Она потушила сигарету. Села профилем к окну.
Стала – как всегда – смотреть, как я работаю.
Валентина молчит
– А сейчас – сказал поэт Лоринков – я почитаю вам свои стихи.
Начал читать:
…помолчал. Спросил:
– Ну как вам? – сказал он.
– Возможно, вам покажутся странными мои строгие монархические принципы, – сказал он.
– Все это отчасти будет отдавать некоторой реакцией, си ву мё компрене, – сказал он.
– Но в какой-то степени… – сказал он.
– Валя! – сказал он.
– Опять?! – сказал он.
– Вы меня совсем не слушаете! – сказал он.
Обошел Валентину. Та молчала, равнодушная…
Подумав, Лоринков вдруг без размаха влепил Валентине пощечину. От удара голова оторвалась, покатилась по полу захламленного балкона, застыв где-то возле банки с помидорами и лыж.
– Хотя зачем я все это… – горько сказал Лоринков.
– Вы же все равно не чувствуете… – сказал он.
– Вы ледяная, как сосулька, – сказал он.
– Неблагодарная сучка, – сказал он, разрыдавшись.
– Ну что вы молчите? – крикнул он.
Валентина не отвечала.
…Поэт Лоринков, как всегда, преувеличивал.
Валентина была не сосулькой, а снеговиком.
Лоринков подобрал ее на улице, когда возвращался домой после поэтического вечера в Национальной Библиотеке Молдавии. Там он читал стихи перед кучкой таких же озлобленных неудачников, как и он сам. Самый желчный неудачник – поэт Дмитрий Круду – сказал Лоринкову, что его творчество карикатурно и в его стихотворениях много сексуальных извращений.
Поэтому у Лоринкова не было секса с Валентиной.
Он решил доказать сам себе – из принципа – что его мир и творческий взгляд на жизнь не подвержены влиянию каких-либо сексуальных перверсий. Хотя отношениях их со снеговиком закрутились стремительно, как дешевенький романчик в дешевеньком романчике для пляжного чтения. Любовь пронзила их, словно Набоков – бабочку иголкой. Ну, или Булгаков – кинжалом наемного убийцы своего мастера. Или… Проще говоря, все случилось быстро и деталей знакомства Лоринков не помнил, потому что был очень пьян.
Сохранились кое-какие воспоминания пунктиром. Вот Лоринков идет, разгоряченый, по двору, забредая летними туфлями грязный снег. Вот впереди маячит белоснежный силуэт…
Лоринков останавливается, приняв по близорукости снеговика за девушку. А после, поняв свою ошибку, решает все же ничего не менять. В конце концов, за вычетом интимной близости – в которой стареющий поэт Лоринков нуждался все реже – снеговик Валентина предоставляла ему все преимущества отношений с женщиной. Она занимала место, она была белоснежной и красивой, очень недоступной, и равнодушной и за нее можно было придумывать все ее мысли и намерения. Лоринков частенько заглядывал к ней на балкон – там в доме было холоднее всего – чтобы каким-то образом растопить то, что сам про себя называл «льдинку в наших Отношениях». К сожалению, он мало преуспел.
Например, Валенина ни разу не отозвалась одобрительно о его стихах.
Он читал ей их каждый вечер, по пятнадцать-двадцат минут. Чтобы научить ее литературе, дать понятие вкуса, показать элементарные примеры шедевров мировой поэзии. С любовью и нетерпением Лоринков, – чувствуя себя этаким литературным Гумбертом, совращающим свою ледяную Лолиту, – ждал, когда Валентина созреет и сочтет, что он – гений. Он растлевал ее как читателя, предвкушая день, когда Валентина сладким плодом упадет в его дрожащие руки. Как-то даже вытащил Валентину на чай, отключив котел автономного отопления и распахнув окно кухни. Усадил Валю, поправил ее забавный нос картошкой а-ля рюсс из картошки. Налил холодного чаю со льдом. Сказал:
Валентина и на этот раз промолчала, но Лоринкову показалось, что в глазах любимой мелькнула искорка – глаза были из угольков, так что сравнение было не случайным, – одобрения. Они выпили чаю, он проводил Валентина на балкон, пожелал ей спокойной ночи, закрыл дверь, задернул шторы…
И так продолжалось почти два года.
Летом Лоринков ставил Валентину в холодильник, который пришлось ради этого купить. Зимой вытаскивал на балкон. Он был терпелив с Валентиной, и ждал, когда она, наконец, станет его возлюбленной в полном смысле этого слова. То есть, похвалит стихи. Но снеговик молчала… Все это продлжалось ровно до этого вечера, когда Лоринков, вернувшийся в подпитии домой после очередного поэтического вечера – и взбешенный двухлетним молчанием Валентины, – ударил ее.
Но даже и после этого Валентина не заговорила.
Лоринков вышел в комнату и пошел к холодильнику. Открыл, вынул пива. Он не понимал, на что потратил почти два года своей жизни, зачем подарил Валентине себя без остатка. Даже и секса не было! Поэт подумал, стоит ли трахнуть снеговика хотя бы сейчас. Но без головы это было бы все равно, что заняться любовью с трупом… Лоринов глотнул пива. Зазвонил телефон. Это была бывшая жена Лоринкова, Ирина.