Крепко жму Вашу руку, желаю Вам здоровья и надеюсь, что действительность быстро рассеет мои, возможно, несколько преувеличенные больничной обстановкой опасения.

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1627. Л.33. На бланке Больницы Академии наук СССР. ИЭ был в январе-феврале во Франции; его дружественный ответ Майскому см. П2, №572. Страницы из «Дневников» И.М.Майского, посвященные ИЭ, см.: ВЛ, 1990, №11–12. С.271–282.

Киев, 29 января 1966

Впервые. Подлинник — собрание составителя. Зинаида Николаевна Некрасова (урожд. Мотовилова; 1879–1970) — врач, мать В.П.Некрасова.

Москва, 31.I.1966

Дорогой Илья Григорьевич!

От всей души поздравляю Вас с семидесятипятилетием, хочу сказать, что уважаю, люблю Вас, радуюсь тому, что Вы существуете. Мысль о том, что Вы есть на свете, внушает гордость за человечество, способное рождать таких людей. Вы украшаете собою нашу страну. Это не юбилейные слова, это то, что я думаю о Вас.

Будьте всегда здоровы и бодры, деятельны и энергичны. Желаю вам долгих, долгих лет.

Впервые. Подлинник — собрание составителя. Федор Маркович Левин (1901–1981) — критик.

<Москва, январь 1966>

Дорогой Илья Григорьевич,

Вам, самому любимому писателю со времен моей молодости, я всем сердцем хочу пожелать многого и только хорошего.

С восхищением и глубочайшим уважением

Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.2037. Л.2. Фаина Григорьевна Раневская (1896–1984) — актриса театра и кино.

Мужен, 7 февраля 1966

Мой дорогой Илья,

я в отчаяньи, что меня не было в Мужене, чтобы принять тебя и г.Зорина[1193], которого мне горячо рекомендовали, потому что я выздоравливал. Я пробуду еще некоторое время в горах на отдыхе. Я думаю вернуться во вторник в Мужен и мне очень хотелось бы увидеть тебя до твоего отъезда и объяснить тебе не письменно, а устно, насколько неверны причины, придуманные журналистами, упрекавшими меня в недружественном отношении к советскому строю[1194].

Преданный тебе твой старый друг

Впервые — Б.Я.Фрезинский. Илья Эренбург и Пабло Пикассо // Памятники культуры. Новые открытия. 1996. М., 1998. С.84. Подлинник — ГМИИ им. Пушкина. Ф.41. Оп.1. Д.1. Л.41.

Москва, 26 февраля 1966

Дорогой Илья Григорьевич!

1. Очень прошу простить меня за то, что я всё же воспользовался Вашим согласием принять мое письмо и посылаю его Вам. Поверьте, что только крайние обстоятельства (два года безрезультатной борьбы с произволом) вынудили меня на то, чтобы отнимать у Вас дорогое время и силы на мои личные дела.

2. Во время нашей встречи мне не удалось дать содержательный ответ на Ваш вопрос. Но это не потому, что нет или что я не вижу фактов, свидетельствующих об усилении угрозы возрождения сталинизма. Просто я не был подготовлен к ответу на такой вопрос в обстановке для меня необычной (первый в моей жизни разговор с великим писателем).

Я, конечно, и не помышляю о том, чтобы еще раз оторвать у Вас драгоценные минуты, но если бы вторая встреча состоялась, я сумел бы ответить на этот вопрос.

Желаю Вам, дорогой Илья Григорьевич, здоровья и многих лет творческой жизни.

С глубочайшим уважением

Писателю Эренбургу И.Г.

Илья Григорьевич!

К Вам обращается бывший военнослужащий генерал-майор Григоренко Петр Григорьевич.

В начале февраля 1964 года я был арестован органами КГБ, предъявившими мне обвинение по ст.70 УК РСФСР (антисоветская пропаганда). В ходе следствия меня направили на психиатрическую экспертизу, хотя я и протестовал против этого, считая обвинения необоснованными.

Экспертиза пришла к заключению, что действия, послужившие поводом для ареста, совершены мною в состоянии психической невменяемости. Военная Коллегия Верх<овного> суда СССР, рассматривавшая это заключение в закрытом заседании 17 июля 1964 года признала меня (по психическому состоянию) неответственным за содеянное и, прекратив уголовное дело, направила на принудительное лечение. Ни я, ни мой представитель на заседание допущены не были, хотя по закону обязательно то или другое.

Если придерживаться закона, то после того, как названное определение Военной Коллегии вошло в силу, уже никто не мог применить ко мне никаких репрессий за совершенное. Из армии меня имели право уволить, после этого, только «по болезни», с выплатой положенного выходного пособия и производством расчетов по день увольнения. С этого же дня надлежало выплачивать мне заранее предусмотренную пенсию.

Так положено по закону. И так фактически обстоит со всеми военнослужащими, совершившими преступления (до убийства включительно) в состоянии психической невменяемости. Это мне сказал Главный Психиатр Вооруженных сил генерал-майор медицинской службы Тимофеев Н.Н. Это же подтверждает пример двух бывших военнослужащих, находившихся вместе со мной на принудительном лечении: инженер-подполковник Шевченко Н.И. и подполковник Бурковский Н.С. Оба они совершили тягчайшие преступления (убийство), но были уволены в соответствии с законом — «по болезни» — и получили пенсии по закону о пенсионном обеспечении военнослужащих.

Со мной все произошло иначе. Еще в больнице до меня дошли слухи, что Совет Министров разжаловал меня в рядовые за те действия, кои я совершил, по определению суда, в состоянии психической невменяемости. Эти слухи в официальном порядке не подтверждены и до сих пор. Но я реально ощущаю на себе следующее:

1. На службе меня не восстановили и жалование, следовательно, не выплачивают;

2. Увольнение из армии не оформлено — не выдано никаких документов о моей службе в армии, не выплачено выходное пособие и не произведены расчеты по день увольнения;

3. Законом предусмотренная пенсия не назначена;

4. Незаконно конфискована часть моих личных вещей.

Будучи выписан из больницы (22.4.65 г.) с инвалидностью II-й группы (со специальной отметкой — «работать не может»), но без пенсии, на попечение жены, которая получает по инвалидности пенсию шестнадцать рублей, я оказался в тяжелейшем положении. Чтобы получить возможность заработать на кусок хлеба, я стал добиваться отмены инвалидности. Но когда этого достиг, оказалось, что без документов об увольнении из армии я не могу поступить на работу. И вот я, ученый — специалист в области военного искусства и общей теории кибернетики, — ииженер-строитель, паровозный слесарь и машинист, оказался пригодным только для тяжелого неквалифицированного труда, да и то временного характера. До сегодняшнего дня я работаю грузчиком в овощном магазине. И никакого просвета не видно. Все жалобы жены остаются без ответа. Когда же попытался писать я, мне пригрозили высылкой из Москвы или заключением в психиатричку, если я не прекращу жаловаться.

Это все и заставило меня обратиться к Вам, выдающемуся писателю-гуманисту нашего времени, человеку большой души с просьбой поднять свой голос протеста против творимого со мной произвола.