Изменить стиль страницы

— Нет, — выдыхаю я, и из глаз начинают струиться слезы. 

Худший полет в моей жизни. Не могу спать, не могу сосредоточиться ни на одном фильме. Принимаю снотворное, поджимаю ноги под окно и с трудом дремлю, так как постоянно то снятся кошмары, то затекают части тела. При каждом пробуждении меня встречает жестокая реальность, и я без конца проверяю время на цифровом табло, чтобы увидеть, сколько еще до Сингапура, откуда наконец-то получится позвонить Джеймсу. 

Десять часов пятьдесят одна минута… 

Семь часов тринадцать минут… 

Четыре часа двадцать минут… 

Это пытка. Что, если он не ответит? Нет, не могу сейчас об этом думать… 

Мы встретились на вечеринке в Лондоне три года назад — нас познакомил общий приятель. Джеймс уже работал юристом в фирме, а я только-только закончила университет. Сначала я даже внимания особого на него не обратила. Довольно высокий — около метра восьмидесяти, — хорошо сложенный, с коротко стриженными песочного цвета волосами. На нем еще был темно-серый костюм и белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, хотя Джеймс снял галстук, чтобы не выглядеть чересчур деловым. Но его дерзкая улыбка меня зацепила. Улыбка и голубые-голубые глаза. 

На первое свидание он повел меня в башню «Оксо», где мы пили шампанское, рассматривая сверху Лондон и лодки на Темзе. До постели дошло четыре дня спустя в квартире в Клэпхэме, которую он снимал вместе с парнем из Южной Африки по имени Алин. Через два месяца я переехала туда, а Алин перебрался в другое место. Некоторые считали, что мы съехались слишком быстро. Но мне не терпелось начать жить вместе. 

Джеймс оплачивал львиную долю стоимости аренды, пока я по вечерам разливала пинты горячительного в пабе, а днем стажировалась в «Агентстве Мэнди Ним», фирме, которая занималась продвижением чего угодно, от водки до блеска для губ. Спустя одиннадцать недель — за семь дней до истечения срока, отведенного на поиск «достойной работы», — мне посчастливилось оказаться в нужном месте в нужное время и занять в фирме мелкую должность. Сейчас я уже старший специалист по связям с общественностью, и все друзья твердят, что моя работа идеальна, ведь я могу забирать домой любые бесплатные образцы, какие только захочу. 

Теперь припоминаю: даже в начале отношений Джеймс мог прийти со службы позже, чем я со смены в пабе. Были ли необходимы все эти сверхурочные в офисе? Ведь тогда он вряд ли мне изменял… 

Нет. Нет. Это невозможно. Просто не понимаю. Он никогда бы меня не предал. Или нет? 

О господи, это непостижимо. Может, сообщение пришло мне по ошибке? Вдруг это друзья Джеймса отправили? Точно. Наверное, они сидели в баре, и, когда Джеймс отлучился в туалет, шутники стащили его телефон. Могло ведь произойти подобным образом, правда? Но в глубине души я знаю, что это далеко не так. 

Толстяк ржет над какой-то хохмой из телевизора. Его вторая половина постанывает во сне. Интересно, лучше ли ей спится, сидя в этом кресле, чем дома в кровати, когда матрас прогибается под весом туши супруга? Худышка и вправду выглядит умиротворенной. 

Выпрямляю ноги под передним сиденьем и шевелю ступнями. Я бы предпочла прогуляться туда-сюда по проходу, но не хочу снова затевать волокиту с протискиванием мимо жиртреста. 

О, да к черту! Поднимаюсь на кресле и перешагиваю через спящую жену соседа. 

— Не вставайте! — громко шепчу я в ответ на его удивленный взгляд. Осторожно ступаю, стараясь не задеть пальцами ног жирдяевы телеса, растекшиеся по подлокотникам. Наконец я свободна. 

Пару минут вышагиваю по проходу, пока не становится неловко. Тогда иду в уборную и закрываюсь там. Я выгляжу уставшей, изможденной. Глаза красные и припухшие. 

«О Джеймс… Я люблю тебя. И не хочу тебя терять». 

Полет длится целую вечность. Мне никогда еще не случалось так долго обходиться без телефона. Присаживаюсь на сиденье унитаза и начинаю плакать от отчаяния. 

Что мне делать? Мысль о том, что нужно перевозить все мои вещи из нашей квартиры… 

Нашей славной, славной квартиры. Мы купили ее прошлым летом. В Мэрилебоне, сразу за Хай-стрит. Обычная однушка, но я ее обожаю. 

На короткий момент меня пронзает гнев. Нет! Пусть проваливает Джеймс! Ублюдок! Если он спал со всеми подряд... 

Но ярость скоро вновь перетекает в отчаяние. Куда я пойду? Будет ли Джеймс жить с ней? При моих доходах я просто не смогу позволить себе ипотеку. Если я съеду, переберется ли к нему эта шлюха? Что я буду делать со всеми своими вещами? Как мы будем делить нашу музыку? А фильмы? Кому достанется диван? Телевизор? Кровать? О нет, кровать. «Пожалуйста, не думай о ней…» 

Это было как-то в январе: я проснулась в два часа ночи и увидела Джеймса в изножье постели. Он снимал брюки, очевидно, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах. Он предупреждал, что задержится допоздна в офисе, но от него несло табачным дымом и спиртным. Я притворилась спящей, потому что мне не хотелось с ним говорить, когда он настолько пьян. На следующее утро обманщик отрицал похмелье, хотя его лицо было землистого оттенка. Утверждал, что пропустил лишь пару стаканчиков после работы. Не знаю, зачем понадобилось лгать — ведь было ясно, что Джеймс загулял и надрался. Но иногда с ним просто не имело смысла спорить. 

Совсем недавно я как-то вечером облазила все кухонные шкафчики в поисках коробки вишни в шоколаде с ликерной начинкой. Я знала, что Джеймс не ел конфеты, потому что не любит такие, но все равно поинтересовалась, не в курсе ли он, куда подевались сладости. 

— Нет, — ответил он. 

— Не могу их нигде найти. 

— Ах да, точно, я их отдал. 

— Ты… что? Кому? Там оставалось всего ничего! 

— Бездомному. 

— Бездомному? — недоверчиво переспросила я. 

— Угу. 

— Ой, да ладно, — покачала я головой. 

— Да правда же! Он рылся в мусорных мешках у тротуара и разводил приличный беспорядок. Я сбегал домой и схватил первое, что подвернулось под руку, лишь бы этот люмпен убрался. 

— Джеймс, кончай. Куда ты их дел? Перестань меня дурачить. 

— Люси, я не шучу. Зачем мне врать? 

— А я откуда знаю? В любом случае, зачем ты отдал бомжу конфеты с ликером? У него наверняка и так проблемы с алкоголем, а тут еще ты усугубляешь. 

— Ну да, это действительно было не очень умно, — смягчился он. — Но я просто не подумал. 

Чушь какая-то. Не может быть, что он тогда отдал мои конфеты бродяге. Держу пари, сучка, которую Джеймс отодрал, их и сожрала. 

Возвращаюсь на свое место, чувствуя тошноту, и даже запах жирной еды с продвигающейся по салону тележки не помогает. Не хочу ничего. И, пожалуй, больше никогда не смогу есть вишню в шоколаде. 

Что просто замечательно. 

Кто, черт возьми, эта шлюха? Кто-нибудь с работы? Тут же в памяти переношусь на рождественскую вечеринку у Джеймса в офисе пару месяцев назад. Он тогда оставил меня болтать с одной из секретарш, пока сам пошел за выпивкой для нас. Прошло десять минут, а его все не было, и я отправилась на поиски. Этот ловелас завис у бара, как-то слишком интимно, как мне тогда показалось, беседуя с высокой стройной брюнеткой. Они стояли почти вплотную друг к другу, и я, помню, ощутила легкий укол ревности. Но Джеймс, оглянувшись и увидев меня, не выглядел виноватым. 

— Люси! Вот ты где! Я тут просто болтал с… эээ… Зои. 

Позже, когда я спросила про нее, Джеймс отмахнулся, что просто замешкался, вспоминая ее имя. Она новенькая, и у нее тут немного друзей, оправдывался он. По его мнению, она ничего, но не в его вкусе. Я сама спросила, разумеется. Мне всегда это интересно. 

Чувствую, как меняется давление, и смотрю на табло — осталось всего двадцать пять минут. На меня накатывает волна нервозности, за ней следует прилив тошноты. Проходит несколько секунд, и пилот объявляет о начале приземления. Пристегиваю ремень и ставлю в нужные положения откидной столик и спинку кресла. Пока остальные пассажиры выключают гаджеты, я крепко стискиваю в ладонях мобильный — до терминала Международного аэропорта Сингапура всего несколько минут...