Леонид Петрович теоретически, конечно, представлял, как там все взаимодействует: рулевое колесо, рулевая колонка, дифференциал, рулевые тяги. Но как и где все это практически сочленяется, он не знал. И руки у него были не золотые. Ах, что не золотые, то не золотые! Одним словом, он «голоснул» машину и дернул к Лешке, оставив Марину в кабине наедине с бесполезным рулем.

Близился вечер. Лешка и его подруга Манька собирались в гости к толстому человеку Вове Блинову. Он пригласил их – по какому, Леонид Петрович не понял, поводу, но дело было вовсе и не в поводе. Само приглашение означало сближение с уже крепко стоявшим на ногах книжным торговцем, их земляком. Леонид Петрович между тем объяснил Лешке, что случилось, и, как сказали бы театралы, пошла немая сцена.

Худосочная Манька, еще не успевшая одеться и накраситься, но уже успевшая накрутить волосы на бигуди и сотворить маникюр, с враждебностью посматривала на незваного гостя и махала растопыренными пальцами, суша лак. Лешка сидел на низкой табуреточке, уперев лоб в ладонь, а ладонь – в колено, наподобие роденовского «Мыслителя». Леонид Петрович, страдая от неуместности визита, готов был ретироваться, но медлил, на что-то еще (будем честными) надеясь. Наконец Лешка поднялся с табуреточки и стал стягивать с себя вельветовые брюки с простроченной складкой. Повесив брюки в шкаф, натянул старые джинсы.

– Да ты что, Леш! – не желая верить, испуганно воскликнула Манька. – Ждут же ж!

Лешка сказал как-то буднично:

– Поеду, помогу Петровичу.

– Люди ж нас же ж пригласили, – начала заводиться Манька. Голос у нее стал от гнева низким, хриплым и, по мнению Леонида Петровича – противным. Тогда Лешка подошел к ней, взял за плечи – детские плечи утонули в больших ладонях – и сказал строго и внушительно:

– У меня здесь никого нет. Случись что, к кому я пойду? К Леониду Петровичу и пойду. Понятно? – Он слегка сжал Манькины плечи, дожидаясь ответа.

Манька кивнула и выдавила совсем уж басом:

– Понятно.

Когда они на Лешкиной «шестерке» подъехали к автобусу, Марина сидела в кабине и слушала радио. В трудные минуты на нее, как ни странно, находило полное спокойствие. Словно бы кто-то поворачивал тумблер из положения «эмоции» в положение «расчет».

Лешка сунул в рот сигарету, открыл капот автобуса, погрузился в недра.

– Стерся шлиц, – сказал он минут через десять. – Тут ничего не придумаешь… Сварку же сюда не привезешь!

Подошел милиционер, поинтересовался, в чем дело. Узнал, что стерся шлиц и что сварку сюда не привезешь. Взял в руки рацию:

– Могу вызвать платформу. Доставят к месту парковки.

– Сколько? – спросил Лешка.

– Тысяча триста.

Денег было жалко.

– Ведь жалко, Петрович?

– Да уж!

Тогда Лешка сказал:

– Я хомут затяну потуже, вы езжайте плавно. Рулите только на ходу. Я сзади поеду. Дотянем.

Так они и ехали – ни быстро, ни медленно, с наката проезжая перекрестки. Где-то на пол пути Леонид Петрович увидел, что из-под капота вырывается пар. Он остановился. Лешка тоже остановился, одним взглядом оценил обстановку, выхватил из своего багажника полиэтиленовую канистру с водой, подлетел к уже открытому капоту несчастного автобуса, и – вовремя, потому что шланг, идущий от радиатора, раздулся от давления пара и напоминал змею, заглотавшую кролика. Кролик, черт возьми, рвался на свободу!

Леонид Петрович робко протянул руку к крышке радиатора.

– Нельзя! – воскликнул Лешка, – ошпарит! – И прямо-таки ударил Леонида Петровича по руке, и Леонид Петрович отдернул руку.

А Лешка принялся поливать водой шланги, и радиатор, и корпус двигателя, и пар утихомирился, и шланг опал, вошел в свой размер. Потом отвинтил пробку уже остывшего радиатора, заполнил его водой. Налил воды и в расширительный бачок.

– Полетел термодатчик, – заявил он, – поэтому не включался вентилятор охлаждения. Вот радиатор и закипел.

– Как же мы… Ведь он опять закипит? – спросил Леонид Петрович.

Лешка выдернул из гнезд кончики двух проводков, соединил их между собой и обмотал скотчем. Загудел мотор-вентилятор.

– Будет пахать, не выключаясь. Ну, тронулись потихоньку.

Поехали.

И они опять ехали ни медленно, ни быстро, и Леонид Петрович рулил осторожно на этой средней скорости, а на малой скорости старался руль не шевелить. Затянутый на сочленении хомутик выдерживал эти усилия, и они доплыли до гаража. Но в узкостях гаражного кооператива хомутик соскочил, машина перестала слушаться руля, и водворить ее в бокс не получалось.

А Лешка и здесь не растерялся. Он притащил пожарный лом и стал рычагом первого рода разворачивать колеса, упираясь ломом в асфальт. И они-таки затолкали медведя в берлогу.

Через день гаражный сварщик Курепин за пять минут намертво приварил одну к другой секции рулевой колонки.

– Сколько денег? – спросил хозяин микроавтобуса.

– Ладно, живи, Петрович! – заулыбался сварщик.

И Леонид Петрович продолжал жить.

Итак, Леонид Петрович и Лешка, люди совершенно разные по возрасту и биографии, подружились. Что же ихсвязывало? Незамысловатый книжный бизнес? Взаимовыручка? Может быть, может быть. Но не все, не все так просто в человеческих отношениях. Образ мыслей, образ речи, мимика, темперамент, ловкость или, наоборот, неуклюжесть и многие другие свойства, собранные вместе, притягивают одного человека к другому или, наоборот, отталкивают или оставляют равнодушным. И не возражайте, не убеждайте нас, что все это важно только в отношениях мужчины с женщиной – не только! Конечно, полное друг с другом совпадение очень разных по своей природе людей предположить трудно. Но подружиться такие разные люди могут. Вот Леонид Петрович с Лешкой и подружились.

Все прекрасно, но нужно было искать нового грузчика. Внутриклубных резервов не обнаружилось, и Леонид Петрович дал объявление в газету «Из рук в руки».

Первым откликнулся некто Артур. Это был самоуверенный молодой человек, владевший современной лексикой с примесью «фени». Он объявил, что работы у него нет, а бабки ему нужны. Работать он не любил, был ленив и тучен, на этаж не взлетал, а восходил, с трудом справляясь с весом большого, грузного тела. Так что толк от него если и был, то – еле заметный. На четвертый день Артур не прибыл к началу рабочего дня, а появился к концу клуба.

– В ментовке был, – обиженно сообщил он. – Менты повязали, падлы, ребро сломали. Продержали, блин, в обезьяннике.

Артур был, однако, выбрит, наодеколонен, но – с фингалом.

– Короче, чего тащить? – осведомился он, как бы начиная зарабатывать деньги.

– А ничего, – вздохнув, сказал Леонид Петрович, – вы здесь больше не работаете. – Выходного пособия он на этот раз не предлагал.

Тут уж Артура прорвало:

– Да ты че, начальник, ты че гонишь! Тебе, в натуре, говорят, был конкретно в ментовке. В ментовку каждый может попасть. Думаешь, ты, типа, не можешь? Не зарекайся, блин, ой, блин, не зарекайся! – Он даже угрожающе растопырил пальцы. Но Леонид Петрович, разумеется, не испугался. Да и чего бояться было кулику в своем-то болоте! Любого дебошира здесь мигом успокоят ребята из охраны. Непосвященному они и не заметны. Стоят, торгуют на точках, как сотни других. Но только свистни… Никакой дебош, никакое вымогательство на клубе невозможны. Где-то наверху, на стыке администрации и акционеров, должно быть, происходят крупные расчеты. Но где, кто, кому и сколько, Леонид Петрович не знал, ему было не положено, да он и не интересовался. Достаточно было того, что на территории клуба царил порядок. Здесь творилось свое законодательство, и приноровиться к нему было можно.

Одним словом, Артур ушел, ворча и угрожая, а Леонид Петрович стал ждать следующего кандидата на замещение вакантной должности.

Следующим был тихий московский мальчик Слава. Это был тщедушный паренек в аккуратном зеленом свитерочке, из-под которого выглядывали безукоризненно отглаженные воротник и манжеты. Безукоризненной была и прическа: ровный пробор и зачес, и все это покрыто лаком. Леонид Петрович подумал, что мальчик принарядился специально для переговоров. А на работу… Но он в таком виде пришел и на работу.