— Хо-хо, я бы не отказался, — выпалил Джексон под общий хохот. Так в неспешных дружеских разговорах прошло утро — всем хотелось отдалить минуту расставания.

Кончился обеденный перерыв. Сделав отметки в журнале, я просто сидел и смотрел на них, не зная, что сказать. Тут с места поднялась Мойра Джозеф.

— Учитель, — начала она, — я хочу… то есть мы хотим сказать, что очень благодарны за все, что вы для нас сделали, для всех нас. — Она медленно окинула взглядом класс. — Мы знаем, иногда вам с нами приходилось нелегко, — тут она улыбнулась Деизму, тот вспыхнул и наклонил голову, — но вы не унывали. Нам очень повезло с учителем — из-за вас мы стали лучше. Нам всегда нравилось, как вы с нами разговариваете — не как с глупыми детишками, а как со взрослыми людьми. Вы были к нам очень добры, учитель, и мы хотим преподнести вам на память маленький подарок. — И под одобрительные возгласы она подала знак Памеле.

Памела поднялась и с большим красиво упакованным свертком направилась ко мне. Я встал. Какая все-таки она красавица! Она шла величавой походкой, но едва я принял сверток из ее рук, она резко повернулась, побежала к своему месту и спрятала лицо за приподнятой крышкой стола. Детство заявило о себе в ту самую минуту, когда ей так хотелось казаться взрослой.

Я поблагодарил их и уже сел, но тут открылась дверь, и в класс тихонько вошел мистер Флориан — услышал громкие возгласы. Мы вместе взглянули на большой лист бумага, прикрепленный к свертку. На нем было написано:

А ниже стояли их подписи — всех до одного.

Директор взглянул на меня и улыбнулся. А я поднял голову и посмотрел через его плечо на мой класс — на моих детей.