В квартире тихо. Джеймс, наверное, еще с Зои. 

Так я и сижу, пока Нейтан заваривает мне чай. Странно: мой экземпляр «Дневника Бриджит Джонс» лежит на полке для DVD вверх ногами. Потом взгляд цепляется за круглый отпечаток на журнальном столике: или я, или Джеймс явно забыли использовать подставку под горячее. 

Нейтан ставит передо мной чашку. Опускается рядом, и моя ладонь снова оказывается у него в руках. 

— Люси, я за тебя волнуюсь. Позволишь мне снова набрать Джеймса? 

Я медленно киваю. 

Он вынимает мой телефон из сумки и нажимает на повторный вызов. Спустя какое-то время сбрасывает звонок и пробует снова. 

— Не беспокойся, — говорю я. — Все в порядке. Он вернется, когда вернется. 

Нейтан смотрит с явным облегчением, услышав от меня хоть слово, и спрашивает: 

— Когда похороны? 

— Во вторник. 

— Ого, так быстро. 

— Он умер три недели назад. Они пытались отыскать его семью. — Все мной сказанное — как про чужого человека. 

— Это в Манчестере? Джеймс с тобой поедет? 

Я утвердительно киваю на оба вопроса. 

— Хорошо. Но если он не сможет — по любой причине, — дай мне знать, и я тебя отвезу. 

— Спасибо. Ты такой добрый. 

Я разворачиваюсь, чтобы взглянуть на него — впервые с тех пор, как позвонила мама, — и на глаза снова наворачиваются слезы.

— Все в порядке, — утешает Нейтан. — Все хорошо. 

Я ложусь и опускаю голову ему на колени. Нейтан гладит меня по волосам, пока мое дыхание не становится мерным. 

          ***

— Что тут происходит, черт возьми? 

Голос Джеймса рывком выдергивает нас из сна. Должно быть, мы снова заснули. О боже.

Джеймс осуждающе взирает на нас сверху вниз. Нейтан встает, но Джеймс не отходит, и на долю секунды мне кажется, что он сейчас ринется в драку. 

— Мой отец умер! 

— Что? — Забыв о Нейтане, Джеймс бросается ко мне. 

— Мой отец умер, — повторяю я. 

— Детка, — говорит он, обнимая меня. 

— Я не могла до тебя дозвониться! — всхлипываю я. 

— Мне так жаль, детка, так жаль. 

Я высвобождаюсь и смотрю на Нейтана, неловко вставшего у кофейного столика. Джеймс прослеживает мой взгляд.

— Спасибо, что позаботился о ней, друг. 

— Нет проблем, — отвечает Нейтан и идет к двери. Я киваю ему на прощание. 

— Позвони мне, если что-нибудь понадобится, хорошо? — просит он меня. 

— Обязательно. 

После его ухода какое-то время сижу в прострации. Нейтан был так добр со мной сегодня, а Джеймс ужасно себя с ним повел. Я абсолютно подавлена. Пытаюсь сосредоточиться и пересказать Джеймсу разговор с мамой. 

— Детка, ты вправе не ехать, — замечает он, когда я признаюсь, что собираюсь на похороны. — Не стоит тебе через это проходить. 

— Я поеду, Джеймс. Ты со мной? 

— Детка... — Джеймс сникает. — Вряд ли у меня получится. Во вторник и среду у нас конференция, и мое присутствие там очень важно для фирмы. Люси, ты ведь на самом деле не хочешь туда ехать, ведь так? 

— Нет, не хочу, Джеймс. Но поеду. 

— А твоя мама? 

— Не знаю. Я спрошу. — Отворачиваюсь прочь. 

Мамы не будет, и я ее не осуждаю. Ее снедают угрызения совести, но спустя все эти годы, после той боли, что отец ей причинил, она просто не может переступить через себя. Она и меня отпускать не особо желает, но понимает, почему мне это нужно. В какой-то мере я хочу компенсировать свое отсутствие на бабушкиных похоронах. Тогда мне не хотелось сталкиваться лицом к лицу с отцом. Что ж, теперь я больше никогда его не увижу. 

— Джеймс с тобой поедет? — спрашивает мама. 

— Да, — вру я.

          ***

Нейтан приезжает за мной во вторник в семь утра. 

Когда мы наконец вырываемся из северного Лондона и добираемся до оживленной магистрали, я достаю из сумки ту самую кассету и вставляю ее в магнитолу. 

— Она все еще у тебя? — удивляется Нейтан. 

— Конечно.

Из-за пробок дорога до Манчестера растягивается на добрые три с половиной часа. Нейтан ведет машину, а мне удается вздремнуть. Похороны не начнутся раньше полудня, так что мы находим кладбище и отправляемся в забегаловку неподалеку.

— Спасибо, что поехал со мной, — говорю я, когда мы занимаем столик. — Даже не знаю, что бы я делала... 

— Джеймс поехал бы, если бы ты настояла. 

— Может и так. 

Нейтан не отвечает. Официантка возвращается с нашей едой. 

Отца кремируют, потому что это дешевле, чем погребение. Священник не ожидал меня увидеть: он понятия не имел, что у покойного есть родственники. Несколько человек уже обосновались в зале, включая пару чудных старикашек. Я не знаю, кто они, и не желаю знать. Когда священник спрашивает, хочу ли я произнести несколько слов, отрицательно качаю головой. Отпевание проходит быстро, формально и бездушно. 

После окончания службы ко мне подходит женщина-полицейский в штатском. У нее в машине кое-какие вещи моего отца, и она уточняет, нужны ли они мне. 

— Разве моя мама не просила отдать все на благотворительность? — колеблюсь я. 

— Мы так и поступили, — отвечает женщина. — Это личные вещи. Только маленькая коробка. 

Уже сидя в машине с коробкой на коленях, я боюсь заглянуть и увидеть, что там внутри. 

— Можно сделать это позже, — предлагает Нейтан. 

— Я хочу сейчас. Перед тем, как уедем отсюда. Ты не против?

Капли дождя тяжело падают на ветровое стекло. Вечернее небо пасмурно и затянуто тучами. Через пару часов совсем стемнеет, а нам еще нужно доехать обратно до Лондона. Нейтан включает свет, и я поднимаю крышку. 

Странный запах. Затхлости, разложения... Как будто вещи провоняли мертвым телом отца. Невыносимо хочется выбраться из машины и постоять под дождем или по крайней мере открыть окно и впустить разбушевавшуюся стихию внутрь. Но я пересиливаю себя, четко понимая, сколько Нейтан уже для меня сделал. Не желаю, чтобы он счел меня чокнутой, и это помогает мне победить приступ клаустрофобии. 

Внутри коробки двенадцать книг, включая Библию, семь виниловых пластинок неизвестных мне ирландских певцов, дешевые с виду металлические часы, золотое обручальное кольцо и несколько конвертов. 

Я сразу узнаю мамин почерк. 

Распахиваю дверь машины, и меня тут же выворачивает. Мокну под дождем, пока желудок продолжает сокращаться, но наружу больше ничего не выходит. 

— Люси! — Нейтан затягивает меня обратно и закрывает дверь. — Необязательно читать это прямо сейчас! 

Но я не могу остановиться. В этом вся я. Последняя страница книги... Рытье в лотках с уцененными вещами... Помню, как Молли перечислила все это, когда я отказалась удалить смску от Джеймса в ее мастерской в Сиднее. 

Один из конвертов оказывается толще и жестче, и я решаю начать с него. Внутри письмо и фотография: маленькая девочка стоит на балконе многоэтажки и улыбается на камеру. Каштановые волосы, короткая детская стрижка. 

«Люси, 5 лет», — написано моей мамой на обороте. Собрав волю в кулак, открываю письмо и читаю. 

Джо, 

Это твоя дочь. Я думала, тебе захочется посмотреть, как она выглядит, поскольку в ближайшее время вы не встретитесь. 

Я не вернусь, и не пытайся со мной связаться. После всего, что ты сделал, я больше никогда не желаю тебя видеть. Ты жалок. Ты — само зло. Даже этой фотографии Люси ты не заслуживаешь, но я выше мелочной мести. 

Однажды, если хоть когда-нибудь ты решишь привести свою хренову жизнь в порядок, я, может быть, позволю тебе повидаться с дочерью. Но до тех пор...

Диана. 

Не похоже на маму. Она никогда не ругается. Не понимаю. Передаю письмо Нейтану и перехожу к следующему конверту. Вода с мокрых волос стекает по шее, но меня это едва беспокоит. 

Джо, 

Скажи своей матери, чтобы перестала мне писать. Новым жильцам надоело пересылать мне ее письма. 

Диана. 

Я сбита с толку. Как это понимать? В остальных конвертах — письма отцу от бабушки. Там вроде бы ничего существенного, просто болтовня о том, чем она занималась в саду и что новенького у соседей. Через некоторое время складываю письма обратно в коробку.