Много странных и удивительных вещей происходило в тех группах. Я допускаю, что со стороны это могло казаться цирковым представлением. Мы проверяли на себе каждый гипнотический феномен, включая позитивные и негативные галлюцинации, каталепсию, распознавание глубокого транса, регрессии в прошлое и проекции в будущее. Было в порядке вещей увидеть взрослого человека, регрессировавшего в двухлетний возраст, который ползает по полу и ведет себя как ребенок, – в качестве метода развития способности к изучению языков. Мы экспериментировали с чем угодно, начиная с экстрасенсорного восприятия до создания фобий с последующим превращением их в полную противоположность. Мы также изучали стратегии естественного воссоздания всех типов измененного состояния сознания, включая те, которые обычно вызываются наркотическими средствами.9
Мир был тогда открыт для нас настежь, и все казалось возможным. Иногда в шутку мы называли наши группы «Космической академией», а сами были «космическими курсантами».
Я очень хорошо помню главных членов Мета-группы в тот период времени: Фрэнк Пьюселик, Джудит ДеЛозье, Лесли Камерон, Дэвид Гордон, Стивен Гиллиген, Джеймс Айхер, Байрон Льюис и Терренс МакКлендон. Многие из них внесли впоследствии значительный вклад в это новое направление как тренеры и авторы (и многие остались близкими друзьями и коллегами). Джудит и я, например, были партнерами в Университете НЛП при Университете Калифорнии в Санта-Крузе в течение последних 20 лет и написали в соавторстве несколько книг, включая «Энциклопедию системного НЛП» (2000) и «НЛП II: Поколение Next» (2010).10 Стив Гиллиген и я проводили совместные семинары по всему миру на такие темы, как «Любовь перед лицом насилия», «Эволюция сознания», «Генерирующий коучинг» и «Путешествие героя».11 Последняя тема стала предметом нашей последней совместной книги.
В то время как многие люди, посещавшие еженедельные группы, были захвачены драматическими личными переменами, тайнами мастерства Бендлера и Гриндера, «магией» гипноза или сосредоточены на том, чтобы правильно освоить некую технику, костяк группу исследователей интересовали более глубокие аспекты того, что мы делали и переживали. Между нами установился сильный раппорт, основанный на нашей общей страсти к тому, что мы изучали и открывали. Я очень хорошо помню, как мы однажды сидели вместе с Джудит ДеЛозье во время одной из вечерних встреч у Бендлера и Гриндера и смотрели в глаза друг другу, задавая вопросы и подмечая спонтанные движения глаз в различных направлениях.
В те дни Бендлер и Гриндер поощряли ведение нами «мета-книги», которая была подобием записной книжки Леонардо да Винчи, фиксировавшей наши мысли, идеи и наблюдения. Я до сих пор храню парочку своих «мета-книг» и с удовольствием перелистываю их время от времени.
У меня тогда создавалось ощущение, что эти отличительные признаки и паттерны были настолько фундаментальны, настолько убедительны и настолько действенны, что было трудно понять, почему такие люди, как Аристотель, не открыли их несколькими веками ранее.
Тогда мне был 21 год, и я представлял себе, что однажды эти идеи и результаты наблюдений распространятся по всему миру, в своих мечтах я видел, как путешествую по свету и обучаю этому целителей, учителей и лидеров всех народов. Вспоминая об этом сегодня, я могу сказать, что мое видение можно назвать пророческим, поскольку именно этим я и занимаюсь сегодня.
В дополнение к встречам Мета-группы и работе с Гриндером и Бендлером я продолжал посещать занятия Джона в Университете Санта-Круза, включая класс по прагматике человеческой коммуникации. В это время он и Бендлер интенсивно работали с Вирджинией Сатир (1916–1989), заканчивая второй том книги «Структура магии» и книгу по семейной терапии в соавторстве с Вирджинией. Ключевым моментом последней работы было понятие о внутренних «частях».
На тот момент я уже перешел к более научным и точным аспектам НЛП и пытался разобраться с понятием «частей» человека. Это понятие казалось мне более абстрактным, чем такие непосредственно наблюдаемые отличительные признаки, как движения глаз, репрезентативные системы, соощущения (синэстезии) и стратегии. Помню, как однажды встречался с Джоном Гриндером в его кабинете, пытаясь объяснить ему свое затруднение, связанное с понятием «частей»: «Я уверен, что это очень полезная идея, но какая-то часть меня просто не понимает…» И в этот момент Джон громко рассмеялся. Очевидно, «какая-то часть меня», которая не понимала, что такое «части», и была лучшей иллюстрацией этого понятия.
Понятие «частей» было отдельной картой субъективного опыта, которым мы делимся с окружающими, и эта карта, несомненно, являлась разновидностью «нейро-лингвистической программы».
Работа Гриндера и Бендлера с Вирджинией Сатир и их исследование частей также привели к формулировке принципа позитивного намерения. Если быть кратким, в соответствии с этим принципом на определенном уровне каждое поведение обусловлено (или в какой-то момент было обусловлено) «позитивным намерением». Иначе говоря, любое поведение служит (или в какой-то момент служило) «позитивной цели» – то есть любая «нейро-лингвистическая программа» возникает и сохраняется потому, что она является некой адаптивной функцией.
Хотя мне нравился этот принцип, поначалу он казался мне по большей части лишь философской идеей. Но, как и все остальное в НЛП, в конечном итоге это привело к очень серьезному личному опыту, изменившему мою жизнь. Осознание не пришло ко мне как вспышка молнии к Святому Павлу по дороге в Дамаск. Это было более тонко. Но в тот момент, когда я глубоко внутри ощутил, что в основе всех моих поведений лежал тот или иной вид позитивного намерения, даже если в тот момент я не осознавал этого, что-то изменилось во мне, и эта перемена привела к глубокому доверию к моему собственному существу; примерно это имел в виду Эйнштейн, говоря, что «вселенная является дружелюбным местом» по своей сути. Даже сегодня принцип позитивного намерения кажется мне самым возвышенным принципом НЛП.
Многие из других основополагающих техник НЛП также начали появляться в то время, включая якорение, изменение личной истории, присоединение к будущему и генератор нового поведения. Мы также занимались глубоким изучением паттернов синэстезии (наложения ощущений, названного «нечеткой функцией» в «Структуре магии», том I) и когнитивных стратегий. Помню, как Джон Гриндер однажды сказал, что мы сможем составлять карты стратегий и паттернов синэстезии всемирно известных гениев и обучать этому детей. Меня это очень вдохновило и посеяло семена моей собственной будущей работы по изучению стратегий таких гениев, как Дисней, Моцарт, Эйнштейн, Леонардо, Фрейд и Тесла.
В октябре 1976 года я написал набросок, возможно, первой работы, посвященной именно НЛП, для своего занятия по нейропсихологии опыта. Я определил НЛП следующим образом: нейро-лингвистическое программирование было разработано как средство исследования и анализа комплексного человеческого поведения. В противоположность казуальному, линейному или статистическому методам, это кибернетический подход, который использует явления языка и восприятия в поисках тех отличительных особенностей, которые существенно влияют на то, как люди выстраивают свой опыт. А именно: а) отличительные признаки внутреннего опыта людей (то есть мысленные образы, чувства, внутренний диалог и т. д.); б) стратегии, используемые людьми для придания смысла своему опыту; в) стратегии, используемые людьми для получения доступа к сохраненной перцепционной информации и для ее передачи; г) как эти отличительные особенности и паттерны могут быть интегрированы для того, чтобы понимать, продвигать и обогащать процессы человеческого изменения, выбора и обучения.
Поскольку НЛП представляет собой кибернетическую модель, ее структура является генерирующей: ей присуща способность до известной степени предсказывать определенные поведения и находить им альтернативы, а также описывать уже выявленные поведения. В НЛП также заложено то, что можно назвать «открытой» структурой, когда сама структура может изменяться или расширяться в соответствии с собственными открытиями. До сих пор все это кажется мне приемлемым определением того, чем было НЛП в период его создания.