— Приятно, что нас все больше, — усмехнулся Собесский, оглядывая всех веселыми глазами, — так может…
— Нет, — прервал, даже не дослушав его, Богуслав, — никаких «может»! Но ситуация может поменяться в любой момент.
— Как в любой момент? — переспросили все чуть ли не хором.
— А так! — усмехнулся Богуслав, поворачиваясь ко всем лицом. — Я-то уеду, но вам советую не особо скрывать факт, что наш юный Вишневецкий, как и его почивший славный отец, конечно же, хороший воин, храбрый ваяр, но ранение в живот, скажу вам incognito, увы, лишило нашего Великого князя и короля мужской силы. И теперь ждите через несколько лет очередных дебатов на сейме по поводу наследника…
— Удар ниже пояса! — усмехнулся Кмитич. — Я таких пошлых слухов распространять не стану. Это дело досужих до сплетен баб!
— А это не слух, но факт, пан Самуэль! И можете своим женам так и сказать. Пусть об этом знает вся шляхта! Глядишь, дни нашего Михала Корибута ех quо (вследствие этого — лат.) и сочтены будут. Вот тогда и двинем на трон нашего розовощекого бутуса. Ладно, извини, Ян. Я это любя! Кстати, Михал, помирись ты с Вишневецким. Для дела помирись, понял?
— Для какого дела? — набычился Михал.
— Для нашего! — как на мальчишку, повысил голос Богуслав на кузена. — Просто помирись с ним и все! Я понятно говорю?
— Добре, помирюсь, тем более что Катажина на том же настаивает.
— А вот и правильно она делает, — менторски кивнул своим огромным париком Богуслав…
Богуслав Радзивилл
Кажется, роль председателя этого маленького тайного политического союза Слуцкому князю ужасно нравилась. Нравилось, что он тут старший, нравилось, что его слушают… Богуслав немного скучал по временам, когда он был чуть ли не главной светской персоной не только в Речи Посполитой, но и во Франции. Кмитичу, впрочем, повелительное поведение Богуслава нравилось не особо. Но он полностью разделял устремления Богуслава Радзивилла уйти Литве из-под власти польского короля и самой решать свои проблемы. И оршанский князь понимал, что лучше всего этот план реализуется, если всем будет руководить опытный «стреляный воробей» светский лев Богуслав…
И Михал, подталкиваемый кузеном и женой, помирился с новым королем… К некоторому неудовольствию Собесского. Что касается супруги Михала, то эта «королева интриг» хорошо знала, что на Михала Корибута Вишневецкого оказывает большое влияние его мать, княгиня Гризельда. Катажина быстро наладила отношения с матерью короля. Гризельде льстила дружба с женой самого могущественного магната Речи Посполитой, коим Михал, пожалуй, и являлся после эмиграции в Крулевец Богуслава. Обе женщины считали, что на затянувшейся вражде двух семей, на вражде отца Михала, покойного Александра, с отцом Михала Корибута, покойным Еремией, которые даже судились, должен быть поставлен крест раз и навсегда. Общими усилиями этих двух энергичных и неглупых дам удалось свести вместе Михала Корибута и Михала Казимира.
— Ваши вечно ссорившиеся отцы уже давно мирно дружат в раю, и им больно смотреть на ваши отношения. Ведь вы сами лично ничего друг другу плохого не сделали, — говорила Катажина Михалу, а Гризельда своему сыну. Оба Михала согласно кивали. По просьбе Катажины Михал Казимир первым пошел навстречу королю, протянув ему руку дружбы. И тот пожал эту руку, сказав с улыбкой:
— А ведь и вправду, пан Михал, нам совершенно нечего делить друг с другом. Что мы, право, как шекспировские Монтекки и Капулетти? Разве вышел толк из их вражды?
— Верно, не вышел. И нам нечего делить, — улыбался в ответ Михал тезке.
— Я знаю, что твой отец по праву обижался на моего из-за женитьбы после смерти твоей матери Феклы на вдовой Евгении Катажине Вишневецкой из Тышкевичей. Мой отец, царство ему небесное, вмешался, отнял у вдовы детей, заявив, что является их опекуном. Отсудить детей не получилось. Пришлось Евгении бросить твоего отца. Это, конечно же, удар был для него. Я не знаю, почему мой отец поступил именно так. Честно, не знаю. Я же тогда был совсем еще несмышленым ребенком, даже не умеющим говорить!
— Я знаю эту историю, — грустно кивнул Михал, — если бы не твой отец, то, верно, в нашей семье все было бы хорошо, и у меня, возможно, появилась бы любящая вторая мать. А так… С этой итальянкой Лукрецией у меня не сложилось. Мачеха — мачеха и есть. Но в том, верно, твоей же вины нет! Хватит дуться друг на друга из-за дел седой старины…
В знак ликвидации конфликта и полного примирения Михал Радзивилл пригласил короля и его мать на крестины своего сына, который родился к концу 1669 года. Михал хотел было назвать сына вновь в честь кузена, тем более, что первенец Богуслав в малолетстве умер, но смирился с тем, что Вишневецкие дали мальчику имя Кароль Станислав.
Не успели страсти и споры по поводу нового короля утихнуть, как в самом начале 1670 года — новая горестная весть, особенно для Михала, Собесского и Кмитича: точно так же, как в последний день 1655 года ушел из жизни Януш Радзивилл, 31 декабря скончался и его с Михалом кузен Богуслав. Смерть Богуслава оказалась столь же неожиданной и загадочной, как и у Януша. Возвращаясь из Поморья со встречи с воеводой Яном Ваковским, сорокадевятилетний Слуцкий князь решил в последний раз в году, 1669 от Рождества Христова, поохотиться на куропаток. Одна из подстреленных Богуславом птиц упала прямо к его ботфортам, трепыхаясь и окрашивая снег кровью.
— О! Вам повезло! Вы, пан Богуслав, все такой же меткий и удачливый! — крикнул Слуцкому князю, приближаясь, ротмистр Слива, держа свой охотничий мушкет под мышкой.
Богуслав не ответил. Он стоял не шевелясь, опустив голову в лисьей шапке с длинным пером, с изумлением глядел на бьющуюся у его ног в агонии птицу, а затем неожиданно и сам рухнул в снег как подкошенный. Когда испуганный ротмистр Слива подбежал к Богуславу и перевернул его лицом вверх, то «князь на Биржах, Дубинках, Слуцку и Копыли» уже не дышал…
После смерти своей любимой жены Анны Марии Богуслав часто жаловался на сердце, но в последнее время его здоровье перестало волновать личного врача и хорошего друга Слуцкого князя немца Штеллера. И вот… Михал впал в депрессию. Слишком много потерь обрушилось на голову Несвижского князя.
— Все, кого любил, ушли, — говорил со слезами на глазах Михал своей жене Катажине, — отец, Януш, Анна Мария, крестный, а сейчас и Богуслав. И ни одного вокруг доброго человека! Ни одного!
И как бы Катажина ни успокаивала мужа, Несвижский князь находил утешение лишь в вине, и даже дела родного города, опустевшего и полуразрушенного, ушли для него на второй план. Восстановлением Несвижа полностью занимался бурмистр Ян Ганович. Да что там Несвиж! Завещание Богуслава, составленное еще после похорон Аннуси, о попечительстве Людовики Каролины также ушло на второй план. Тогда девочку забрал на воспитание второй попечитель — курфюрст Брандербуржский, также кузен Михала по материнской линии Богуслава. Это еще больше расстроило Михала. Нет, он не сомневался, что девочке будет хорошо под присмотром брандербуржских родственников, но постоянные нашептывания Катажины, что в случае брака дочери Богуслава с неким немцем все обширные владения в Случчине, Копыльщине и Койдановщине, принадлежавшие ранее Янушу и Богуславу, перейдут в руки иноземных родственничков, еще более угнетали хозяина Несвижского замка. И, подталкиваемый Катажиной, полупьяный Михал принялся подделывать завещание Богуслава, пытаясь оградить маентки «королей Литвы» от представителей других родов. Эта грязная бумажная возня еще больше ввергла Михала в депрессию и хандру. Он напивался, швырял в стены и окна бутылки токая, стрелял из пистолета по рыцарским доспехам в залах замка, разбил ударом сабли часы голландского физика Гюйгенса, однажды подаренные его отцу и так часто пугавшие его в полночь своим потусторонним звоном…
Катажина, обеспокоенная новым загулом своего супруга, тут же бросилась к письменному столу и отписала лист Яну Собесскому: