Пан («Пан безликий, скрытый тьмою…»)
Пан безликий, скрытый тьмою,
Ночью бродит по горам
И звериною тропою
Пробирается к стадам
И от страха холодеет,
Напрягая чуткий слух,
Но проснуться не посмеет
В шалаше своем пастух.
«Она печальными очами…»
Она печальными очами
Глядит с томительных страниц,
Поэта созданная снами,
Царица медленных цариц.
Она моим не внемлет пеням,
Ей не дышать, и не цвести,
И в сад по мраморным ступеням
Стопою легкой не сойти.
«Точно дверь блестит золоченая…»
Точно дверь блестит золоченая,
Догорает заход,
А за дверью ночь упоенная
Притаилась, — ждет, —
В косы тяжкие и усталые
Красный мак вплела;
Брови черные, губы алые,
Вся стройна, бела.
«В тихий час неоскверненный…»
В тихий час неоскверненный,
Я люблю вечерний звон,—
Лаской тени усыпленный,
Над полями, отдаленный,
О себе забывший сон…
Сумрак летний, златотканый…
С угасающей зарей,
Сон безвестный, сон туманный,
Кто-то тихий и желанный
Умирает над землей.
Рыбак («И было все кругом темно…»)
И было все кругом темно.
Был грозен черный вал.
Как птицы пойманной крыло
Мой парус трепетал.
Рыбак молчал, спокоен был,
Так ясно недвижим,
Что я о смерти позабыл:
Я любовался им.
Лес («Он любит ночь, немую тьму…»)
Он любит ночь, немую тьму.
Со светом он в жестокой ссоре.
Он не расскажет никому
Свое задумчивое горе.
И только тайно, по ночам,
Дрожат листы от тайной муки
И ветви тянутся к лучам,
Как умоляющие руки.
ДЕМОН-ХУДОЖНИК
He мефистофель он вертлявый,
Не бес ничтожный и лукавый:
Он злобы тяжкой бронзу влил
В слова скудельные, простые,
И формы хрупкие разбил,
И безобразные, немые,
Явились лики темных сил.
«Прочел я в книге мудреца…»
Прочел я в книге мудреца:
Природу вещий сон тревожит,
Весь мир страдает без конца,
Проснуться хочет и не может.
Я вышел в сад. Меня он звал,
Полдневным зноем упоенный:
В сияньи золотом дремал
Весь этот мир, в себя влюбленный.
«Полуувядшие сады…»
Полуувядшие сады.
Давно умолкшие фонтаны.
На помертвелые пруды
Легли вечерние туманы.
К дверям старинного дворца
Ведут широкие ступени,
Где от высокого крыльца
Ложатся призрачные тени.
Гляжу в унынии немом
В глубь умирающего сада.
Повеет холодом, — кругом
Раздастся шорох листопада —
И как увядшие мечты,
Как отзвук летних песнопений,
В изнеможеньи с высоты
Сухие, желтые листы
Скользнуть на белые ступени…
«В часы бессонницы тяжелой…»
В часы бессонницы тяжелой
Мой мозг усталый и больной
Рисует мне мираж веселый
В сияньи грезы неземной.
Лазурь небес, рабыни, розы,
Ирана пышные ковры,
Фонтана радужные слезы
И беззаботные пиры…
Мечты плывут, проходят мимо,
И дух полуночных теней
Рисует мне неуловимо
Дни светлой юности моей…
Вот степи, степи, — точно море
Вдали раскинулись оне…
О, сколько мощи в их просторе,
В их необъятной ширине!
Хотел бы слиться я душою
С затишьем светлым и немым,
И с этой степью золотою,
И с этим небом голубым…
«Другие сны, другие грезы…»
Другие сны, другие грезы…
Осенний день. В сырой дали
Стоят задумчиво березы,
Роняя горестные слезы
На грудь кормилицы-земли.
Гудит, шумит над лесом буря.
Кругом все пусто, — ни души.
Иду я, голову понуря,
В необитаемой глуши,
Иду я тихо и без цели,
Иду, неведомо куда:
Мне жизнь и счастье надоели,
Мне опротивела борьба…
Как привидения, березы
Стоят в таинственной дали,
Роняя горестные слезы
На грудь страдалицы-земли…