— Миссис Кадди, я попрошу вас немного помолчать, — сказал Аллейн.

— Успокойся, Эт, — автоматически сказал мистер Кадди.

— Да. Попрошу вас всех помолчать и выслушать меня внимательно. Положение, как вы поняли, критическое. Стюард Деннис погиб именно при тех самых обстоятельствах, которые мы с вами так часто обсуждали. На нем было испанское платье, которое миссис Диллинтон-Блик купила себе в Ляс-Пальмасе. Следовательно, напрашивается вывод, что его убили, приняв за нее. Он лежал в шезлонге на темной веранде. Верхняя часть его лица была прикрыта мантильей. А так как там было темно, родинка в уголке его рта была незаметна. В присутствии всех мужчин миссис Диллинтон-Блик объявила, что идет на веранду. Она и пошла туда. Я встретил ее возле веранды, мы спустились с ней вдвоем на нижнюю палубу, и я проводил ее до двери каюты. Она была в черном кружевном платье, слегка похожем на это испанское. Потом я вернулся в салон. Буквально следом за мной туда ворвался мистер Кадди и объявил, что обнаружил ее мертвой. Я уверен, что его сбило с толку платье. Доктор Мейкпис осмотрел тело и сделал вывод, что смерть наступила буквально несколькими минутами раньше. По причинам, которые я открою вам чуть позже, нам стало ясно, что не может быть и речи о том, что стюарда убил кто-то из экипажа судна. Это убийство четвертое по счету из той серии убийств, о которых мы так часто говорили. На мой взгляд, ответственность за все эти убийства несет один из пассажиров судна. В данный момент вам придется довольствоваться этим сообщением.

— А где мистер Мэрримен? — вдруг спросил Обин Дейл.

— Да, где он? — с удовольствием подхватила миссис Кадди.

— Выходит, нас это касается, а его нет? — возмущался мистер Кадди. — Этого мистера Всезнайку-Мэрримена, выходит, нельзя беспокоить, да?

— Лично я бы никогда ему не поверила, — сказала миссис Кадди. — Я всегда говорила, что здесь что-то не так. Правда, дорогой?

— Мистер Мэрримен спит в своей каюте, — пояснил Аллейн. — Он неважно себя чувствует, и я решил не тревожить его до тех пор, пока он нам не понадобится. Я о нем не забыл.

— Но в кино он был, — не унималась миссис Кадди. — Мне кажется, все это очень даже забавно. Действительно, очень забавно.

— Надеюсь, вам всем понятно, что теперь мне придется выяснить, почему стюард был там и почему на нем был столь странный наряд, — продолжал Аллейн. — В этом поможете нам вы, миссис Диллинтон-Блик.

— Руби! — прошептал Дейл, но она даже не посмотрела в его сторону.

— Это была обыкновенная шутка. Мы сделали это смеха ради. Откуда нам было знать…

— Вы? Вы хотите сказать, вы и мистер Дейлом?

— И Деннис. Это нехорошо, Обин. Я теперь знаю, что это нехорошо.

— Вы дали Деннису платье?

— Да.

— После Ляс-Пальмаса?

— Да. Он был ужасно рад. Он сказал, что оно ему безумно нравится. Вы ведь знаете, что это был странный малый. А я, как вам и говорила, после истории с куклой к этому платью охладела. Поэтому я отдала его Деннису. Он сказал, что наденет его смеха ради на какой-то там вечеринке в честь дня рождения одного из стюардов.

— В пятницу вечером?

— Да. И он хотел, чтобы я все сохранила в тайне. Поэтому, когда вы спрашивали меня насчет этого платья, я вам ничего не сказала. Но я решила, что вы обо всем догадались. Разве нет?

— В данный момент это не имеет никакого значения, — сказал Аллейн.

Капитан издал какой-то утробный звук, потом заорал во всю мощь своей луженой глотки:

— Нет имеет! Справедливость всегда остается справедливостью. Я сам еще ничего не пойму, но я не из тех людей, которые привыкли увиливать от ответственности. Старший офицер, — он кивнул в сторону Аллейна, — пришел ко мне и сказал, что пассажиры видели, как кто-то, наряженный в это проклятое платье, валял дурака на носовой палубе. Он сказал мне, что сам ничего не видел, но, судя по описаниям, это была миссис Диллинтон-Блик. «А почему бы и нет?» — подумал я. Платье-то ее, так что почему она не может его надеть? Он просил меня произвести расследование с тем, чтобы подобное не повторилось. Я не понимал, почему я должен вмешиваться в такие дела, и ему не разрешил вмешаться. Я был не прав. Я никогда не думал, что могу взять на борт убийцу. И тут я тоже оказался не прав. Повторяю: я был не прав.

— Очень благородное заявление, — сказал Аллейн, думая о том, что в настоящий момент самое лучшее — продолжить расследование. — Я не видел сам эту фигуру в испанском платье. Мне сказали, что это была миссис Диллинтон-Блик, у меня же не было причин в этом усомниться. Правда, у меня возникло ощущение, что такое поведение не характерно для миссис Диллинтон-Блик.

— Это моя вина, — сказала Джемайма и опустила глаза.

— Деннис рассказывал мне, что всю жизнь мечтал стать танцовщиком, — заговорила миссис Диллинтон-Блик. Она смотрела только на Аллейна. — Когда вы спросили у меня, не надену ли я это платье, чтобы танцевать в нем при луне, я смекнула, что вы видели Денниса и приняли его за меня. Но я вам ничего не сказала. Я притворилась, что это на самом деле была я, потому что… — Ее лицо сморщилось, и она расплакалась. — Потому что мы собирались всех вас разыграть.

— Ага, вот в чем, значит, дело. А теперь я расскажу вам, как я себе все это представляю. Вы, мистер Дейл, большой любитель всевозможных проказ. Вы решили, что было бы забавно нарядить стюарда в платье миссис Диллинтон-Блик и посадить его после ужина на веранду. Вы условились, что миссис Диллинтон-Блик заявит во всеуслышание, что идет на веранду. Верно?

Обин Дейл, можно сказать, окончательно протрезвел. В его манерах опять засквозила его традиционная любезность. Теперь он взял на себя роль хорошего, доброго малого, который чрезвычайно огорчен всем случившимся и во всем винит лишь одного себя.

— Никогда себе этого не прощу. Это будет преследовать меня всю жизнь. Но откуда я мог знать? Откуда? На нас, то есть я хочу сказать, на мне, лежит вся ответственность. — Он бросил на миссис Диллинтон-Блик слегка укоризненный взгляд. — Я думал, это будет так забавно. Мы решили, что этот несчастный чертенок пойдет на веранду и если туда кто-нибудь войдет, — Дейл посмотрел на мистера Кадди, а потом на мистера Макангуса, — он должен будет с ним пококетничать. Когда подумаешь, чем все кончилось, на душе становится так скверно, так…

Он замолчал и замахал руками.

— Банально, пошло, отвратительно, — нарушила наложенный ею же самой обет молчания мисс Эббот.

— Я сам на себя злюсь, мисс Эббот.

— Вы можете злиться сколько вашей душе угодно, но факт остается фактом. Заговор со стюардом! Сделать из порока этого несчастного человека, из его ужасной трагедии такой отвратительный фарс! Из его беды!

— Дитя мое, прошу вас, помолчите! — сказал отец Джордан.

— Подшутить над этим человеком! — Мисс Эббот тыкала пальцем в сторону мистера Кадди. — Воспользоваться его немощью. А другой…

— Нет, нет, пожалуйста не надо! — воскликнул мистер Макангус. — Это не важно. Прошу вас.

Мисс Эббот посмотрела на него, можно сказать, сострадательно и переключила свое внимание на миссис Диллинтон-Блик:

— А вы, вы, обладая красотой и очарованием, о которых мечтают тысячи несчастных женщин, вы смогли до такого унизиться! Дать ему ваше чудесное платье! Позволить касаться его кружев! О чем вы только думали? — Она стиснула ручищи в кулаки. — Ведь красота священна. Слышите — священна! Вы совершили святотатство.

— Кэтрин, вы должны отсюда уйти. Я настаиваю на этом как ваш духовный отец. Вы причиняете себе непоправимый вред. Идемте, я вас провожу.

Она как бы через силу встала.

— Можно? — спросил отец Джордан у Аллейна.

— Разумеется.

— Пошли.

Мисс Эббот безропотно повиновалась.

— Эта женщина меня ужасно расстроила. — Миссис Диллинтон-Блик сердито всхлипывала. — Мне стало как-то не по себе. О, я чувствую себя просто ужасно!

— Руби, дорогуша моя!

— Нет, Обин, не прикасайся ко мне. Нам не нужно было все это затевать. Зачем, зачем ты все это придумал? Мне так отвратительно.