— Послушай, братец, — сказал Йожка папиным голосом, — твое дело — сани и Габа. Во-вторых, напоминаю тебе о вежливости. Тебе это, конечно, нелегко. Ты достаточно одичал. Но Яна — самая прекрасная девушка в мире, и для тебя не составит труда быть с ней вежливым и внимательным.

Вы только поглядите! Он меня учит! Значит, я одичал! А он нет! А по-моему, это он сумасшедший. Ха-ха-ха!

Добро! Сани так сани. Колокольчики есть. А если жениху понравится, привяжем и ленточки.

Не знаю, как будет с Боем. Сегодня и так отец разозлился из-за этого проклятого охотничьего рога и из-за нас с Воком. Когда он разозлится, то даже не выслушает еще, чего мы хотим, как сразу же запретит. Особенно мне, Йожке не так.

Хотя до завтра все может сто раз перемениться.

Я воспитывал свою волю целый день, и когда автобус подъезжал, я, сделав каменное лицо, как у индейца, уже был готов ко всяким неожиданностям. Меня ничто не выведет из себя, решил я, ни объятия, ни поцелуи, как в глупом фильме, когда мы все свистим. Это дело Йожки, я просто у него погонщик собак, и только!

Лыжники медленно выходили. Автобус уже почти опустел, а Йожо все стоял, застыв на месте как пень. Тут из автобуса наконец выскочила девушка. Она засмеялась, сверкая белыми зубами со щербинкой посредине, и, чтобы вывести из оцепенения Йожо, набрала в руки мокрого снега и залепила ему прямо в обалделую физиономию.

Я на миг сбросил свою каменную маску индейца. Но только на миг.

— Привет, Янка! — опомнился наконец Йожка. — А я уж думал, ты не приедешь. Куда ты запропала?.. Ну, добро пожаловать!

Они стояли друг против друга как дураки, а я потащил в сани черную кожаную сумку и три пары лыж. Они протянули друг другу руки, а потом стояли, словно не знали, что надо делать, и мне приходилось вкалывать за всех.

— Дюро! — крикнул вдруг Йожка, словно только что открыл Америку. — Ты не знаешь, что надо познакомиться? Янинка, это мой брат.

Так бы и врезал ему! Сам не знает, с чего начать, и от смущенья топит меня. Но я ему здорово отплатил.

— Погонщик собак Трангош Юрай, — встал я по стойке смирно.

И когда Яна протянула мне руку, я со смиренным видом ее поцеловал. Как в цирке. Глупо, конечно, но смешно. Они рассмеялись, а я вернулся на свое место — к собакам. Яна оказалась рядом со мной. С минуту разглядывала мою упряжку, а потом протянула руку:

— Привет, Страж!

И это был действительно Страж. Он удивленно подал ей лапу. Бой, как обезьяна, тоже. Наверное, Вок столько нарассказывал ей про наших собак, что она узнала Стража по черным ободкам вокруг глаз.

В гору мы поднимались пешком. Мокрый снег чавкал у нас под ногами.

— Если нельзя на лыжах, можно на лодке, — сказала Яна (настоящая ящерица: вильнет хвостиком — и не ухватишь).

— Уж не думаешь ли ты, что мы будем ходить на лыжах здесь, — возразил Вок. — Там выше снег хороший. Посмотрим, Янка, что ты умеешь!

Ага, и мне интересно.

Я шагал впереди упряжки, за мной заливались-звенели сани, а следом тащились наши голубки. Воображают, будто я не вижу, как они каждую минуту хватаются за руки. Хо-хо! Да у меня, кроме обычного зрения, есть еще и второе, и я вижу все, особенно что творится у меня за спиной. Думают, я клюну на их фокусы. Вок повалил Яну в снег и всю извалял.

— Вот как у нас встречают гостей! — кричал он.

Глупости! В жизни мы никого так не встречали.

Яна вскочила и, не переставая смеяться, стала вытирать лицо, а Йожо собственноручно стряхивал с ее волос снег. Волосы у Яны светлые и длинные, как у дикарки. Только она красивая, не такая, как в учебнике по истории. Шапки на ней нету, и светлые длинные волосы падают свободно. У нас девушки так не причесываются, но нельзя сказать, что это ей не идет. Глаз, правда, почти не видно. Йожка, наверное, видит, а я нет. Яна ни минутки не постоит спокойно.

Некоторое время позади стояла подозрительная тишина, а потом Йожо крикнул:

— Эй, Дюро! Погоди! Остановись!

— Нет-нет, — отказывалась Яна, но таким фальшивым голосом, что никто бы ей не поверил.

— Сумку понесу я, — начал командовать Йожка, — а в сани посадим Яну. Она в таких санях еще ни разу не ездила.

— А им не будет тяжело? — беспокоилась Яна, а сама усаживалась в сани.

— Подожди, — сказал я, перекладывая лыжи, чтобы Яне было удобнее.

— Нет, им меня не дотянуть, — твердила она, уже сидя в санях.

— Дотянут, — махнул я рукой. Но собакам, которые с любопытством озирались назад, я про себя сказал: «Скоро будете без работы», потому что сани стонали и скрипели, как будто в них уселось по крайней мере четыре Габы.

Подъем был не такой крутой, и сани медленно сдвинулись с места, но полозья зарылись в снег, и собаки топтались на месте. Все восемь лап расшвыривали по сторонам комья мокрого снега, и было похоже, что это снаряды ракетной артиллерии. Снежные комья летели прямо в Яну, а она покатывалась со смеху. Вок подтолкнул ее в спину, сани сдвинулись, и мы с криком стали подгонять упряжку, чтобы она, чего доброго, снова не застряла.

Да только наши сани тем и хороши, что если уж разбегутся, их не остановишь. Бой прямо бесился от радости. После долгого сидения он мог наконец побегать на свободе. Он заливался радостным лаем и увлекал за собой Стража. Сани летели стрелой, Яна визжала, а мы мчались вслед за санями.

Когда мы добежали до поворота, саней и след простыл.

Вок нахмурился, а я чуть не лопнул от смеха, представив, как удивятся наши, когда под окном зазвонят сани и Бой со Стражем громким лаем возвестят о прибытии ее величества принцессы Яны из Ружомберока, но без свиты и провожатого.

Я догнал Вока, подхватил с другой стороны Янину сумку, и мы торопливо зашагали к дому.

Потом мы бежали так, что у меня закололо в боку.

— Попадет твоя Яна прямо к Габке в лапки! — не выдержал я.

Дома все было не так, как я представлял себе. Яна, в одних носках, сидела напротив отца с мамой. Она была очень взволнована, и тут я увидел, что глаза у нее большие и синие, — наверное, поэтому я с трудом узнал ее. Мама потчевала Яну бутербродами, но Яна держала в руке маленький рогалик и по крошке отщипывала от него. Мне показалось, что откуси она чуть больше, то непременно подавится, и я заволновался, как бы она не сделала этого, ведь мама ее так настойчиво угощала.

Отец сидел как на иголках и все время повторял: «Конечно!» и «Как поживают ваши родители?» На отца это непохоже, обычно он любит пошутить с барышнями, и они его за это обожают.

Но еще необычней вела себя Габулька. Она втиснулась в промежуток между стеной и кухонной полкой, где стояла большая солонка, и издали, через открытую дверь, рассматривала Яну.

Вок вошел в комнату прямо в лыжных ботинках. Яна, увидев нас, явно повеселела. Но Вок — как это ни странно — вдруг тоже смутился. Преодолев смущение, он подошел к Яне, взял ее за руку и сказал каким-то чужим голосом:

— Это Яна, мамочка.

Тогда отец рассмеялся.

— А мы уже познакомились. Эх вы, кавалеры! Доверить красивую девушку таким сумасшедшим, как Бой и Страж!

Яна покраснела, и я испугался, что она сейчас заплачет. Я обозлился на отца. Хотя я знал Яну совсем мало, но уже любил ее и совсем не удивлялся Воку. На отца я злился, что он ломал тут комедию с «красивой девушкой», а на себя — за дурацкие номера с целованьем руки.

— Ты не боялась, когда сани понесли? — спросил я всем назло нормальным голосом.

— Нет, нет, — засмеялась она наконец, — я только не знала, где мы остановимся.

— Извини, — сказал я и уселся, — мы не нарочно.

— Все было очень здорово! — сказала Яна, и это получилось у нее очень мило. — Только откуда у них столько сил? И Бой такая прелесть! Все хотел меня облизать, как будто знает меня.

И она как-то очень хорошо посмотрела на Вока.

Ясное дело, Бой! Уже подлизывается, бродяга! Не удивительно, что его все любят!