Джек чуть ускорил развитие событий в окружающем мире. Он управлял скоростью собственных мозговых процессов, ориентируясь по внешним признакам. Используя опыт, полученный во время съемок в кино, он с первой попытки добился того, чтобы картинка перед глазами двигалась с привычной скоростью. Но при этом Джек постоянно ощущал, что какая-то ниточка в сознании прочно удерживает связь, отвечающую за контроль.

Он увидел, что бьющиеся в корчах пленники стали понемногу затихать, растратив все силы на противоборство «разрушителю воли». Борьбу, оказавшуюся для них проигранной. Они поняли правила игры. Джек хорошо сыграл такую же реакцию, замерев на полу в неудобной позе.

Пехотинец, стоявший у двери, вышел. Результат достигнут, новая партия солдат скоро восстановит силы и будет готова к выполнению чужой воли. Сейчас они не представляют никакой опасности. Дикое истощение, явившееся следствием отчаянного сопротивления организма яду, скоро выльется в жуткий голод, который можно будет утолить только одним способом. Получив с новой порцией жидкости из трубки новую дозу яда.

«Для меня это теперь просто вкусная и полезная пища».

Джек улыбнулся, зная, что это не будет видно из-за закрывающей пол-лица маски.

Глава 15

Лозье нервно мерил шагами узкий проход в своей комнате.

Выделенное ему для жилья помещение пребывало в ужасном запустении, повсюду разбросаны вещи, кровать смята, стол помутнел от толстого слоя пыли. Проводя почти круглые сутки в лаборатории, ученый давно перестал находить свободное время, чтобы навести здесь хоть какой-то порядок. Он вообще не замечал, в каких условиях живет. Все усилия направил на реализацию плана, захватившего воображение, питающегося клокочущей жаждой мести.

На столе, ярко выделяясь среди кучи хлама, скромно стоял незатейливый стакан с прозрачной, как ключевая вода, жидкостью. Редкий в эти зимние дни солнечный луч упал на стеклянные грани, раздробился радужным веером. Мимолетная искра радости в хмуром сером бардаке.

Сомнения, точно короеды в могучем столетнем дубе, подтачивали план Лозье, грозя поколебать его целеустремленность. Необходимость сделать последнее движение вызвала множество вопросов, от которых он отбивался, как от роя рассерженных ос.

«А вдруг не получится? – он схватился за голову. – Мне не останется иного выбора, кроме как взять на себя грех самоубийства. Прости, Господи, что я дерзнул претендовать на крупицу Твоего могущества! Что за кошмарную теорию Ты вложил в больную голову этого проклятого старика? Зачем нам такие испытания?»

Шатаясь от нервного истощения, Лозье тяжело опустился на скомканное одеяло. Тупо уставился на стеклянное искушение, потом зажмурился, натужно простонал.

«Нет, невозможно смириться с бесчестием! Никому не позволю творить такое, впутывать меня в авантюру, попирающую основы человечности! Только месть остается. Отступать поздно».

Он открыл глаза. с каменным, как бесчувственная маска, лицом потянулся, взял стакан. Минуту отрешенно любовался радужными переливами, сжимая пальцами стекло все сильнее, пока суставы не отозвались резкой болью. Очнулся. Двумя жадными глотками опустошил стакан, ощутил, как похолодело в желудке. не разжимая пальцы, свесил руки, сгорбился, повалился на подушку, все еще хранящую отпечаток головы с прошлой ночи.

– Это потрясающе! – заявил профессор еще с порога, распахивая широким жестом дверь в лабораторию.

Все сотрудники оторвались от забот, уставились на начальника. Старик пребывал в редком возбуждении.

– Я и предположить не мог, что все будет развиваться так быстро!

Лозье встал из-за стола, сжал внезапно вспотевшие ладони в кулаки.

– Что произошло, мсье Уотсон?

– Мистер Ридл заслуживает всяческой похвалы. Он сделал даже больше, чем мы могли рассчитывать.

– Что с ним? – насторожился Лозье.

«Неужели я ошибся? Возможно ли, что мой антивирус не только оказался нейтрален в своем действии, но и каким-то образом помог Уотсону, усилил эффект его работы?»

– Наш дорогой друг сэкономил нам кучу времени. Знаете, что он сделал? – спросил Уотсон.

Люди в растерянности замотали головами, некоторые перешептывались.

– Он попал в плен! – восторг Уотсона достиг мыслимого предела.

Повисла напряженная тишина. Кто-то кашлянул.

– И чем же это… хорошо? – Лозье прищурился.

«Уж не выжил ли старик из ума окончательно? Месть теряет всякий смысл, если ее объект не способен оценить результат».

– Как чем? – Уотсон наконец вспомнил о двери, закрыл ее, прошел к своему креслу. – Он чудесным образом избавил нас от необходимости планировать операцию по внедрению его к марсианам. Все произошло само, да так быстро, что лучшего и желать нельзя!

«Чудовище! Он представляет вообще, сколько людей отдало свои жизни? и говорит, что все идет, как надо?»

– Взятие Трои в чистом виде! – продолжал ликовать профессор. – Даже лучше, враг сам пришел и забрал себе троянского коня. Его и к воротам подкатывать не пришлось.

– Значит, вас можно поздравить, – тусклым голосом подытожил Лозье.

– Не меня, а всех нас. Все человечество будет скоро праздновать победу!

«Если бы они только знали, какой ценой она будет достигнута. – Лозье оперся о столешницу, чтобы не поддаться охватившей ноги слабости. – Когда же кончится этот кошмар?»

Лозье начинал терять терпение. Прошло несколько дней, достаточно, по его мнению, чтобы проявились первые признаки изменений. Сделав все, что от него зависело, он предоставил вирусу распространяться по телу, а сам невозмутимо продолжил работать в лаборатории, помогая Уотсону привести в порядок записи.

«Честное выполнение своих обязанностей – лучшая маскировка», – справедливо рассудил он.

Материалов накопились целые горы. Кипы бумаг, мелко исписанных, исчерканных, мятых. Некоторые отчеты сильно пострадали от разлитого кофе, которым лаборанты нещадно накачивались, чтобы успеть за бешеным ритмом работы профессора и его ученика. Бесконечные рулоны бумаги с таблицами замеров, графики почасовых изменений клеточной структуры, зарисованные торопливыми штрихами ключевые моменты, пойманные наблюдательной панелью микроскопа. Все надлежало обобщить, оценить, разложить по полочкам, сделать выводы, проверить на соответствие теоретическим выкладкам.

Это был очередной тяжелейший период в череде других, которые пришлось пережить Лозье с тех пор, как он оказался в Лилле. в страшном сне ему не могло присниться, во что выльется та судьбоносная встреча с пришельцем в снаряде, во время которой Лозье принял решение сделать карьеру на работе с марсианином. Уотсон, сам того не ведая, коварно вмешался в его планы.

«Скоро он поплатится за все, что натворил!» – бодрился Лозье, когда ловил себя на мысли, что адский труд заставил на минуту забыть о мести.

Утомление однажды достигло такой степени, что молодой биолог увидел сон наяву. Сидя в своем углу, погребенный под пудовыми пачками бумаги, папками, журналами, он писал чистовой вариант одного из отчетов. Буквы вдруг обрели объем, выдавились изнутри, словно что-то выпихивало из плоскости листа, начали расплываться, приблизились, набухая, норовя запрыгнуть на нос. Это было похоже на галлюцинацию, но он точно знал, что никаких веществ, вызывающих подобные эффекты, не принимал. Буквы сложились в слова, которые стали вести себя как змеи, выстраиваться в ровные ряды, изображая ирреальный ползучий парад.

Доктор попытался усилием мысли подавить болезненное состояние. не хватало еще, чтобы его нашли, лихорадочно размахивающего руками над столом, гоняющего невидимых мух. Неожиданно он обнаружил, что танцующие перед ним образы полностью подчиняются ему. Он словно брал их руками, аккуратно ставил в нужное положение, мысленно выстраивая затейливую структуру. на короткое мгновение его охватило ощущение полного контроля над удивительно сложной системой, на первый взгляд – хаотической, но превращенной одной лишь мыслью в строгую, упорядоченную последовательность, пусть и многомерную, но полностью осознаваемую во всей волшебной красоте.