— А что ты хотел сказать о трилогии?

— Какая разница! Они перескубутся между собой так, что любое твое умиротворяющее слово будет для всех благом. Кстати, ты, надеюсь, заметил, докторесса эта… — Трешнев устремил взор вперед, — …явно не ограничивает свое бытие эксплицитностью и деконструктивизмом…

— Пожалуй, ты прав, — оживляясь, потянул Ласов. — Может, ее с собой захватить?

— Сам не опоздай, Лавлейсов! Кстати, я бы на твоем месте содрал с Юры деньги на такси… За стратегическую звездность надо платить!

— Сейчас же пробки! Я пешком быстрей перейду к вам, переулками и бульварами. Можно и метро…

— Чудак человек! Возьмешь на такси — а сам в метро! Как мы сейчас. Впрочем, Юра по Москве ездит на велосипеде, так что одолжи у него — и прикатывай! А он пусть, когда все здесь наконец разрулит, приходит за велосипедом к нам!

— Ты, Андрюша, столько идей нафонтанировал, что я ими захлебнулась! Пойду-ка я домой! — Ксении наконец удалось вставить в этот бурный поток несколько слов.

— Вот те на! — Трешнев выхватил ее из ряда и потащил к выходу. — Леша! На связи!

У дверей, увидев на столе все ту же огромную бутыль, оплетенную лозой, притормозил:

— Промочим горло! — И к парню с девушкой, раскладывавшим по тарелочкам печенье и конфеты: — Ребята, нельзя ли нам по полстаканчика, а то горло от этих докладов пересохло!

— Почему же нет? — радостно улыбнулся парень. — С удовольствием! Молоко свежайшее, сегодня утром надоенное. Юрий Дмитриевич сам из Озер притащил!

Трешнев дернул Ксению от стола так, что она хотя и не упала, но ногу подвернула.

«Лада-Надежда»

— Молоко перед фуршетом, тем более с осетриной — это что-то! — не мог успокоиться Трешнев, когда они уже спускались от метро «Кузнецкий мост» вниз, к Неглинной, по направлению к Евро-Азиатскому центру. — Повторить нежданную негаданность Арины Старцевой как-то слишком банально.

Пока они заседали в Доме литераторов, на Москву пролился дождь, и теперь приходилось шагать по нескончаемым лужам.

— Честно говоря, я не пойму, зачем вообще собралось это заседание, — наконец заговорила Ксения. — По-моему, у каждого там были свои цели. Жаль, что мы не послушали оппонентов!

— Я же тебе предлагал остаться! Пришла бы с Ласовым…

«А ты в это время нес бы свою словесную пургу уже Инессе — и не только…» — с досадой подумала Ксения. А вслух сказала:

— Хотя я, конечно, уверена: даже психологически делать Бурбулиса, Чубайса или хотя бы Гайдара положительными героями книг для детей — это что-то другое, отличное от писательской смелости…

— Спросишь об этом у Анжелетты в приватном порядке. Она нередко бывает на фуршетах. Но девчата будут бить ее не за то…

Свернули на Неглинную. Здесь луж было еще больше.

— Посмотри, — сказал Трешнев. — На улице, где располагается здание главного банка России, мостовая немногим лучше, чем на картинах художника Рябушкина, изображающих Москву семнадцатого века… И так круглый год! Я здесь в марте, в оттепель, поскользнулся на ледяном надолбе так, что рухнул между двумя джипами на колени, словно мусульманин при намазе… Несколько дней хромал. После титанических усилий мэра и гастарбайтеров по замощению Москвы плиткой даже центр стал непроходимым — но при этом фуршетное движение вовсю развивается, социальный оптимизм власти нарастает. Великая страна!

— Ты про девчат не договорил, — напомнила Ксения.

— Девчата работают по несокрушимому принципу: главное — не уметь, а знать, как надо. Они знают, как надо в детской литературе. Готовые рецептурные книги: сколько чернухи, сколько толерантности, сколько рефлексии и какой, сколько нонсенса и абсурда и сколько психологизма… Новые Крупские!

— Как ты их!

— А как еще? Что, книжки эти для них пишутся?! Я все детское теперь на внучке проверяю…

— А у тебя что, и внучка есть?!

— Конечно, есть. Если есть сын, ведь может быть и внучка? Вероника Глебовна есть! А рецептов детской литературы нет! Но надо, чтобы было интересно. Вот и Анжелетта рассказывает истории, а не выдумывает сюжет… И у нее хоть и не все, а получается… Девчонки злятся: тетка срывает немаленькие тиражи, а их сальерианские потуги — в отвал… Детей не обдуришь.

— А «Настоящие пионеры»?!

— Ты знаешь, это не трэш. Я смотрел довольно внимательно: написано хорошо. Анжелетта не умеет писать плохо. Персонажи, понятно, еще те, но все же это заряжает на скандал и может увлечь многих взрослых. И тогда они попали! Дочитают до конца. Анжелетта действительно написала триллер, психиатрический триллер… Про всю нашу длящуюся жизнь. Могла бы взять эпиграф из «Записок сумасшедшего»: «Что это у тебя, братец, в голове всегда ералаш такой?..» Черт!

Последнее междометие относилось, однако, не к Гоголю, а к тому, что Трешнев погрузил свою летнюю туфлю в какую-то коварную лужу едва ли не по щиколотку.

— Ну вот! — сокрушенно сказал он. — Гайдар с Бурбулисом нам виноваты! Поналивали здесь луж…

Ворча, поплелся дальше.

— Инесса тоже куда-то пропала. Не звонит… Наверное, опять крокодил директор в школе задержал…

— Еще бы! Такую красавицу… — съязвила Ксения и тут же нарвалась.

— Что есть, то есть… Я же ей подробно объяснил, как идти! И бывала она здесь! Но, как все натуральные, коренные москвички, наделена географическим дебилизмом… А мы уже почти приплыли.

Зазвонил его телефон.

Трешнев выхватил «моторолу» из кармана, раскрыл, приложил к уху.

— Где ты?! Что? Видишь меня? А я не вижу! С какой бабой? Это Ксения! — Трешнев повертел головой и обратился к Ксении: — Говорит, что нас видит! Ты ее видишь?

— Не помню, сколько не видела… Могу и не узнать!

— Вот же она! — радостно заорал Трешнев.

Всего в нескольких метрах от них, на островке в разрыве бульвара, у довольно большого автомобиля оливкового цвета, стояла Инесса.

— Чего звонишь?! — закричал Трешнев, бросаясь к ней через проезд и таща за собой Ксению.

— А что же мне — горло драть через улицу?! — возмутилась Инесса. — Увидела вас — и позвонила. Ксения, это ты?

— А ты что подумала?

— Приди в мои объятия! — Трешнев произнес эту свою фразу, уже слышанную Ксенией ранее и однажды обращенную к ней. Наверняка подхватил у кого-то и вооружился.

— Как я, нормально припарковалась? — спросила Инесса, не размыкая объятий после традиционного троекратного трешневского поцелуя. — Не эвакуируют?

Трешнев осмотрелся:

— Здесь вроде можно. Пойдемте, девчата!

— Рюшик, ты сегодня уже пил?

«Рюшик»! Ксения чуть не упала на проезжей части.

— Что я мог пить, майне либе?! Юра выставил только молоко… совсем погрузился в младенчество… а сюда мы пока не дошли… Да я и вчера, на «Фуроре», почти не пил…

— Вот и прекрасно! Отгонишь мою «Надежду» со мною вместе, а я выпью.

И она протянула Трешневу ключи от авто.

— Сейчас в машине слушала новости… Федор Бондарчук объявил, что будет продюсировать экранизацию этой вашей «Радужной стерляди» и видит в главной роли Алексея Воробьева…

— Как ты все успеваешь?! — с уважением воскликнул Трешнев.

— Для этого, Рюшенька, надо вставать в шесть утра, — наставительно проговорила Инесса. — Ежедневно. А про Лешу Воробьева мне рассказывают ученицы.

— Скоро вы увидите праздник бескорыстия! — Трешнев мгновенно переключался с одного на другое. — Это будет презентация фуршета, а книжка выступит чем-то вроде аперитива.

— Ты хоть скажи, что за книжка! — с учительской требовательностью произнесла Инесса. — Неудобно получается…

Только теперь Ксения стала соображать, что сразу ошеломило ее в облике этой автомобилистки. Платиновая блондинка Инесса — ростом, пожалуй, не только померяется с Трешневым, но и выиграет у него пару сантиметров — была в стильных песочных бриджах до середины икры и в бледно-бирюзовой блузке, сильно открывающей грудь («Впрочем, второй размер, — отметила Ксения, — здесь паритет!»). Кожаные сандалии, явно купленные не на рынке при Савеловском вокзале, а ногти на руках и на ногах покрыты темно-синим, до черноты, лаком.