Какое сегодня число Илье Леонидовичу было неведомо, он потерял счет времени, начиная с той страшной ночи, когда стал случайным свидетелем преступления. Илья Леонидович пошел на речку, вымылся с мочалкой, постирал все, в чем ходил, пальто повесил проветриться повыше на дерево и, вернувшись к вечеру чистый, благоухающий жасминовым мылом и присыпкой, решил, наконец — попить кофею на усобицу, того самого… Одна — бразильский „Негро“, другая — аргентинский „Танго“.

Открыв замочек на будке, он с удовлетворением отметил, как хорошо и тепло в ней и какое счастье, что она пустая — без аккумуляторов, проводов, все вынесли еще году в 86-м, когда жильцы подняли скандал — гудит, зараза, спать не дает и вредно, вообще-то, трансформаторные будки к домам прислонять! Начиналось новое время, все требовали к себе внимания и даже невозможного, вроде заботы, не то, что раньше — жили в землянках целыми поколениями и династиями, и ничего — какую страну подняли, эх!

В общем, Илья Леонидович зажег древнюю плитку со спиралью, сел, налил воды в эмалированную чашку и стал ждать закипания, а все не кипело, только намеревалось. Илья Леонидович не глядя, вытянул из пакета со дна баночку, это был бразильский „Негро“ и поддев черным ногтем одинокого мужчины крышку — втянул кофейный запах в обе ноздри.

Пахло чем-то этаким! Но — не кофеем.

В банке, туго свернувшись, лежали и улыбались доллары.

— С новосельицем! — на пороге возник участковый Автандил Георгиевич Сазанчук. — Кого убил?

— Кого убил — кого убил! — сварливо передразнил Илья Леонидович участкового и аккуратно завинтил крышку бразильского „Негро“, — Кончился кофеек, баночка совсем пустая, — и кинул банку на бетонный пол, ногой загнал ее под матрас, который лежал на шести кирпичах и посмотрел на участкового взглядом в котором кроме уюта был еще покой, да.

— Значит, кофейком не угостишь? — внимательно оглядев простынь, о пропаже которой с утра пылилось заявление пенсионерки Гусельной, вздохнул Сазанчук.

— Отчего же, у меня еще баночка имеется, — подмигнул Илья Леонидович и начал рыться сперва в одном пакете с Майклом Джексоном, потом в другом — с лицом Христа… вытянул сперва трусы без резинки, несколько разных носков нескромных расцветок, спиртометр, брошюрку о раке толстой кишки и много использованных железнодорожных билетов, которые зачем-то собирал…

— Ладно, чего там, я в другой раз зайду, — серьезно сказал участковый, — не беспокойся так… Илья Леонидыч.

— Я гостю — все!.. — вывалил содержимое мешка на пол и, вытянув длинный галстук цвета палтуса, который был, между прочим — от Хьюго Босса, Илья Леонидович царским жестом поставил банку аргентинского „Танго“ на табурет.

— Ну, заваривай, — уселся рядом на матрац Автандил Георгиевич. — Слушай, ты простынь, где покупал?

Илья Леонидович, склонив голову над плиткой, ждал признаков кипячения и прочистил горло, сказав:

— Гммм!.. — проигнорировал вопрос участкового.

Вода забурлила неожиданно!

— Ну, заваривай, — потянулся и пощупал матрац под собой Автандил Георгиевич.

— Не гони, — солидно произнес Илья и, поставив рядом два стакана, — открыл банку „Танго“.

— Ты куда деньги дел? — неожиданно спросил участковый.

А надо вам сказать, это был его второй коронный вопрос:

первый — кого убил?

второй — куда деньги дел?

И задавал их Автандил Георгиевич всем и всюду, кроме начальства, конечно, а подчиненных у него не было.

Если бы вы видели Илью Леонидовича в тот момент, то тоже прикусили язык, как и он, увидев во второй кофейной банке свернутые доллары… Илья Леонидович почувствовал, что может умереть…

— Мне плохо! — прохрипел Илья и, стукнув грудью об матрац, придавил впалым животом банку с долларами, и было ему, кроме шуток — отвратительно.

Радостное безумие от обнаружения денег перемешалось со страхом к дотошному участковому, а еще сюда примешались покойники из 56 квартиры, которых он ограбил. „Хотя, раз они — покойники, зачем им деньги? — всхлипнул и засучил ногами по бетонному полу бомж Брежнев. — На фига им доллары?“

— Ты бы встал, — участковый сперва даже подумал, что бомж устроил комедию с наигрышем, бомжи — они такие… но Илья Леонидович всхлипывал и стонал, поджав ноги к животу, вода кипела, а плакал Илья до того правдоподобно — банка впилась ему под ребро прямо в печенку!..

— Может, фельдшера? — сочувственно спросил Автандил Георгиевич.

— Ты дверь прикрой, Автандил, — просипел сквозь зубы бомж Илья, — я посплю, отлежусь… А кофей мы с тобой потом… попьем…

— Да? Ну, гляди, — Автандил Георгиевич вышел из трансформаторной будки, прикрыл дверь и пошел в сторону опорного пункта, где его дожидалась гр. Гусельная, которая не могла смириться с потерей простыни в голубых незабудках и, размазав слезы, намеревалась плакать еще дней пять.

Илья Леонидович расстелил газетку, смахнул с нее пыль, разложил рыбку, хлеб и начал есть. То, что он теперь богат, придавало такой необыкновенный вкус и хлебу на газетке и подлещику, эх, в общем, если раньше Илья жил жизнью-эрзацем, то с находкой денег в кофейных банках, жизнь развернулась к нему лицом, а не задницей.

Обычно, когда убийцу задерживают прямо на месте преступления, ход дела предрешен — следствие, суд, тюрьма.

Решающий момент: Горностаева задержали рядом с убитыми матерью и сыном Сидоровыми-Гильзаби, на месте преступления.

Органы следствия выяснили — смерть мальчика произошла в результате многочисленных ушибов головы. Мальчик был убит в прихожей своей квартиры, убийца вошел, видимо, следом, так как дверь свежих следов взлома не имела, мальчик был одет для улицы, на ногах была грязная обувь.

В прихожей было совсем немного следов крови, в основном она натекла из носа мальчика и из сравнительно небольшой раны на темени, которая была нанесена, возможно, обухом топора, который был в руках Горностаева Д.И. Следов крови и волос О.Н. Сидорова-Гильзаби на топоре, по результатам экспертизы обнаружено не было.

Н.И. Сидорова-Гильзаби была задушена у себя в спальне, куда, видимо, пыталась убежать после непродолжительной борьбы с убийцей на кухне.

Топор как вещественное доказательство был опознан братом убитой и приобщен к делу. В обычное время он хранился либо на кухне, либо в „темнушке“ для хозяйственных нужд. Маленький декоративный кухонный топорик для разделки мяса.

В кухне кровью были залиты полы и стены. Кровь принадлежала и была идентична той, что вытекла из раны милиционера в „штатском“, который первый вбежал в квартиру, и в него топором угодил подозреваемый Горностаев Д.И. То, что Горностаев Д.И. — убийца, в первые секунды сомнений не было никаких. Ему случайно сломали челюсть при задержании и, так как он сопротивлялся, нанесли упреждающие удары, чтобы не убежал. Говорить и двигаться ввиду этого в настоящее время он не мог.

В дальнейшем, когда О.Л. Солодкина сопоставила все известные следствию факты по данному делу, всплыли несколько незначительных на первый взгляд, но существенных подробностей, которые можно было толковать двояко.

Во-первых, не сходились никак — топор в руках Горностаева, его неадекватные действия, когда он кинул топор в милиционера, почему он так долго не уходил с места преступления, находясь в объятой дымом квартире, а также звонок в милицию сделанный… Горностаевым Д.И.! За полчаса до описываемых событий из квартиры убитых — он сообщал об убийстве!!!

„Да, я звонил, потому что — не убивал, а топор кинул, потому что думал — это вбежал тот, кто их убил!..“ — написал на листе бумаги допрашиваемый Горностаев Д.И. с перевязанной челюстью и настойчиво посмотрел в глаза задержавших его оперативников.

Во-вторых, в течение часа, предшествующего обнаружению убитых, было сделано еще три звонка в дежурную часть ОВД:

1. От соседок сверху, заметивших дым и слышавших крики.

2. Какая-то женщина звонила из автомата на улице.