Мистическая и религиозно-философская стороны символизма специфически проявились в творчестве Вячеслава Иванова (1866-1949). Подобно философу Владимиру Соловьеву, он развивал идею соборности как системы религиозной связи людей. Будущее России Иванов видел в рождении новой всенародной религиозной культуры. Он мечтал о художнике-теурге, который будет творить сценарий некоего «всенародного действа», похожего на старинную мистерию. Воплощая мистерию, человечество обретет духовное величие, преодолеет индивидуализм, преобразится в божественном экстазе. В этом процессе особую роль он отводил символу, который, по его мнению, всегда беспределен и неисчерпаем, многолик и многомыслен.
Символизм как искусство и поэзия получил наиболее яркое и завершенное воплощение в творчестве Александра Александровича Блока (1880–1921). Великий поэт, он был и великим мыслителем, подлинным выразителем высших озарений отечественной культуры, кумиром интеллигенции. Среди первых его произведений самыми лучшими стали «Стихи о Прекрасной Даме», написанные под прямым влиянием идей Вл. Соловьева о Софии, Вечной Женственности. Значительное место в творчестве Блока занимает тема революции. Однако, принимая революцию, он видел, что реальная революция далеко расходится со своим идеалом. Наблюдая ее разрушительный характер, поэт предлагал соединить революцию с христианством, поставить во главе ее Христа и тем самым «очеловечить» ее (поэма «Двенадцать»).
Во втором десятилетии XX в. развитие символизма сопровождалось размежеванием писателей и поэтов, принадлежащих к этому направлению. Одни мигрировали к поэтике «великих перемен», а другие предпочли критику российской действительности, эзотерическое богоискательство и мистические настроения. Но в целом заслуга символизма состоит в обогащении литературы новыми поэтическими формами, выработке новых художественных средств, совершенствовании языковой культуры.
Как реакция на кризис символизма, в русской литературе Серебряного века возникло еще одно модернистское течение — акмеизм (от греч. акмэ — высшая степень расцвета). Сторонники акмеизма отвергали неясность и намеки, многозначность и безмерность, отвлеченность и абстрактность символизма. Акмеисты провозгласили культ реального земного бытия, «мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь». Они реабилитировали простое и ясное восприятие жизни, восстановили в поэзии ценность гармонии, формы и композиции. По сути, акмеисты спустили поэзию с неба на землю, возвратили ее в естественный земной мир. В то же время они сохранили высокую духовную поэзию, стремление к подлинной художественности, глубокому смыслу и эстетическому совершенству.
Выступая против «зауми», условности образов, акмеисты рассчитывали вернуть слову определенность смысла, утраченную символической поэзией. Туманной «тайнописи» противопоставлись точность значения, «вещественность» слова, конкретная образность. Выдвигаемая акмеистами эстетическая программа на деле оборачивалась порой отрывом поэзии от действительности, недооценкой реальной динамики исторического процесса, пассивно-созерцательной позицией, эстетическим формализмом.
Основоположниками и теоретиками акмеизма стали Н.С. Гумилев и С.М. Городецкий, взгляды и убеждения которых разделяли А.А. Ахматова, О.Э. Мандельштам, М.А. Кузмин, М.А. Зенкевич и др.
Наибольший вклад в разработку теории акмеизма внес поэт Николай Степанович Гумилев (1886–1921). Он определил это новое направление в русской поэзии, как ее совершенно новый тип, идущий на смену символизму, который не ставит целью проникнуть в запредельные миры и постигнуть непознаваемое. Однако это не означает сведение поэзии к каким-либо утилитарно-практическим целям. В отдельных аспектах Гумилев отождествлял поэзию и религию, считая, что обе они требуют от человека напряженной духовной работы. Они играют главную роль в духовном преобразовании человека. В его творчестве преобладала экзотическая и историческая тематика, а главными героями его стихов были «конкистадоры», «капитаны», «воины», «сильные личности», способные делать свободный и достойный выбор в любых жизненных коллизиях.
С акмеизмом было связано начало творческого пути Осипа Эмильевича Мандельштама (1891–1938), который в своих произведениях наиболее последовательно проводил линию на отказ от беспредельных миров, космических пространств, неизмеримых бездн, от всего загадочного, таинственного и непостижимого. Всему этому он противопоставляет стремление к «прекрасной ясности», земное и человеческое. В своем творчестве он полагается не на безотчетное вдохновение, а на вдохновение мастерства. Стихи Мандельштама можно назвать «поэзией в поэзии», поскольку в них одновременно запечатлено и живое дыхание жизни и «чуткое художественное впечатление». Вместе с тем его произведения отмечены тонкой поэзией и строгим вкусом.
В последние годы Серебряного века в русской поэзии зазвучала лиричная и эмоциональная поэзия Анны Андреевны Ахматовой (1889–1966). Ее творческие взгляды формировались под сильным влиянием поэзии Пушкина и Блока, поэтому в ее поэзии не было никакого эстетства, никакой салонности, ничего искусственного. Ее отличает сдержанность интонаций, камерность тематики, психологизм. В этих чертах поэзия Ахматовой сближается с разговорной речью, что делает ее удивительно простой и естественной. Поэтесса находила свое вдохновение в конкретных событиях живой жизни, переосмысливая их в своей щедрой и открытой душе.
Одновременно с акмеизмом возникло авангардистское течение в литературе и изобразительном искусстве — футуризм (от лат. футурум — будущее), который провозгласил революцию формы, независимой от содержания, абсолютную свободу поэтического слова. Стремясь создать «искусство будущего», футуристы декларировали отрицание не только традиционной культуры, ее моральных и художественных ценностей, но даже естественного языка, подменяя слова произвольными звукосочетаниями. Это течение не было однородным и состояло из нескольких группировок, в том числе эгофутуристов (И. Северянин, Б. Пастернак) и кубофутуристов (В. Хлебников, В. Маяковский), каждая из которых претендовала на роль единственного выразителя ценностей подлинного футуризма. Существовала еще одна группа поэтов-абсурдистов (И. Зданевич), писавших на абсолютно непонятном, абсурдном языке — языке зауми.
В своем манифесте с эпатирующим названием «Пощечина общественному вкусу» футуристы изложили теоретические основы своего мировоззрения, согласно которому слово выступает уже не как символ, не как средство проникновения в иные, «заповедные» миры, а как самостоятельный и независимый организм, развивающийся благодаря творчеству поэта и не имеющий никакой связи с обозначаемой им действительностью. Эта абсолютная самостоятельность языка, ценного самого по себе, не имеющего никаких познавательных функций и лишь творящего свою собственную «мифологическую действительность», была тем крайним пределом, до которого не дошли декаденство, символизм, акмеизм.
Поэтический язык представителей футуризма отдавал эзотерикой и выделялся эпатажными оборотами. Обессмысливая слово и тем самым лишая его коммуникативного содержания, теоретики и практики футуризма сводили его к произвольному выражению того или иного состояния свободной личности в непонятном для других наборе звуков, т. е. к языку «для себя». В этом был положительный момент, так как это воспринималось как протест против трафаретного обеднения значения слов в обиходе, нацеливало на поиск новых словообразований, зачастую довольно любопытных («творяне» — творцы, «смехач» — смеющийся человек, «миларь» — милый человек и др.).
По своей культурной направленности футуризм выступал, как своеобразный бунт против респектабельного буржуазного мировоззрения, против мещанства, хотя сам он и не выходил за границы буржуазного миропонимания. Не создав какой-либо стройной теории, русский футуризм оказался лишь чисто внешне связанным с футуризмом итальянским, а в понимании языка был ближе всего к позитивизму в русской философии.