— Он ушел? Куда?
— Он умер.
Умер?
— Что?
— Он умер в период между тремя часами, когда медсестра из ночной смены приходила к нему, и шестью часами утра.
— Что? — Сэйди моргнула и с трудом сглотнула. — Вчера он чувствовал себя лучше.
— Мне жаль. Вы одна? Есть кто-то, кто мог бы привезти вас сюда сегодня?
— Мой папа умер? В одиночестве?
— Мне жаль. Мы не узнаем причину смерти до результатов вскрытия, но все произошло мирно.
— Мирно. — Лицо Сэйди начало пощипывать. Руки онемели, сердце сжалось, в груди разгорался пожар. — Я… я не знаю, что теперь делать.
Что она будет делать без отца?
— Вы уже отдали распоряжения?
— Насчет чего?
— Приезжайте сюда и поговорите с кем-нибудь в офисе администрации.
— Хорошо. — Сэйди встала. — До свиданья.
Она положила трубку на прикроватный столик и уставилась на нее.
Тук-тук-тук — стучало сердце в груди, голове и ушах. Сэйди взяла сандалии, сумочку и прошла по коридору. Мимо стены с портретами Холлоуэлов. Доктор ошибся. Вчера отец был самим собой. Ворчливым и придирчивым. Нормальным.
Она вышла из главного входа и подошла к машине. Подумала о том, что должна бы позвонить Кларе Энн. Клара Энн заплачет. И Каролина заплачет. Все станут плакать, и новости разнесутся быстрее, чем она доберется до Амарильо. Сэйди хотела попридержать их. Придержать в себе. Пока не поговорит с докторами. Пока не узнает… она не знала что.
Когда завелся двигатель, из колонок завопила Миранда Ламберт. Сэйди выключила звук и направилась в Амарильо. Ее папа не мог умереть. Разве она бы не узнала об этом? Не почувствовала? Разве мир не стал бы другим? Не выглядел бы иначе?
Во рту пересохло, и Сэйди глотнула выдохшейся диетической колы из бутылки, стоявшей в держателе для стаканов. В ушах раздался странный, высокочастотный звон. Как будто в голове поселились цикады. Пальцы покалывало, и Сэйди подумалось: почему дикие цветы на обочине шоссе не увяли и не умерли, как она в душе?
Сэйди проехала через Ловетт и мимо автозаправки. Рядом с дампстером был припаркован пикап Винса. Неужели она видела его меньше часа назад? В своей кухне? За завтраком? Казалось, прошло гораздо больше времени. Например, неделя. Или целый век. Когда жизнь еще была целой.
До.
До того, как ее мир разлетелся на кусочки.
Винс включил кофе-машину в розетку в кабинете и нажал кнопку. Большая часть работ по сносу была закончена, скоро предстояло начать перепланировку.
Легкий шорох у двери привлек его внимание. Сэйди. В одной руке — ключи, в другой — сандалии.
— Передумала насчет снятия полов?
Посмотрев на него, Сэйди облизнула губы:
— Мне нужна газированная диетическая кола.
Винс окинул ее взглядом от светлой макушки до пальцев обнаженных ног. Что-то было не так.
— Я выбросил сифон и заказал новый.
— Возьму банку.
Что-то было неправильно.
— Холодильники я освободил и вытащил. Все добро свалено в углу в кладовке.
— Нормально. Я все равно возьму.
— Ты хочешь горячую колу?
Кивнув, Сэйди снова облизнула губы.
— Этой ночью умер мой отец. — И покачала головой. — То есть этим утром. — Ключи у нее в руке звякнули, она нахмурилась. — Звонили из больницы. Мне нужно приехать и отдать распоряжения. — И продолжала хмуриться, будто все это было бессмысленным. — Так я думаю.
Склонив голову, Винс заглянул ей в глаза.
— Ты сама сюда приехала, Сэйди?
Она кивнула.
— Во рту пересохло. — Глаза у нее были большими, стеклянными, взгляд отрешенным, как у человека, пережившего сильное потрясение. Винс знал этот взгляд. Он видел это выражение в глазах суровых воинов. — У тебя есть вода?
Взяв кофейную кружку, он налил в нее воды из крана. Забрал у Сэйди ключи и туфли и отдал ей воду.
— Мне жаль, что так случилось. — Положил ее вещи на старый стол и снова вернулся к ней. — Я не знал твоего отца, но все, кто упоминали о нем, говорили хорошее.
Кивнув, Сэйди осушила кружку.
— Мне надо ехать.
— Подожди минуту. — Он взял ее за запястье и прижал пальцы к венке, где бился пульс. — Пока нет. — Посмотрел на часы, считая удары ее сердца. — У тебя голова не кружится?
— Что?
— Кто-то из твоей семьи может отвезти тебя в Амарильо? — Пульс был частым, но не опасно частым. — Одна из твоих тетушек, кузин или дядюшек?
— Отец был единственным ребенком. Тети и дяди — с маминой стороны.
— Может кто-то из них тебя отвезти?
— Зачем?
Потому что ей не следует вести машину, находясь в шоковом состоянии. Винс отпустил запястье Сэйди, взял ее туфли и ключи со стола.
— Я тебя отвезу.
— Ты не должен.
Опустившись на одно колено, Винс надел сандалии Сэйди на ноги.
— Знаю, что не должен. — И, поднявшись, положил ладонь ей на талию.
Сэйди покачала головой:
— Все нормально.
Она не билась в истерике, но, вероятно, ее состояние даже рядом не стояло с нормальным. Они прошли по коридору. Каблуки сандалий тихо постукивали.
— Клара Энн свяжется со всеми вместо тебя?
— Не знаю. — Они остановились, и Винс вытащил из кармана брюк ключи. — Наверное, надо было сказать ей.
Запирая заднюю дверь, он взглянул через плечо на лицо Сэйди.
— Ты не сказала ей до того, как уехала?
Она покачала головой.
— Клара Энн бы начала задавать вопросы, а я сама ничего не знаю. — Вместе они подошли к его пикапу, и Винс помог Сэйди сесть на пассажирское сиденье. — Я позвоню ей из больницы, когда что-нибудь узнаю.
Он взял бутылку воды из кулера в багажнике, обошел пикап и забрался внутрь. Заведя машину, Винс передал бутылку Сэйди и внимательно посмотрел ей в лицо: она выглядела немного бледной — хорошо знакомый признак потрясения. Но голубые глаза были сухими, и за это Винс был ей благодарен. Он не переносил плачущих женщин и детей. Да, это клише, но он бы лучше встретился лицом к лицу с ордой талибов. С террористами он умел обращаться, но плачущие женщины и дети заставляли его чувствовать себя беспомощным.
Он вывел машину с парковки, спросил адрес больницы и, получив ответ, ввел координаты в навигатор. Сэйди открыла бутылку. Затем кабина наполнилась тишиной. Винс не знал, что сказать, и ждал, чтобы его спутница заговорила, дав ему намек. Проехав пару кварталов, Винс свернул на шоссе. Когда Сэйди, наконец, что-то сказала, это оказалось совсем не то, что он ожидал.
— Я единственная женщина, с которой ты сейчас спишь?
Винс посмотрел на нее, затем перевел взгляд обратно на дорогу.
— Что?
— Все нормально, если нет. — Она сделала глоток. — Мне просто интересно.
В задницу нормально. Неважно, что говорит женщина, ей никогда не будет «нормально» с этим дерьмом.
— Ты хочешь поговорить об этом?
Сэйди кивнула.
— До Амарильо полчаса, Винс. Я не могу сейчас говорить об отце. — Она прижала руку к груди, будто пытаясь что-то удержать в себе. Глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Не могу. Не сейчас. Пока я еще не знаю всего. — Ее голос дрогнул, почти прервался. — Если я начну плакать, то не остановлюсь. Пожалуйста, поговори со мной. Поговори со мной, чтобы я не думала о том, что мой отец умер совсем один, а меня не было рядом. Поговори о чем угодно.
Дерьмо.
— Да, — сказал Винс, глядя на дорогу, — ты единственная женщина, с которой я спал за долгое время. — Он все еще не мог поверить, что уснул в ее постели. Потому что не позволял этому случиться с тех пор, как ушел из армии. И как будто этого было недостаточно, его еще и поймали, словно ребенка. — И «сейчас» ты — единственная женщина, с которой я занимаюсь сексом.
— О. — Сэйди посмотрела в окно и закрутила крышку бутылки. — Прямо сейчас ты — единственный мужчина, с которым я занимаюсь сексом. — Она помолчала несколько секунд, затем добавила: — Если тебе интересно.
— Нет. Без обид, дорогая, но я встречал в Ловетте мужчин, которым есть, что предложить.