Она ополоснула лицо после маски — спасибо подруге, только ими и спасалась. «Ну что, дорогая, — она посмотрела в зеркало. — Любишь дорогие игрушки, люби и зарабатывать».

И вышла на парковку, счастливая и сияющая.

*Крестовский — район-остров в Санкт-Петербурге.

**Корпораты — праздничные корпоративные мероприятия.

***Пати — от англ. party — вечеринка.

Глава 17

Волейбольный мяч упорно летел только в их сторону, и девушки, томно перебирая ногами, как бы невзначай принимая многообещающие позы, поднимали и прижимали его к груди, как будто это и не грязный мяч вовсе, а что-то очень важное для них.

Она привыкла к тому, что их столики в ресторане постоянно толкали, случайно проливали напитки, и в супермаркете кроме братьев просто некого было спросить о чем-либо. Эти двойняшки как магниты притягивали женщин. Она не ревновала, лишь наблюдала за всем этим, как смотрела кино.

Ей вообще было непонятно, что Хасан в ней нашел. Нет, это понятно, что не заметить ее было невозможно. Но, такие,  как он, как правило, выбирают скромных и послушных. Он был такой весь правильный и рассудительный не по годам, что у нее порой зубы сводило от его идеальности.

— Пойдешь купаться?

— Нет, не хочу, почитаю книжку, — купаться как-раз-таки хотелось. Но утром ей не удалось переспорить братьев, и она пообещала не раздеваться на пляже. «В конце концов, не девочка уже, кожу сберегу». А в длинной тунике лезть в воду не хотелось…

— Что читаешь? Посмотришь за ключами? — связка с брелком «Мерседес» упала на плед.

Она оторвалась от книги. Ну, конечно, она единственная на этом пляже, к кому можно было обратиться этой парочке пижонов, и, естественно, брелок определенно должен был произвести магическое действие. — Машина дорогая... можем поехать в другое место искупаться. — Один подмигнул. — Если хочешь…

Она уткнулась в книгу, не имея ни малейшего желания отвечать, и даже послать их ей было лень.

Почти ежедневные мероприятия не оставили ей ни малейшего шанса улететь из города в такую жару. А сидеть дома тоже невыносимо. Хасан с Хусейном отказались с ней ехать на пляжи какого-нибудь модного ресторана с шезлонгами и барами, и большинством проголосовали за Разлив*. Ни шезлонгов, ни баров, ни даже элементарных урн. Она злилась на себя за то, что согласилась: «Идиотка, надо было одной ехать. Не хотят — и не надо».

— Вы с ума сошли! — она подскочила. Братья принесли воды в бутылке и теперь поливали ее, дурачась, как дети. — Хватит, вы мне книжку забрызгали! — «Ни покупаться, ни почитать…»

— Это чьи ключи? — Хасан вопросительно посмотрел на нее и поднял «мерседесовский» брелок.

— Хорошо поплавали? — ей было лень объяснять братьям, к тому же интересно, что будет дальше.

— Не ругайте ее, они сами к ней пристали, — сердобольная бабушка, нянчившая внука в тенечке, решила ей «помочь». Что уж там творилось в ее голове, осталось непонятно.

— Кто к тебе пристал? — Хасан злился, когда она не отвечала. — Отвечай, я тебя спрашиваю.

— Уффф…. Ну и жара... Может, за мороженым сходим? — Хусейн явно пытался купировать ситуацию.

Было заметно, что народ вокруг ждет спектакля. Она так и молчала, глядя на происходящее через темные очки. Наглые и самоуверенные хозяева ключей не спешили к ним, увидев возле нее двоих братьев, выжидали чуть на расстоянии. Бабушка вся превратилась в слух, и, когда братья ушли, прихватив связку ключей, дала волю любопытству: — Они что же, братья?

Она кивнула, заметив, что вокруг стало тише: всем было интересно, и даже волейболистки подвинулись ближе.

— Спортсмены, наверное? — Бабуля была определенно провидицей, узреть в накачанных двойняшках братьев-спортсменов не каждому под силу. — И какой же твой?

Она мысленно зааплодировала стоя: бабуля была решительна, до этого она только слышала сплетни об их странной троице, но вот так в лоб спросить никто и не решился. Пляж замер, она даже слышала плеск воды.

— Оба… — она уткнулась в книгу, пытаясь не расхохотаться в голос. Она любила эпатировать окружающих, пусть теперь чешут языками.

Ей приписывали почти всех ее заказчиков, а также артистов и режиссеров, владельцев и арт-директоров ночных клубов и даже ее собственного брата. И даже услышав однажды от кого-то, что она лесбиянка, лишь расхохоталась и бросила: «Почему бы и нет?» Судя по слухам, ее личная жизнь била бурным ключом.  Она никогда не опровергала этих сплетен — зачем? «На чужой роток не накинешь платок» — так обычно говорила ее бабушка. Здесь все говорили обо всех, причем абсолютно беззлобно и без какого-то особого интереса. Просто так люди заполняли свое время между цезарем** и мохито. Теперь, когда она почти везде появлялась с двумя братьями, так же беззлобно людская молва приписала ей обоих.

*Разлив – пляж в пригороде Санкт-Петербурга

**Цезарь - салат

Глава 18

Друзья ее поначалу пытались вразумить: «…ты с ума сошла? Да ты себе можешь любого мужика зацепить, посмотри на себя!» Она прекрасно понимала негодование друзей и действительно могла себе позволить большее, по их меркам. Респектабельные и состоявшиеся всех мастей предлагали ей неоднократно «вечную любовь», все мыслимые материальные блага и покровительство. Она с искренней благодарностью отказывалась и обещания в «вечной любви» со смехом переводила в дружбу, и последние, кстати, потом неоднократно благодарили ее за эту самую дружбу.

— Я еще понимаю, если бы ты себе кого приличного после меня нашла. Но молодого дага* — надеюсь, он не в ларьке торгует... Ты все ниже и ниже падаешь...

Ее бывший был в числе негодовавших. Сам того не понимая, оказавшись, пусть косвенно, но причиной. Того,  что везде появляться с каким-то дагестанцем, ей было не стыдно. Однажды она получила урок на всю жизнь, и поменяла свое мнение, сложенное после обывательских разговоров и страшилок про выходцев с этой горной маленькой республики…

— Ну что, красавица, давай говорить, раз пришла. — Дверь захлопнулась.

Их было человек десять, черноволосые, угрюмо смотрят на нее из-под бровей. «Даги, наверное, или чечены, черт их разберет». Ей казалось, что ее тело стало деревянным, она даже не могла разжать кулаки. Главное, не показывать им, что она боится. Надо выровнять ситуацию, дернется — растерзают. Ей казалось, что они слышат грохот, так стучало ее сердце. Она вежливо улыбалась, при этом внутри уже началась паника. Она понимала, что случись что, ей здесь никто не поможет.