Тара обняла наставницу и сразу спросила:

— Где Амрита?

Ответ оглушил, как падение камня.

— Ее… нет. Она исчезла. Я слышала, будто Амриту похитили.

Тара изменилась в лице.

— Давно?

— Еще до начала дождей. Поговори с Хемнолини. Она знает больше меня.

— А дочь Амриты?

— Девочка здесь, — сказала Ила и позвала: — Амина!

От толпы маленьких танцовщиц отделилась девочка лет шести и подошла к наставнице. Глядя на дочь Амриты, Тара вспомнила свое детство, первые радости и первые слезы.

Камал, который тоже смотрел на девочку, заметил, что Амина выглядела вовсе не такой жизнерадостной и веселой, как их дочь.

— Здравствуй, Амина. Я подруга твоей мамы и тоже танцовщица, — сказала Тара.

В глазах ребенка загорелась надежда — и погасла, когда Ила велела ей идти к остальным, чтобы продолжать занятия.

— Мы поговорим с Хемнолини, а потом вернемся, — пообещала Тара.

Когда они с Камалом отошли от площадки, молодая женщина озабоченно промолвила:

— Девочка выглядит грустной. — И быстро прибавила: — Я не хочу оставлять ее здесь.

Камал сжал руку Тары.

— Я знал, что ты это скажешь. Думаю, нам не позволят ее забрать.

Молодая женщина упрямо сжала губы.

— Посмотрим.

Хемнолини встретила их со слезами на глазах.

— Тара! Камал! Дети мои! Где же вы были?! Иногда мне казалось, что с тех пор, как вы исчезли, храм опустел! Будто погасли два больших ярких огня!

— Разве нет других танцовщиков? — не без иронии произнесла Тара. — Неужели только Камал похож на Натараджу, который спустился с небес?

Пожилая девадаси покачала головой.

— Он был частью жизни храма, всецело преданный Шиве, отдающий своему искусству и душу, и сердце. Так же, как и ты. Где вы теперь и чем занимаетесь?

Молодая женщина рассказала, и Хемнолини произнесла ту же фразу, какую Тара некогда услышала из уст своего возлюбленного:

— Ты превратила священные танцы в уличное представление! Совершила святотатство. И заставила Камала сделать то же самое.

Тара хотела ответить, но муж опередил ее:

— Нет, Хемнолини. Ты прекрасно знаешь, что представляет собой наше искусство. Это не просто заученные движения. Это умение смеяться и плакать, раскрывать сокровенные тайны души, рассказывать обо всем на свете с помощью танца. Святое мы оставили неприкосновенным. Разве что привнесли в танцы больше огня и жизни, простых человеческих чувств. Если бы мы остались в храме, никогда не смогли бы пожениться, открыто жить вместе и иметь детей. И чем нам заниматься, как не танцевать? Мы больше ничего не умеем. Танец — это наша жизнь и наша любовь.

Выслушав его, Хемнолини добродушно усмехнулась.

— Что с вами поделаешь! Ваш талант искупает все прегрешения. Главное, вы счастливы друг с другом.

— Расскажи о том, что случилось с Амритой, — попросила Тара.

Пожилая девадаси говорила недолго.

— Это все, что мне известно, — сказала она в заключение. — Человек, похитивший Амриту, был очень богатый и властный, а я знаю, что крепче всего запираются золотые клетки. Возможно, Амрита никогда не вернется назад.

— Мы хотим забрать ее дочь с собой, — заявила Тара. — У нас тоже девочка, и мы сумеем воспитать Амину.

Взгляд Хемнолини сделался суровым.

— Зачем она тебе? Разве дочери Амриты плохо в храме?

— Я не хочу, чтобы она становилась девадаси.

— Ты не ее мать и не можешь решать.

— Давайте спросим Амину, — вмешался Камал.

— Она еще слишком мала и не понимает, что значит быть девадаси, — возразила Хемнолини.

— Вот именно, не понимает! — Тара повысила голос. — Зато я понимаю! Понимаю, что значит расти без родителей, без права выбирать свою судьбу. Знаю, каково днем получать удары бамбуковой палкой, а ночью плакать в подушку.

— Человек не выбирает судьбу. Это она выбирает человека, — возразила Хемнолини. — Если бы не воспитание, полученное в храме, ты не была бы такой, какая ты есть сейчас: не сухая трава, а прекрасный цветок. Ты не только отдавала, но и брала, Тара.

— Пусть так. Жизнь тяжела, выбор сложен, и человек рискует ошибиться. Главное, что Амина будет нужна нам независимо от того, есть ли у нее способности к танцам и… какой она приносит доход.

Хемнолини вздохнула.

— Вы можете поговорить с верховным жрецом, но он не отдаст вам девочку.

Камал и Тара вышли на улицу.

— Возможно, Хемнолини права? — сказал жене Камал. — Почему ты хочешь забрать Амину? Ты чувствуешь себя виноватой перед Амритой или тебе нужен второй ребенок? Если девочка покинет храм, она уже не сможет вернуться обратно. К тому же тебе неизвестно, что думала об этом Амрита!

Тара улыбнулась так, как улыбаются, когда на самом деле хотят заплакать.

— Я не могу оставить малышку одну, не могу!

Камал обнял жену.

— Хорошо. Мне кажется, для начала нужно поближе познакомиться с девочкой.

— Ты прав, — согласилась женщина.

Они упросили Илу отпустить Амину с занятий и увели ее за пределы храма.

Тара пожалела о том, что они с Камалом не взяли с собой Уму; веселая, непосредственная малышка легко находила общий язык с детьми и взрослыми.

Тара рассказала Амине о Калькутте, о жизни своей семьи. Они с Камалом угостили девочку сладостями, показали ей выступление фокусников, заклинателя змей.

На узких улочках городка жили и работали ремесленники. Амина наблюдала, как искусные мастера неутомимо стучат крохотными молоточками по листам серебра, нанося на них тончайшие орнаменты и узоры. Как гончар заканчивает отделку кувшина и выстраивает рядами готовые блюда и чаши. Как женщины прядут тончайшее волокно, а мальчик-подмастерье скрепляет щипчиками звенья ожерелий и браслетов. Девочка увидела, что за пределами храма бурлит разнообразная, неведомая ей жизнь.

Вскоре Амина повеселела, начала улыбаться. Пока рядом с ней была мать, девочка чувствовала себя так, словно между ней и горестями окружающего мира стоит надежная живая стена, сотканная из теплоты объятий, ласковых утешений и ободряющих слов. Когда Амрита исчезла, в душу ребенка ворвалось одиночество. Она не знала, куда идти, если кто-то обидит ее или причинит боль.

Теперь в ее жизни вновь появились взрослые, согласные любить ее просто за то, что она это она, готовые защищать от любых бед. Амина чувствовала, что может им доверять.

— Ты станешь учиться танцам, если захочешь. Будешь жить у нас, сколько сама пожелаешь. Можешь считать нашу дочь своей сестрой, — говорили Тара и Камал.

— А мама вернется? — с надеждой спросила девочка.

Они переглянулись.

— Непременно. И быть может, случится так, что она тоже захочет жить в нашем доме. Ты пойдешь с нами?

— Пойду, — сказала Амина.

Тара порывисто прижала ребенка к себе и заплакала.

— Я выдержу сражение со жрецами, чего бы мне это ни стоило! — заявила она мужу.

Камал покачал головой.

— Храм — не то место, где сражаются, Тара.

Когда они вернулись на территорию храма, Ила сказала:

— Приехал какой-то человек, говорит, что он отец Амины.

Возле площадки, на которой обычно занимались девочки, стоял Киран. Тара и Камал замерли в изумлении. Они знали, что Киран собирался приехать, но никак не ожидали, что он появится именно в это время.

Что-то изменилось в облике Кирана с тех пор, как они видели его последний раз. Он все больше старался скрывать свои чувства от окружающих людей, и это удавалось ему все лучше и лучше. Вдобавок он был великолепно одет; его сопровождали двое слуг, один из которых был вооружен саблей, а другой держал над головой господина раскрытый шелковый зонт.

На лице Тары вмиг появилось выражение враждебной непримиримости.

Киран подошел к ним и наклонился к Амине.

— Амина?

Девочка кивнула.

Киран посмотрел на Тару.

— Мне все известно. Я заберу девочку с собой.

Амина боязливо прижалась к женщине.

Тара легонько подтолкнула ребенка к Камалу и шагнула вперед. Ее глаза сверкали подобно двум ярким звездам.