– Ну почему они все такие одинаковые, а, Лен?

– Ты о чем, Жаннусь?

– Да о том, что у мужиков мозги устроены, как рельсы. В ванной надо мыться, в кабинете работать, в спальне спать. Смотри – вот, вроде и хорошо, удобно, но так… как будто медицинский кабинет перед тобой, а не дом родной. Полотенца по ниточке висят. Ни журнальчика какого-нибудь, ни плеера, чтобы музыку в ванне слушать. Парфюмерия – самый минимум…

– А зачем больше? – Лена пожала плечами. – Лешка-то с трудом запахи переносит, говорит, что мои духи его вообще с ног сбивают. Хотя я и пользуюсь так, самую капельку…

Жанна покосилась на девушку, но ничего не сказала. Да и капельки у всех разные, что да, то да.

– Ну ладно, я поняла. Веди меня в кабинет.

– А спальня?

– Да я уже все поняла.

– Ну как знаешь, подружка.

Кабинет был именно кабинетом – рабочий стол, мощный компьютер рядом. Почему-то тяжеленный письменный прибор из бронзы – взлетающий дракон расправил крылья. Музыкальный центр за дымчатыми стеклами. Коллекция дисков в стойках по обе стороны, почти до потолка.

Жанна, наклонив голову, стала читать названия. И заметно заскучала.

– Да, подружка, непросто будет мне твоего братика-то в руки взять… Ну ничего, чем труднее задача, тем интереснее ее решать.

Рядом с музыкальным центром высились два книжных шкафа, тоже закрытые полупрозрачными стеклами. Жанна аккуратно раскрыла одну секцию. И задумалась еще сильнее. Она была уверена, что упрется взглядом в ряды сборников законов и разъяснений к ним. Но перед ней оказалась сплошная классика. Причем, судя по корешкам, книги читались часто, неоднократно перечитывались, а из некоторых даже выглядывали разноцветные закладки.

– Теперь все ясно…

На краю письменного стола девушка увидела ридер – последнюю модель, цветной, «электронные чернила». Осторожно включила, прошлась взглядом по строкам – «полкам». И опечалилась совсем уж сильно.

«Это монстр какой-то, а не молодой мужик! А где пиво и футбол! А журнал «Плейбой» или хотя бы «Ом»? Честное слово, мой папенька, уж на что сухарь сухарем, а все равно куда интересней и веселее, чем Лелькин братишка… Что ж делать-то?»

– Да-а, Ленусик…

– Что, Жаннусь?

– Братец-то у тебя…

– Что? Не нравится?

– Фиг его знает, нравится или нет. Но нерядовой – это точно.

– Да какая тебе разница, рядовой он или нет! Главное, что достаться-то ему могут… ну просто охрененные бабки. А, значит, и тебе, если у тебя мозгов хватит.

– Скажи мне, Лен, а тебе-то что с того, какие бабки мне могут достаться?

– Тю, Жанка, я же говорила – как только Лешка женится, то родаки сразу мне разрешат замуж выйти. У моего Валерочки всего своего хватает, но до этого добраться надо! Жене можно, особенно если брачный контракт правильный будет. А вот невесте или любовнице… сама знаешь, конфетки, букетики, ну колечко-побрякушка-дешевка…

«Да-а, девочка. А твой Валерочка-то умный… Да и мой Митечка такой же, хотя и победнее. К рукам прибрать можно, но столько сил при этом потратишь, что никакой радости не почувствуешь, всего достигши…»

– А-а-а, вот в чем дело. Ну лады, детка. Я обещала, что буду думать – и свое обещание сдержу. Пошли к тебе!

Глава двадцать третья

Август 2010

Алексей выходные не любил. Нет, точнее будет сказать, что он не понимал любви многих к субботам и воскресеньям. Наверное, потому, что дни эти для него уже много лет не отличались от вторника или, к примеру, четверга. Его отношение чуть изменилось за последний год, когда он мог болтать с Red почти целый день. Он привык, что можно обмениваться язвительными репликами, вспоминая вчерашнее «громкое» событие, значение которого раздували безграмотные журналисты и неумные рекламщики. Делиться впечатлениями о событиях, проходящих куда более спокойно, – премьерах новых фильмов, или просто вспоминать хорошие книги, которые, наконец, удалось перечитать.

Удивительно, но вкусы девушки из небольшого городка во многом совпадали с его вкусами. Хотя, поразмыслив, Алексей перестал удивляться – Ирине-то вкус и к литературе, и к музыке прививала бабушка, женщина во всех смыслах нерядовая. Судя, опять же, по Ириным рассказам.

Алексей вспомнил свою бабушку, мать отца. Та тоже была дамой нерядовой – как и Ирина бабуля, всю жизнь преподавала, правда, вокал в консерватории, а не иностранные языки в университете. Всегда подтянутая, сдержанная, суховатая, она отчего-то была равнодушна к внучке, а вот Алексея любила – таскала к друзьям на всевозможные вечера и праздники, на концерты. С удовольствием слушала скандальный рок и даже объясняла ершистому шестнадцатилетнему внуку, что в композициях АС/ДС по-настоящему хорошо. Откровенно любила слушать Фредди Меркьюри, хвалила его как «выдающегося композитора и мелодиста».

Одним словом, бабушка была точно нерядовая. И хоть ее уже много лет не было на свете, но для Алексея она оставалась живой – в его воспоминаниях, в заметках на полях обширной классической библиотеки, которая теперь стояла у него в кабинете. Тем большим было его удивление, когда из уст Ирины-Red, вернее, в ее сообщении он прочел бабушкины слова о выдающемся композиторе и мелодисте родом из Занзибара, творце и классике британской музыкальной школы.

Это было первое или второе воскресенье их знакомства.

– Ты так рано за машиной? – спросил тогда Алексей.

– Конечно, – ему показалось, что его собеседница недоуменно пожала плечами, – как же иначе? С утра-то голова свежая, можно сделать много и быстро.

Тогда, почти год назад, они проговорили весь день. И о музыке немного, и о писателях, и о том, что для августа погода стоит совсем непривычная, как в далеком Питере, дождливо и холодно. Время пролетело незаметно, и только когда стемнело, Алексей сообразил, что выходной почти закончился. Но ощущение праздника в душе, праздника понимания, осталось.

С тех пор прошло много суббот и воскресений в такой… легкой болтовне ни о чем – зеленый овальчик в углу экрана теперь был для Алексея знаком того, что совсем рядом, стóит только руку протянуть, есть человек, удивительно его понимающий и во многом сочувствующий. В том смысле, что чувствующий то же самое и точно так же, как он сам. И это было просто чудесно!

За год привычка стала почти наваждением. Воскресенье, когда Ирины не было в Сети, становилось для Алексея днем пропащим. Настроение у него портилось, тучи, даже в самый солнечный день, на душу наползали такие, что торнадо и пыльная буря казались бы рядом с этим просто грибным дождиком. Но стоило вечером мелькнуть оранжевой цифре в логотипе скайпа, как жизнь сразу налаживалась.

– Привет, – говорила его виртуальная подруга. – Я была у друзей на даче. Только вернулась. Как хорошо, что ты меня дождался! Мы столько яблок собрали!

И вот сегодня наступили выходные, когда Ирину в Сети можно и не ждать. Может быть, под вечер она и мелькнет ненадолго. Хотя надеяться на это не стóит – тысячи километров, конечно, пустяк для всемирной паутины, но вовсе не пустяк для человека, какой бы транспорт он ни избрал.

– Удачной тебе дороги, девочка! Появись, прошу тебя!

Впереди лежал длинный день, первый из тех, которые ему предстояло провести без Ирининых язвительных фраз или историй, первый в цепочке дней до Ирининого возвращения. Алексей вяло прикидывал, собирается он куда-то выходить или сможет до вечера проваляться с новым романом Бушкова. Желание запереться в четырех стенах и не выходить было таким сильным, что он начал прикидывать, куда дел ключ от кабинета. Должно быть, он бы его и нашел вскоре, но тут зазвонил мобильный.

Алексей ко всей попсе, поющей и звенящей из крохотных коробочек, питал стойкое отвращение. И потому, немного подумав, признал звон колоколов Спасской башни вполне достойной альтернативой и классическим, и современным мелодиям, неузнаваемо искаженным в недрах сотовых телефонов.

На определителе был незнакомый номер. Алексей пожал плечами.