— Она танцует при луне? С кем же?

— Одна.

— То есть порхает по палубе как фея? С ее-то весом?

— По той, что под нами. Ближе к носу. Сама видела. По-моему, вес ей ничуть не мешает.

— Ничего не понимаю.

— В таком случае вам придется выслушать рассказ еще об одном ночном приключении. Это было в позапрошлую ночь. Жара стояла неимоверная. Мы с Тимом засиделись далеко за полночь. Нет, мы вовсе не амурничали — мы с ним спорили. Когда я вернулась в свою каюту, там было ужасно душно, и я поняла, что мне не уснуть. Я вышла в коридор и подошла к иллюминаторам, которые выходят на нижнюю палубу. Мне захотелось вылезти через один из них и вскарабкаться на нос. Пока я смотрела и размышляла, прогонят меня с носа или нет, прямо подо мной открылась дверь и на палубу, устланную черными тенями, упал квадрат света.

Светящееся от возбуждения лицо Джемаймы будто накрыло облачко.

— Сперва ничего не было видно, только тень на фоне освещенного квадрата, — продолжала она свой рассказ. — А потом мне показалось, что ожила кукла Эсмеральда. Мантилья, веер, широкая кружевная юбка… И снова я вспомнила про этого цветочного убийцу и…

— Ну, а дальше что было? — не терпелось узнать Аллейну.

— Дверь закрыли, и квадрат света исчез. Но я-то теперь знала, кто там. Она стояла на палубе одна-одинешенька спиной ко мне. И вот тут-то все и началось. К тому времени луна уже встала, перевалила за борт и осветила палубу. Механизмы под чехлами отбрасывали чернильно-черные тени, но между ними по палубе скользили лунные блики. Зрелище было восхитительное. Она играла своим веером, делала пируэты и приседания, даже сделала несколько плавных шагов назад, как делают танцовщицы с кастаньетами. Ее лицо было закрыто мантильей. Вообще все было очень странно.

— Весьма странно. А вы уверены, что это была миссис Д.-Б.?

— Ну, а кто еще? Согласитесь, во всем этом даже есть что-то трогательное. Танец продолжался всего несколько секунд, после чего она убежала. Открылась дверь, ее тень метнулась в потоке света. До меня донеслись мужские голоса, смех, потом все стихло. Я была просто поражена.

— Я сам сражен наповал. Хотя мне приходилось слышать о слонах, танцующих в уединенных уголках джунглей.

— Да она легка, как перышко. — Джемайма даже обиделась за миссис Диллинтон-Блик. — Полные всегда легко двигаются и танцуют, как феи. Но вы предупредите, чтобы она больше этого не делала. Только, прошу вас, не говорите ей, что я видела ее лунное представление. Я даже в некотором роде считаю себя нарушителем ее одиночества.

— Ни за что не скажу. Вы тоже ни в коем случае не гуляйте в одиночестве. Передайте мой наказ Мейкпису. Уверен, он полностью со мной согласится.

— Ну, это вне всякого сомнения.

Джемайма улыбнулась, и в уголках ее рта появились две маленькие ямочки.

К ним приближался отец Джордан в окружении своей паствы. «Завтрак!» — оповестил мистер Макангус, и Джемайма отозвалась: «Идем!» Она присоединилась к обществу, обернулась, подморгнула Аллейну и крикнула:

— Вы просто прелесть. Спасибо вам… Аллейн!

Прежде чем он успел ей что-либо сказать, она скрылась за дверью.

За завтраком Тим то и дело старался поймать взгляд Аллейна, однако в глазах его старшего друга было мало сочувствия. Он ждал Аллейна в коридоре и, когда тот вышел, обратился к нему с наигранной веселостью:

— Я отыскал те книги, о которых вам говорил. Зайдете ко мне или, может, я занесу их вам?

— Занесите их мне, — попросил Аллейн и поднялся к себе.

Через пять минут раздался стук в дверь и вошел Тим, нагруженный всяческой талмудистикой.

— У меня есть кое-что для вас, — сказал он Аллейну.

— Джемайма догадывается, что на судне этот цветочный убийца, о чем известно Обину Дейлу.

— Откуда вы это знаете?

— От самой Джемаймы. И я, право же, удивлен, почему не от вас.

— До обеда у меня не было удобного случая, потом вы засели в салоне с Д.-Б. и Дейлом, ну а потом я…

— Потом вы обсуждали на веранде литературу елизаветинских времен, да?

— Совершенно верно.

— Понятно. А с чего это вдруг вы проинформировали мисс Кармайкл относительно моей настоящей фамилии?

— Черт возьми, все обстоит не так уж серьезно, как вы думаете. Дело в том, что… Выходит, она и об этом вам сказала?

— Она выкрикнула мою фамилию в присутствии всех пассажиров, когда мы шли завтракать.

— Она думает, что это вас зовут Аллейном.

— Но почему?

Тим рассказал ему, в чем дело.

— Мне самому стыдно. Как-то вырвалось само собой. Настоящий кретинизм.

— Да-а. Разумеется, всему виной этот маскарад. Сегодня чужие имена, завтра — фальшивые усы и бороды. Но ничего не поделаешь.

— Ей и в голову не приходит, кто вы такой на самом деле.

— Что ж, будем надеяться. Кстати, она собирается рассказать вам об одном событии, имевшем место минувшей ночью. Думаю, вы тоже сочтете его серьезным.

— Что стряслось?

— Да так, один любопытный субъект… Впрочем, она вам сама все расскажет. Еще она расскажет вам о том, как миссис Диллинтон-Блик порхает в лунном свете среди лебедок.

— Миссис Диллинтон-Блик?!

— Думаю побеседовать на этот счет с капитаном. Там будет и отец Джордан. Вам бы тоже зашли.

— Зайду. Прошу извинить меня за мою оплошность, Аллейн.

— Бродерик.

— Простите.

— Она милый ребенок. Разумеется, это не мое дело, но, надеюсь, у вас серьезные намерения. Тем более что она уже пережила крушение надежд.

— Похоже, вам она доверяет еще больше, чем мне.

— У каждого возраста есть свои преимущества.

— С моей стороны вполне серьезно.

— Ладно. Не спускайте с нее глаз.

К ним подошел отец Джордан, и все трое направились к капитану Бэннерману.

Разговор был не из приятных. Один из служащих компании «Кейп Лайн» предупредил Аллейна еще в Лондоне насчет упрямства Бэннермана. «Тупоголовый старый хрен, — выразился он. — Стоит хотя бы раз погладить его против шерстки, и он без конца будет вставлять вам палки в колеса. Здорово закладывает за воротник, в подпитии и вовсе не сдвинешь с места. Поддакивайте ему, тогда все будет в порядке».

Аллейну казалось, что до сих пор ему удавалось следовать этому совету, однако же, рассказав о лунном представлении, подсмотренном Джемаймой в пятницу ночью, почувствовал, что, как говорится, наступил капитану на любимую мозоль. Предложив принять кое-какие меры для того, чтобы подобное не повторилось, Аллейн натолкнулся на категорический отказ. Что касается лица в иллюминаторе Джемаймы, то капитан пообещал дать соответствующие указания вахтенному офицеру, чтобы подобное не повторилось. Однако добавил при этом, что не видит ничего из ряда вон выходящего, ибо в тропиках люди начинают вести себя весьма загадочно. (Сие Аллейн уже слышал тысячи раз).

Относительно эпизода с танцами миссис Диллинтон-Блик капитан заявил, что пальца о палец не ударит. Ибо ни в коем случае не расценивает это как нарушение правил, а следовательно, не собирается принимать каких-либо мер. О чем, кстати, вынужден просить и Аллейна. И это, добавил он, его последнее слово.

Капитан стоял, засунув руки глубоко в карманы и уставившись через иллюминатор в бесконечность. Даже затылок говорил о его тупом упрямстве.

— Этого типа на моем судне нет, — громко чеканил капитан, не поворачивая головы. — Я уверен в этом так же, как и в том, что вижу перед собой вас. Я служу в компании «Кейп» вот уже двадцать лет, так что с первого взгляда распознаю того, кто может натворить беды в открытом море. Однажды ко мне на судно нанялся кочегаром убийца. Так я сразу же как увидел его, понял: тут что-то не так. Чутье еще никогда меня не подводило. Этих я тоже рассматривал. Ни один из них ни капельки не похож на убийцу. — Капитан медленно повернулся на каблуках и наклонился к Аллейну. Его красное, как у вареного рака, лицо светилось самодовольством. — Вы идете по ложному следу, — сказал он, обдав Аллейна перегаром. Вдруг он выхватил из кармана волосатый кулак, грохнул им по столу. — Такое не может случиться на моем судне!