— Месье Дебре умер? Это точно? — спросила Леа Альбера.

— По словам моих товарищей, — да. В любом случае он потерял столько крови, что ему не выжить. Но нашим товарищам сейчас надо соблюдать особую осторожность — несколько дней им вообще не стоит появляться дома… Отец Террибль[4], можно вас на несколько слов?

Они вышли.

— Счастье, что Террибль вас узнал, — сказала Симона.

— А кто он, Террибль? — спросила Леа.

— Столяр, потрясающий тип. Это он доставил передатчик в дом Дебре.

— Вы тоже участвуете в Сопротивлении?

Симона рассмеялась.

— Это слишком сильно сказано. Мы с несколькими местными женщинами передаем информацию, иногда оружие, прячем английских пилотов и еврейских детей. Готовим еду для тех, кто среди ночи возвращается после приема парашютистов.

— Вы не боитесь?

— Нет, я не думаю об этом; и потом, с такими мужчинами, как Альбер Ригуле и Террибль, можно чувствовать себя в безопасности.

— Даже после того, что здесь произошло?

— Это судьба. Все, кто прячет у себя передатчики, знают, чем они рискуют, а Дебре знали это лучше кого бы то ни было. Меня удивляет только то, что такие верующие люди, как они, могли решиться на самоубийство.

— У них не было выбора, — входя в комнату, сказал Жак Террибль. — Месье Дебре не заговорил бы под пытками, я в этом уверен, но он не вынес бы страданий жены. Если Бог есть, не сомневаюсь, что он его простит. Послушай, Симона, ты могла бы и предложить нам выпить!..

— Правда, из-за этого несчастья я забыла о всяких приличиях.

Она достала из шкафа початую бутылку вина и четыре стакана.

— Достаточно и трех: Ригуле должен вернуться в жандармерию.

Симона разлила вино, они чокнулись и молча выпили. Террибль поставил свой стакан и прищелкнул языком.

— Это тоже с вашего виноградника в Пье-де-Бу?

— Да, это отличное вино.

— Мадемуазель, теперь, когда вы знаете, кто мы, может быть, вы расскажете, что собирались делать у Дебре и были ли они предупреждены о вашем визите? — обратился Жак к Леа.

— Нет, они были не в курсе. Я хотела узнать, нет ли у них новостей от одного друга, и не могли бы они передать ему весточку.

— Как зовут друга?

Леа колебалась. Какое назвать имя?

— Лоран д’Аржила.

— Я его знаю.

— Вы знаете, где он?

— Да.

— Проводите меня к нему.

— Это невозможно, но я могу передать ему что-нибудь.

— Передайте, что его жене лучше, но она еще очень слаба; что за домом следят и чтобы он дал о себе знать.

— Я все передам. Вы сказали, что за вашим домом следят. А вы уверены, что за вами никто не шел?

— Абсолютно уверена. Но я должна вернуться, мне нельзя долго задерживаться.

— Не могли бы вы в свою очередь передать кое-что?

— Что именно?

— В Сен-Пьер-д’Орийяк недалеко от церкви вы найдете кафе с красивой беседкой из виноградных лоз. Спросите Лафуркада — вам объяснят, где его найти. Когда встретитесь с ним, скажите, что «у собаки из Остена все хорошо».

— «У собаки из Остена все хорошо?..»

— Он поймет, что это значит. Чтобы предупредил товарищей из Бари.

— «У собаки из Остена все хорошо». Я поняла.

— Спасибо, мадемуазель, вы нам очень поможете. Если мне необходимо будет что-нибудь для вас передать, у вас есть условное имя?

— Экзюперанс.

— Как у святой Верделе. Первый раз я услышал это имя из уст вашего дяди.

— Дяди Адриана? Как он?

— Прекрасно. Поднимает боевой дух молодежи. Часто сопровождает тех, кто стремится перебраться в Испанию.

— Вы не знаете, мой кузен Люсьен случайно не с ним?

— Лулу? Подрывник? Конечно.

— Прошу вас, передайте дяде, что мне нужно его увидеть. Это очень важно.

— Я скажу ему. А сейчас уходите. Симона проводит вас до выезда из города. Будьте осторожны. Если что-то пойдет не так, пришлите мне в столярную мастерскую открытку с сообщением, что «плохо закрываются двери», — мы поможем. Прощайте.

Когда Леа вошла в кухню Альбера в Сен-Макере, колокол пробил час пополудни. Мясник, его жена Мирей, его рабочий и Лаура сидели за столом, над которым поднимался аппетитный пар от только что зажаренной бараньей ноги.

— Ну, я вижу, вы без меня не скучали! — воскликнула Леа.

— Мы ждем тебя, — сказала Лаура, указывая на свободное место и тарелку на столе.

— А те типы не заметили моего отсутствия?

— Мы с Мирей выходили за хлебом; проходя мимо них, я громко поблагодарила ее за приглашение к обеду. Они следили за нами издалека. Сейчас они наблюдают по очереди. Ты встретилась со своими друзьями?

Леа, которая до последнего момента мужественно сдерживала слезы, горько разрыдалась. Мирей встала и прижала ее к своей груди, но эта материнская ласка только вызвала у Леа новый поток слез. Взволнованный мясник растерянно суетился вокруг двух женщин.

— Боже мой! Что происходит? Что с тобой случилось, малышка?

— Ничего… но… сегодня утром… они приехали арестовать моих друзей… И теперь… теперь их нет… они мертвы…

— Как мертвы? Боже мой…

Немного успокоившись, но все еще продолжая всхлипывать, Леа рассказала им о происшедшем. Когда она закончила, в комнате надолго воцарилась гнетущая тишина. Наконец Альбер Робер громко высморкался; его обычно румяное лицо побледнело, а его огромный кулак обрушился на стол так, что зазвенели тарелки и стаканы.

— Настанет время, и эти сукины дети заплатят за все! Мадемуазель Леа, умоляю вас, не вмешивайтесь в это. Ваши друзья — это совсем другое, у них убили сына, им нечего было терять. Но вы, мадемуазель Лаура и мадам Камилла еще так молоды! Вам надо беречь себя. Это такие старые дураки, как я, которые не смогли остановить их в 40-м, должны попытаться сделать что-нибудь.

— Патрон, но мы тоже должны сказать свое слово! А Жанно? Он же ушел в партизаны! — вмешался рабочий.

— Правильно, но вы же мужчины.

— Старая песня! — воскликнула Мирей. — Ты думаешь, что если женщина не ходит с ружьем, то она рискует меньше, чем вы? Слушай, мне это надоело!

— Ты напрасно волнуешься, я совсем не это хотел сказать.

— Однако ты сказал то, что сказал: что женщина хуже мужчины, что ее дело подтирать носы детишкам, работать в лавке, готовить, мыть полы и время от времени ласкать муженька! Ты, верно, забыл, что когда надо прятать ваше оружие и ваших англичан, ты и твои дружки обращаются именно к женщинам!

Благодаря этой семейной ссоре Леа поняла, что Альбер Робер помогает Сопротивлению. Это так обрадовало девушку, что она снова почувствовала, как ей хочется есть.

— Вы оба — просто чудо, но будет жаль, если мясо остынет, — весело заметила она.

— Отлично сказано! — произнес мясник. — Нам не вернуть жизнь этим несчастным, даже если мы умрем от голода. Но клянусь, они будут отомщены!..

Спустя три дня Леа получила письмо от Франсуа Тавернье. Было заметно, что в полиции конверт распечатывали, а потом снова заклеили… Закрывшись в кабинете, она смаковала каждое слово, написанное размашистым наклонным почерком Франсуа.

«Моя очаровательная Леа, вы не можете упрекнуть меня за то, что я совсем о вас не думаю, поскольку я даже решился потратить несколько своих драгоценных минут, чтобы написать вам. Прежде всего, хочу сообщить, что восхищаюсь вашим мастерством. Вчера вечером в доме Отто Абетца мне выпало счастье отпробовать вашего вина из Монтийяка. Это маленькое чудо простоты и искренности, обладающее истинным характером и коварной кротостью! Спешу выразить вам свою благодарность за это вино, так похожее на вас. Вы славно потрудились. Если так пойдет и дальше, то вы превратитесь в деловую женщину, раздавленную грузом работы и ответственности, пригвожденную «ad vitam aetemam»[5] к вашим виноградникам. Я бы не сказал, что меня отпугивает подобный образ. После того, как я удостоился чести вкусить вас на расстоянии, я не упущу возможности отведать вас на месте. Будьте осторожны и осмотрительны. Боюсь, что не смог передать всю ту ласку и нежность, с которыми отношусь к вам.