– Надеюсь, – заговорил, наконец, Врангель, – что все инструкции специального характера вами уже получены. Я пригласил вас для того, чтобы сообщить вам лично некоторые сведения политического характера.

Барон снова выдержал паузу.

– Итак, вам предстоит встретиться с руководителями наших штабов в России князем Ухтомским в Ростове, генералом Пржевальским на Кубани. Вы должны посетить генерала Шиты Истамулова в Дагестане и Ганукомуллу в Чечне. В разговорах с ними и с их офицерами вам необходимо наметить те задачи, которые встанут перед ними после высадки десанта. Мы не планируем немедленного похода на Москву или хотя бы на север. Наша задача – закрепиться на любом участке нашей многострадальной родины. И тем создать предпосылку для ее полного освобождения.

Барон встал.

– Успех этого дела во всем зависит от предварительной подготовки. Каждый коммунист, комиссар должен быть на строжайшем учете заранее. Не дать никому уйти. Вот в чем задача. В первую же ночь десанта все большевики в Ростове должны быть на фонарях! И никаких пятых, десятых – все, кто способен оказать нам сопротивление! И это будет, будет в конце июля! – хриплый голос Врангеля прозвучал внушительно.

– Я могу сослаться на этот срок? – спросил Васильковский.

– Только самым доверенным людям.

Барон нажал кнопку звонка. В комнату вошел слуга‑болгарин, неся на маленьком подносе серебряные чарки.

– Итак, господа, по русскому обычаю – за успех вашей миссии, полковник, – сказал Врангель. – Правда, водка пока болгарская, но не беда, скоро выпьем и русской.

Все взяли по чарке.

Единым духом опрокинув водку в широко открытый рот, Врангель провел белой ладонью по усам.

– А вы где служили, полковник?

– В штабе его превосходительства покойного генерала Май‑Маевского.

– Царство ему небесное, – сказал, крестясь, Врангель, – бог ему судья! Прекрасный был воин и полководец. Если бы не эта его слабость, – барон постучал длинным полированным ногтем по серебряной чарке, – возможно, поход на Москву завершился бы по‑иному.

Нолькен хитро взглянул на барона, словно хотел сказать: “Ну конечно, теперь пьяница Май‑Маевский виноват! А как сами вы, ваше сиятельство, удирали из‑под Царицына?”

– Я попрошу вас, полковник, – продолжал Врангель, – передать мой личный привет князю Ухтомскому. Скажите Константину Эрастовичу, что по вполне понятным ему причинам мы нигде, даже в переговорах с союзниками, не называли его имени. Но узкий круг знает о его неоценимой деятельности, и, безусловно, в правительстве нового русского государства он займет достойное место. И еще одно. Предупредите князя, что к англичанам, по моим сведениям, откуда‑то, помимо нас, проникают сведения о действительном положении дел в ростовской организации. Это может нам повредить. Они и так не особенно верят в силы нашего подполья. Хорошо бы выяснить источник.

– Слушаюсь, – кратко ответил Васильковский.

– А теперь, господа, – закончил Врангель, – сядем и помолчим перед дорогой. По русскому обычаю.

15. Старые знакомые

В небольшой комнате домика на окраине города окна были снаружи закрыты деревянными ставнями, а изнутри вдобавок еще занавешены старыми одеялами. У письменного стола, освещенного керосиновой лампой – “молнией” с абажуром из красной меди, сидел старик с коротко подстриженной щеткой седых волос. Он писал, изредка останавливаясь и вздергивая вверх голову, отчего ярко вспыхивали стекла пенсне на тонком орлином носу старика. Из передней послышался стук в дверь. Старик не торопясь взял недописанный лист и, открыв в толстой верхней доске стола потайную дверку, спрятал его.

– Степан, – позвал он сильным, с хрипотцой голосом. В приоткрытую дверь всунулась усатая физиономия. – Пойди посмотри, кто там.

В передней послышалась какая‑то возня, приглушенный голос. Старик встал, обнаружив высокий рост, и легко шагнул к стоявшей в той же комнате кровати. Он выхватил из‑под подушки вороненый маузер и, сунув его под пиджак, сел на постель. В тот же самый момент дверь открылась, и в ней возник полковник Беленков. Он едва стоял на ногах, одежда на нем была изорвана и испачкана землей.

Хозяин комнаты привстал ему навстречу.

– Боже, что с вами, Александр Игнатьевич? – спросил он.

– Только что, – выдохнул Беленков, – убит поручик Милашевский! Ради бога, воды! Мне пришлось бежать…

Старик и усатый Степан молча смотрели на гостя, не двигаясь с места. Беленков переводил взгляд с одного на другого, силясь понять причину их молчания. Наконец он понял.

– Нет, нет, ваше превосходительство, я никого не привел за собой. Вообще это нелепый случай…

Тогда первым двинулся с места хозяин комнаты, он подошел к столу, двинул стул для Беленкова и потом сел сам.

– Дай воды, Степан, – сказал он. – Докладывайте, полковник.

Беленков жадно выпил ковш теплой, не успевшей остыть после дневной жары воды.

– Убили Милашевского, – повторил он, – тело бросили в воду на моих глазах, мне чудом удалось спастись.

– Нельзя ли по порядку? Кто убил? Зачем вы здесь?

Беленков снова отхлебнул из ковша.

– Убили бандиты Нас пытались ограбить здесь, недалеко, на берегу Дона. Под вечер мы встретились там с поручиком. Он должен был передать мне ваш приказ для Назарова… Разговор у нас затянулся. Поручик сетовал на ваши финансовые затруднения.

– Я его на это не уполномочил, – сказал старик.

– Измерьте мне, Константин Эрастович, я так и подумал… Мы заспорили… и вот…

Беленков снова потянулся к ковшу.

– Их было человек восемь или десять, – продолжал полковник. – Сначала они потребовали у нас денег, потом сорвали с меня пиджак. Милашевский стал сопротивляться. Меня свалили на землю, я отполз в кусты. Было уже темно, и я не видел, что там происходит. Слышал только удары. Потом кто‑то сказал: “Ну, этот готов!” Я слышал, как они бросили тело в воду… Боже мой! – полковник закрыл лицо грязной рукой.

– Ну, а вы? – спросил старик.

– Про меня они, видимо, забыли. Я дождался, пока они уйдут…

– Где приказ Назарову, господин полковник?

– Остался в моем пиджаке, ваше превосходительство! – полковник встал.

Поглаживая рукой стол, старик, спокойно гляди в глаза Беленкову, сказал:

– В мое время офицеры предпочитали пустить себе пулю в лоб, чем отвечать подобным образом!

Генерал князь Ухтомский брезгливо, сверху вниз смотрел на своего подчиненного.

– Степан, – крикнул он через некоторое время, – подай Александру Игнатьичу умыться!

Утром, захватив с собой только самое необходимое, Беленков и Ухтомский направились к Новохатко. У того, несмотря на ранний час, они застали гостей

– Разрешите представить вам, Константин Эрастович, – сказал Новохатко, вводя князя в комнату, – дна самых боевых офицера нашей организации. Есаул Филатов Иван Егорович, приговорен большевиками к смертной казни.

Есаул встал навытяжку.

– Корнет Бахарев, участник “Ледяного похода”, – Новохатко замялся. – Близкий знакомый епископа Филиппа.

Ухтомский внимательно посмотрел на Бориса и подал ему руку.

– Вот как! – сказал он. – Я тоже был знаком с его преосвященством. А про вас, есаул, я много слышал, жаль, что раньше обстоятельства не позволили встретиться. Садитесь, господа.

Беленков рассказывал подробности ночного происшествия. Услышав о том, как тело Милашевского злоумышленники бросили в воду, Новохатко встал is истово перекрестился в сторону горевших в углу лампад. Лицо его было полно скорби.

Борис с интересом наблюдал за старым полицейским провокатором. Казалось, будто бы это совсем не он, не Николай Маркович Новохатко, всего полчаса назад в этой же комнате спрятал в карман деньги и документы поручика Милашевского и приказ князя полковнику Назарову. Принимая их от Бахарева, он сказал:

– Ну, я чувствую, Борис Александрович, что ваши ребята охулки на руку не положат. Так они, говорите, и полковника припугнули неплохо? Дорого ли пришлось им дать?