иначе я сама его провожу, а вы изведетесь от беспокойства.

– Это шантаж! – возмутился Теодор.

– Именно он, – подтвердила Камилла. – Вы же помните, в любви и на войне...

– Но зачем сразу же выставлять против меня тяжелую артиллерию? – язвительно осведомился Теодор. – Вашей просьбы вполне достаточно.

– Достаточно?

– Да. – Вот теперь его глаза были абсолютно серьезными. – Вам стоит просто попросить, сударыня, и я сделаю.

Это означало, что он ей снова доверяет. Камилла проглотила комок в горле и поспешно взялась за вышивание. Она взрослая женщина и не станет плакать от счастья.

«Ненавижу мужчин».

Камилла заставила себя отойти от окна – все равно ничего не видно, ночь давно, – уселась в кресло, зябко закуталась в плед. Сон сбежал.

«Ненавижу мужчин так, что жить без них не могу».

Не хочется даже думать о несносном Анри, который сегодня прислал записку: «Никуда не уехал, собираюсь в Париж, кажется, снова влюбился...» А, к черту их всех! И аббата, и Виллеру туда же, за компанию!