– Ты совершил сейчас подлость, поп, опозорив память умерших. И честь живых. Но Бог тебе судья. Я же прощаю тебя. До следующего раза. Но учти – этот следующий будет последним. Беру всех в свидетели, что даже твоя сутана не спасет от моей руки такого мерзавца, как ты.

Он перевел взгляд на Хорсу. На своего брата Хорсу. Тот уже утихомирился и стоял, свесив голову так, что его длинные светлые волосы закрывали лицо.

– Тан Хорса! – воскликнул Эдгар. – Доколе я остаюсь графом в Норфолкшире, ты являешься моим подданным. Знай, что за совершенное тобою похищение свободнорожденной женщины я объявляю тебя вне закона в своих владениях. Даю тебе два дня, чтобы покинуть пределы графства. По истечении этого срока любой сможет безнаказанно убить или унизить тебя. Если же ты не подчинишься этому повелению, мои люди схватят тебя и заточат в Нориджской темнице.

Пока он говорил, Хорса медленно поднял голову. Его лицо подергивалось, глаза горели.

– Ты не брат мне, Эдгар. Никто, даже взяв в руки каленое железо, не заставит меня поверить, что мы из одной плоти и крови.

Похоже, для Хорсы сейчас это было более важным, чем приказ об изгнании. Однако Эдгар не обратил внимания на выпад брата.

– Ты хорошо расслышал, что я сказал, Хорса? Начиная с этого утра у тебя есть только два восхода солнца, чтобы собраться в путь, проститься с близкими и покинуть пределы Норфолка. Что касается твоих владений… У тебя есть сын, и я прослежу, чтобы он беспрепятственно вступил во владение манором Фелинг.

Эдгар щадил брата, оставляя манор за его сыном, прижитым от наложницы. Понял ли это Хорса или нет, но в его взгляде не убавилось ни презрения, ни ненависти. Гордо вскинув голову, он направился к выходу из собора, и собравшиеся расступались, давая ему пройти.

Но мне уже было не до Хорсы, потому что с того места, где я стоял, я сумел заметить в толпе семь или восемь незнакомцев, ничем не похожих на прихожан. Мрачные, решительные лица, темные плащи, под которыми угадывались доспехи, – все указывало на то, что это те самые люди, за которыми я посылал. Ловцы короля, охотники за головой Гая де Шампера.

Так что забава еще не окончилась.

Я поглядел туда, где находился сэр Гай. Гита, похоже, доверяла ему, если судить, как спокойно стояла, опершись о его руку, а он приобнимал ее за плечи. Поглощенный ею, рыцарь не видел, как перемещались в толпе люди короля, обмениваясь быстрыми взглядами и кивками, словно охотники, окружающие дичь. Но теперь я уже не опасался, что в моем храме может произойти кровопролитие – я его жаждал. Жаждал настолько, что не выдержал напряжения.

Уже не владея собой, я выкрикнул срывающимся голосом:

– Хватайте его, хватайте Гая де Шампера!

Дальнейшее произошло в одно мгновение. Стремительным прыжком рыцарь оторвался от Гиты, его арбалет молниеносно взлетел, и первый же оказавшийся перед ним ловец рухнул с пробитой тяжелой стрелой грудью. Другой попытался напасть, но тут Эдгар почти неуловимым движением метнул в него нож. В нефе, где уже собралось множество людей, началась паника, а Эдгар громовым голосом приказал своим людям схватить чужаков.

В руках у одного из ловцов также появился арбалет, но выстрелить он не успел, так как на спину ему прыгнул Пенда и они, сцепившись, покатились по полу. Я закричал было монастырской страже, чтобы окружали преступника, но так и застыл на полуслове, когда он вдруг сам возник передо мной, и мне показалось, что сам свод рухнул на меня, с такой силой он обрушил мне на голову свой окованный арбалет.

Я упал. Крестоносец одним прыжком перемахнул через алтарь, за который я пытался уползти, и его высокие сапоги оказались рядом с моим лицом. Я сжался, ожидая, что он опять начнет колотить меня арбалетом, но он словно и не замечал меня. И тут над головой я услышал хохот этого разбойника.

– Эй вы, королевские ищейки! Зря стараетесь! Вам надо знать, что удача всегда на стороне отважных.

И свист. Каким же презрительным и наглым он мне показался! Такого в своем соборе я и вообразить не мог. На меня, прямо к алтарю, сквозь мечущуюся толпу несся демонический вороной жеребец. В распахнутые створки соборных врат позади него врывались потоки солнечного света, и в этом освещении дьявольский конь с развевающейся гривой казался охваченным пламенем. Но это не было видением – я видел, как шарахается толпа, как подковы коня высекают искры из плит пола.

Вороной остановился вплотную ко мне и загарцевал, гремя копытами. Тогда Гай де Шампер ступил на мою спину, как на подножку для всадников, и одним прыжком оказался в седле. Конь взвился на дыбы, громко заржал, а в следующее мгновение, мелькнув в озаренных солнцем вратах собора, исчез.

Стражники, воины, монахи и прихожане, тесня друг друга, бросились следом. Крики «Лови!», «Назад!», вопли страха и азарта слились в сплошную какофонию.

Увы, прискорбную мессу довелось нам отслужить в Бери-Сент-Эдмундсе в это утро.

Собор опустел быстрее, чем можно было ожидать. Я попытался подняться, и кто-то поддержал меня под локоть. Я оглянулся – брат Дэннис.

– Ступай прочь!

Я вырвал руку и остановился, ощупывая громадную шишку на темени. И сейчас же заметил Эдгара и Гиту. Граф сидел на корточках у цоколя колонны, на какой она опустилась, обнимал, гладя по волосам. Но тут что-то заставило его поглядеть в темноту бокового придела, и я видел, как напряглось и застыло его лицо. Проследив за его взглядом, замерла и Гита, а затем спрятала лицо у него на груди.

Эдгар же неотступно смотрел туда, где пыталась укрыться за колонной его жена.

– Я бы удивился, если бы тут обошлось без тебя, Бэртрада, – промолвил он наконец.

Графиня не сводила глаз с этих двоих, сжимая побелевшими пальцами складки пелерины у горла.

– Но это не может продолжаться целую вечность, – продолжал Эдгар голосом, который подхватывало эхо сводов: – Я развожусь с тобой, и Святой Престол будет на моей стороне!

Потом он обнял Гиту за плечи и они ушли.

Бэртрада осталась стоять, лишь глаза ее неестественно расширились.

Я также двинулся прочь. Надоело мне все. Устал. И ощутимо болела шишка на темени, и необходимо было срочно переодеться. Но идти в уборную было уже незачем. Как ни постыдно об этом говорить, но ниже пояса моя сутана была мокра насквозь.

Глава 14

Бэртрада

Апрель 1135 года

Страшное слово «развод» подкосило меня. Я словно погрузилась в колдовское оцепенение, жила, как водоросль под водой. Это было полное поражение. Мне больше не за что было бороться, нечего отстаивать. От меня отказались. Эдгар отказался.

Целые дни я проводила в одиночестве, все глубже погружаясь в безысходность и отчаяние. Порой я подолгу смотрела на след от ожога на своей ладони. Давным-давно, чтобы оправдаться перед мужем и вернуть его доверие, я поднесла ладонь к пламени свечи. Это случилось, когда погиб Адам. Или я его столкнула – уже не помню.

Именно тогда я поняла, как мне необходим Эдгар, как я его люблю. Но любил ли он меня? Я часто вспоминала наш первый поцелуй в часовне Фалеза, великолепную свадьбу в Норидже, соколиную охоту на пустошах близ Нортгемптона. В те дни я была счастлива и уверена в себе. И эту уверенность мне давало восхищение, которое я читала в глазах Эдгара. Я была любима и желанна. И у меня были силы, я знала, что смогу добиться всего, чего хочу. А хотела я его любви, за нее я боролась, ради нее лгала и совершала преступления.

Но теперь он отрекся от меня, решившись начать процедуру развода. Я его потеряла – а значит, потеряла все…

В Бери-Сент-Эдмундсе царило необычайное оживление. В аббатство прибыла королева Аделиза в сопровождении графа– трубадура Уильяма Суррея. Примчался и верный поклонник бесплодной Аделизы, лорд д’Обиньи. Аббат Ансельм с ног сбивался, стремясь всем угодить. Мы с ним теперь почти не виделись, но впервые мне было не до задушевных бесед со святым отцом.

Вербное воскресенье, затем уборка к Чистому четвергу, Пепельная пятница, всеобщее ликование Пасхального Воскресения… Шум, суета, веселье. Народ толпами валил посмотреть великолепную мистерию[102], которую поставили в соборе Святого Эдмунда.