— Сколько?

— Вот, — ответил я, протянув ему точно такой же мешочек монет, какой давал паромщику некоторое время назад. Взяв через решетку мешочек с монетами, стражник проверил подлинность монет, после чего поднял на меня взгляд.

— Спрашивай, — сказал он.

— Этот человек, Джек, он у Вас?

— Да, его привели сегодня с утра.

— За что его арестовали?

— Я точно не знаю. Протокол составится только на суде, а суд этого моряка будет лишь завтра.

— Неужели тебе совсем ничего не известно?

— Я знаю лишь то, что он разрыл могилу дочки одного богатого господина, мистера Чарльза Рэмона, кажется.

— И это все? — спросил я, испытывая по-прежнему внутреннее беспокойство.

— Сказал же, не знаю! Приходи завтра к этому же часу.

После этих слов стражник отпрянул от окошка, затворив его на крепкую щеколду. Да, думал я, как скверно принимать решения, будучи не в здравом уме. На дворе уже была глубокая ночь. Северный ветер пронизывал насквозь и сметал все, что попадалось на его пути, и я также не был исключением. Вокруг лишь голые камни, тьма и стены городской тюрьмы. До рассвета было еще очень далеко, а между тем раскинувшееся тело темной реки отделяло меня от моего дома. Не найдясь, что делать, я решил прогуляться вдоль побережья хладных вод. Река сегодня была практически бесшумна, и лишь изредка небольшая волна, набегавшая на берег, разбивалась о камни, разлетаясь на множество мелких капель. Под ногами мирно покоились камни: маленькие, средние, немного скользкие от воды. Запечатлевшие и хранившие в себе множество сцен и эпизодов жизни людей, попавших в это место; кто случайно, кто за свои прегрешения, кто за ошибки, но в любом случае, всегда платившие свою цену за покупку билета на выход из сего земного ада. Немного утомившись от столь продолжительного бдения, я расстелил плащ на единственное найденном мною сухом месте и, свернувшись калачиком, погрузился в крепкий, глубокий сон.

Проснулся я от совершенно неприятных ощущений на моем лице. Открыв глаза, я понял, что источник этих самых ощущений — грубая женская рука, хлеставшая меня по щекам. Сфокусировав взгляд на ее хозяйке, я увидел старуху, очень неприятную на вид, в старом заляпанном платье, поверх которого был надет не менее ужасный фартук и какая-то заплатанная со всех сторон фуфайка.

— Вот ведь пьян! — ругалась на меня старуха, — напьются ведь, а потом валяются тут, народ стращают!

— Да ты что, старая! — остановил я старуху, схватив ее за руку, — в своем уме?!

— А проспался уже?

— Какая я тебе пьянь! Безумная!

— А ну ступай отсюда, не видишь что ли, сети здесь раскинуты, ступай давай!

Поднявшись с земли и решив, что не стоит опускаться до уровня черни, вдаваясь в склоки с сумасшедшей старухой, я поднял с земли свой плащ и направился в сторону парома под все еще звучащий, но к моему счастью, уже удаляющийся голос старой карги. Дойдя до переправы, я увидел вчерашнего паромщика и, поприветствовав, залез в его лодку.

— Ну что, — спросил меня паромщик, — нашел Джека?

— Да, теперь я точно знаю, что он здесь.

— Ну, так ты уже придумал, как ты его вытащишь? — спросил он меня, хитро ухмыльнувшись.

— Почти. Кстати, сегодня ночью мне опять понадобится твоя помощь.

— Ну знаешь, на ночные переправы можешь больше не рассчитывать.

— Ну ладно, — сказал я, — а мне казалось, тебе нужны деньги.

— Я готов одолжить тебе свою лодку, заплати и плыви сам.

— Договорились!

Через некоторое время мы приплыли к берегу, с которого я отправлялся в путь еще вчера. Отдав паромщику несколько монет за переправу, я направился в центр города. Сегодня в мои планы входило посетить ту самую Маргарет Стоун, с которой я некогда познакомился на кладбище. Насколько мне помнилось, мисс Стоун была близкой подругой Эрин Рэмон, к тому же, со слов Ален, Маргарет пользовалась плохой репутацией в светском обществе в связи со своей эксцентричностью и пристрастию к авантюрам. Как упоминала Ален, мисс Стоун жила на улице Уолт Стрит, находившейся не так далеко от самого сердца Лондона. Поэтому именно туда и лежал ныне мой путь.

Вспомнив по дороге, что еще со вчерашнего вечера во рту у меня не было и крошки хлеба, я заглянул в местную пекарню, владелицами которой была семейная чета Мэрилов, и, купив свежую, еще пропитанную жаром печи булку, принялся за свой завтрак.

Дойдя до улицы пересекавшейся с Уолт Стрит, я свернул за угол и, пройдя еще некоторое количество домов, очутился перед жилищем мисс Стоун. С виду дом не представлял ничего особенного, я бы даже сказал, вообще ничего. Это был не очень большой дом в два этажа, стены, бывшие когда-то белыми, несколько потемнели и поиздержались от времени. На верхних окнах виднелись аккуратные ставни и тяжелые шторы, способные скрывать, при желании, жизнь молодой женщины от посторонних глаз. Небольшой сад, примыкающий к дому, был в совершенно запущенном состоянии, что сразу указывало на редкое пользование этой частью жилища.

Подойдя к входной двери, я постучал. Через некоторое время внутри дома послышались шаги. Еще через некоторое время дверь отворилась. Передо мной стояла негритянка, видимо, служанка мисс Стоун, темнокожая женщина средних лет, возможно, около 30. Немного полновата и, если можно так выразиться, водяниста. На ней было надето светлое платье, рукава которого были закатаны немного повыше локтя. Небольшой фартук, отдававший лимонным оттенком и белый платок на голове, замотанный каким-то странным образом, не понятным для моего простого ума.

Она внимательно посмотрела на меня своими карими глазами, выдающими ее внутреннее спокойствие и невозмутимость, после чего спросила:

— Кто Вам нужен?

— Я пришел к мисс Маргарет Стоун, она здесь живет?

— Да, вы не ошиблись, мисс Стоун живет здесь. Прошу, проходите, — после чего она любезно посторонилась, уступив мне дорогу в дом. Войдя внутрь дома, я еще раз убедился, как же обманчив бывает внешний вид. Внутри дом выглядел совсем иначе. Просторный светлый холл, белые колонны, украшенные венецианской штукатуркой. Огромная люстра под потолком, сделанная, должно быть, из хрусталя. Толстый ковер, привезенный, по всей видимости, откуда-то с востока, покоился на безупречно гладком мраморном полу. Да, должен признаться, что подобная роскошь и расточительность хозяйки несколько поразили меня.

Негритянка закрыла за мной дверь и пригласила пройти в гостиную комнату. Войдя, я был поражен ничуть не меньше. Обстановка была очень приятной, я бы даже сказал, упоительной, хотя немного и неподобающей для молодой приличной женщины, живущей одной. В гостиной были большие окна, украшенные занавесями из габардина, настолько плотного, что проходившие мимо дома зеваки едва ли могли увидеть происходящее внутри дома. Габардин этот был соткан в лучшем английском стиле, так что мог порадовать глаз даже самых притязательных гостей этого дома. Невдалеке от окна располагалось черное пианино, которое служило непременным атрибутом любого «приличного» дома. Кстати говоря, оно было совсем не запыленное, из чего можно было сделать предположение о частом использовании оного, хотя это, конечно, и не показатель. Немного дальше стоял мягкий гарнитур, вот это было действительно зрелище. Огромный диван, обшитый пурпурным бархатом, соблазнявший своей мягкостью и воздушностью, и подобные ему кресла. Картину завершала сама хозяйка дома, раскинувшаяся на диване во фривольной позе. В пальцах женщины красовался черный блестящий мундштук, которым она периодически затягивалась, выпуская затем из своих пухлых губ белые клубы сигаретного дыма. Вот теперь я действительно увидел истинное лицо мисс Маргарет Стоун. Увидел все те прелести и красоту, сокрытые от меня при первой нашей встрече черной накидкой, в которую было облачено ее тело. Итак, мисс Стоун: черные как смоль волосы, собранные в высокую прическу, открывающую ее длинную, тонкую шею с мраморно-белой кожей. Пышный бюст, соблазнительно утянутый корсетом, который вот-вот грозил лопнуть от своего натяжения. Пышная юбка, переливающаяся игрой шелка или, скорей всего, тафты. И, наконец, небольшая туфелька, край которой хитро выглядывал из-под подола. Лицо мисс Стоун выражало лукавство и заинтересованность одновременно. Набравшись духу, я начал так: