Миссис Диллинтон-Блик уже побывала на судне, где облачилась в это роскошное испанское платье, которое, разумеется, купила. Джемайма с удовольствием ей помогала.

— Ну, что я вам говорила? — возбужденно восклицала девушка. — Да вам следует восседать в ложе и смотреть пьесу Лопе де Вега, а вокруг вас должны увиваться разряженные в пух и прах кабальеро. Вы бы произвели среди них настоящий переполох.

Миссис Диллинтон-Блик, разумеется, сроду не слыхавшая о Лопе де Вега, тем не менее загадочно улыбнулась, широко раскрыла глаза и раза два повернулась перед зеркалом.

— Неплохо. На самом деле неплохо. — Она приколола к декольте искусственную магнолию и одарила Джемайму великолепной улыбкой женщины, сознающей свой успех.

— И все-таки было бы куда интересней, если бы меня пригласил В. Б., — вздохнула она.

— В. Б.?

— Великолепный Брут, дорогая. Восхитительный Бродерик, если хотите знать. Я бросала уж больно явные намеки, но он никак не отреагировал на них.

— Не расстраивайтесь, вы будете иметь потрясающий успех. Уж это я вам обещаю.

Джемайма ушла заняться своим туалетом. Прикалывая к платью одну из алых роз, подаренных Тимом Мейкписом, она вдруг вспомнила, что по крайней мере в течение последних шести часов ни разу не подумала о своих бедах. Наверное, потому, что не часто доводится быть приглашенной приятным молодым человеком в ресторан в сказочном городе.

Все было великолепно: чарующий вечер казался сновидением среди будней морского путешествия, улицы, по которым они ехали, еда, которую им подавали, музыка, под которую они танцевали, цветы, романтическое освещение, экзотически разряженная публика — все это, как сказала Джемайма Тиму, «из нездешнего мира». Они сидели за столиком на краю танцевальной площадки, болтали о том о сем и не переставали восхищаться внезапным открытием, что нравятся друг другу.

В девять тридцать в зал вошла миссис Диллинтон-Блик в сопровождении капитана и Обина Дейла. Она и в самом деле, произвела сенсацию. К ней обратились все без исключения взоры. Старший официант поклонился ей прямо-таки с религиозной торжественностью. Миссис Диллинтон-Блик купалась в роскоши и восхищении словно в дорогих духах и явно переживала свой звездный час.

— Я просто восхищена ею, — призналась Джемайма. — А вы?

— Похоже, мне еще не приходилось встречать столь потрясающий образец женственности, — сказал Тим. — Минимум запретов, максимум удовольствий. Но только при условии, если это в вашем вкусе. Но она не в моем вкусе.

— А мне она нравится — вся полна земных желаний.

— Да ведь она состоит исключительно из них одних. Привет! Смотрите-ка, кто здесь.

В зал вошли Аллейн и отец Джордан. Их провели к столику неподалеку от Тима и Джемаймы.

— Избранные посетители! — весело сказала Джемайма и помахала им рукой.

— У них такой величественный вид, не правда ли? Должен сказать, Бродерик мне нравится. Симпатичный малый, верно?

— Да, мне он тоже нравится. А что вы думаете об отце Джордане?

— Ничего определенного. У него очень интересное лицо, я бы сказал, не типичное для человека духовного сана.

— А разве бывают типичные церковные лица? Или же вы имеете в виду тех забавных кюре из клуба любителей театра?

— Вовсе нет. Вы обратите внимание на очертание его рта, на его глаза. Ведь он дал обет безбрачия. Держу пари, ему нелегко дался этот шаг.

— Допустим, вы очень нуждаетесь в совете и вам нужно выбрать в советчики одного из этих двух людей. Кого бы вы предпочли? — поинтересовалась Джемайма.

— О, разумеется, Бродерика. А вам случайно не нужен совет?

— Нет.

— Если понадобится, буду рад, если вы обратитесь ко мне.

— Спасибо. Запомню.

— Отлично. Давайте потанцуем.

— Очаровательная молодая пара, — заметил отец Джордан, когда молодые люди оказались рядом с их столиком. — Надеюсь, вы были правы. Я имел в виду его алиби.

Оркестр грянул фортиссимо и смолк. Танцплощадка опустела, откуда-то из темноты луч прожектора выхватил пару, танцующую танго, неистовую, бьющуюся в танце, точно две раненые птицы. Танцоры выгибали грудь, важно вышагивали друг перед другом, стучали кастаньетами, строили жуткие гримасы.

Окончив танец, они, преследуемые лучом прожектора, направились куда-то за кулисы.

— Только не это! — вдруг воскликнул отец Джордан.

Это была громадных размеров кукла. Ее несла танцовщица, так что было ясно, что кукла предназначается для продажи. Блистая своей белозубой улыбкой, танцовщица гордо показывала куклу публике, а ее партнер тем временем понуро стоял рядом. «Сеньоры и сеньориты, — гремел усиленный репродукторами голос, — имею честь представить вам Эсмеральду». Так, очевидно, звали куклу.

— Подумать только! — воскликнул Аллейн. — Она одета в точности как миссис Диллинтон-Блик.

Он был прав. Кукла была наряжена в точно такое же, отделанное оборками, кружевное платье и мантилью. Даже бусы, серьги и кружевные перчатки были точно такими же. В руках кукла держала ручку раскрытого веера. Это была кукла-женщина с вызывающе красивым лицом и ослепительно белозубой, как у танцовщицы, улыбкой. Определенно она была безумно дорогой. Аллейн не без удовольствия следил, как кукла приближалась к столику, за которым восседали миссис Диллинтон-Блик, капитан и Обин Дейл.

Разумеется, и танцовщики, и официанты заметили сходство. Они улыбались, цокали языками, а кукла все шла, забавно переваливаясь с ноги на ногу, неумолимо приближаясь к столику миссис Диллинтон-Блик.

— Бедный старик Бэннерман, — посочувствовал Аллейн. — Он явно пойдет на дно, если на выручку не подоспеет Дейл.

Однако Обин Дейл развел руками, как обычно делал перед камерой и, изобразив на физиономии открытую улыбку, по всей вероятности, говорил, что вовсе ни к чему обращать на него так много внимания. Багрово-красный капитан уставился в одну точку впереди себя и во что бы то ни стало пытался выглядеть равнодушным.

Миссис Диллинтон-Блик мотала головой, улыбалась лучезарной улыбкой, снова мотала головой. Танцовщица поклонилась и двинулась к соседнему столику. «Ма-ма, — визжала кукла, — ма-ма».

— Леди и джентльмены, — на этот раз по-английски загремел громкоговоритель. — Имеем честь представить вам мисс Эсмеральду, королеву Ляс-Пальмаса.

В дальнем конце зала взметнулась салфетка. Танцовщица подхватила куклу на руки и, сопровождаемая кавалером поспешила туда. Снова на них был нацелен прожектор. Все посетители повернули головы в их сторону. Кое-кто даже повскакивал со своих мест. Но человека, сидящего за тем дальним столиком, рассмотреть было нельзя. Немного погодя танцовщица вернулась, неся высоко над головой куклу.

— Она ее не продала, — сказал отец Джордан.

— Напротив, продала, — возразил Аллейн. — Смотрите.

Куклу с триумфом доставили к капитанскому столику и с поклоном вручили миссис Диллинтон-Блик.

— Ну и ну! — воскликнул Тим.

— Вот это триумф! — с восхищением заметила Джемайма.

— И как вы думаете, кто этот бедняга?

— Отсюда не видно. Должно быть, какой-нибудь прекрасный гранд с ослепительной улыбкой и алым шарфом. Какой успех!

Танцовщица указывала пальцем в сторону покупателя. Миссис Диллинтон-Блик заливалась своим журчащим смехом. Она держала в руках куклу и оглядывалась назад. Луч прожектора метнулся в дальний угол. Там кто-то встал.

— О, вы только взгляните! — воскликнула Джемайма.

— Разрази меня гром! — поклялся Тим.

— Подумать только, да ведь это же мистер Макангус, — удивлялся отец Джордан.

— Это его ответный жест, — пояснил Аллейн.

«Мыс Феревелл» отплывал из Ляс-Пальмаса в два часа ночи, и пассажиры к половине второго должны были быть на борту судна. Аллейн и отец Джордан вернулись в полночь. Аллейн тотчас же направился в свою каюту просмотреть почту. Он получил детальный отчет из Ярда о нападении на мисс Бижу Броун, совершенном пятого января, и письмо от шефа, в котором говорилось, что за время отсутствия Аллейна не случилось ничего такого, что могло бы изменить его планы. Аллейн звонил в Ярд из полицейского управления в Ляс-Пальмасе и говорил с инспектором Фоксом относительно своей радиограммы, касающейся алиби пассажиров. По словам Фокса, отец Джордан был чист как стеклышко. В кинотеатре мистера Мэрримена в тот вечер на самом деле демонстрировали «Масона», но только в первой половине сеанса. Имя возлюбленной Обина Дейла Ярдом пока не установлено, но Фокс надеется разузнать его в самом ближайшем будущем и попытаться вывести ее на разговор о вечере пятнадцатого. Остальные факты, приведенные Дейлом, получили подтверждение. Фокс связался с масонской ложей мистера Кадди под предлогом, что полиция занимается расследованием обстоятельств пропажи ценных часов мистера Кадди. Из того, что нарассказывал Фокс, там решили, что часы у мистера Кадди украли пятнадцатого вечером возле здания ложи. В журнале, в котором отмечается посещаемость, подпись мистера Кадди стояла, однако секретарь вспомнил, что в тот вечер он ушел очень рано, сославшись на нездоровье. Помимо того, что аппендицит мистеру Макангусу удалили через четыре дня после того вечера, о котором идет речь, продолжал Фокс бесстрастным голосом, нет никакой возможности проверить его бессвязные воспоминания. Однако Ярд будет продолжать ковыряться вокруг да около — авось что-нибудь да прояснится. Что касается доктора Мейкписа, то в больнице засвидетельствовали, что в тот вечер он дежурил до полуночи.