Собесский, Михал и Кмитич уже пили шампанские вина, празднуя победу, ибо Турция, кажется, и не собиралась вмешиваться. Ее войска так и не примкнули к Дорошенко. Казалось, повторялась картина начала прошлого столетия, когда отпор крымским татарам заставил турок не осуществлять захвата южных земель ВКЛ.

Глава 4 В султанском гареме

В столицу султанов прекрасную пленницу Кютюр отправили на большой парусной фелюке (легком парусном судне), и продавать ее повез сам Рустем. В Стамбуле «клюнул» на Кютюр не кто иной, как великий визирь. Расчетливый Рустем не стал брать денег за Кютюр, отдавая султану красивую литвинку в дар, за, естественно, последующие милость и снисхождение султана.

Амбициозный план красавицы-блондинки начинал работать: Кютюр оказалась-таки в «доме радости», как высокопарно именовали в Блистательной Порте гарем султана. Ее действительно переодели в султанские платья. Впрочем, новый наряд показался литвинке несколько непривычным и безвкусным: желтые до колен шаровары под розовым маленьким платьем из шелка, глубокое декольте и длинные рукава. На голову Кютюр надели хотоз розового цвета, закрепленный заколкой в виде звезды, а на лоб повязали зеленый платок, завязанный на затылке.

Гарем не испугал Кютюр, даже раззадорил. Подходя в первый раз к залу «дома радости», отгороженного стеной, Кютюр остановилась и через деревянную резную решетку посмотрела на играющих в мяч, как ей показалось, длинноволосых мальчиков в золотых шапочках. Мальчишки орали, визжали, спорили друг с другом… Присмотревшись, Кютюр сообразила, что это и не мальчики вовсе, а жены султана. Их волосы ниспадали на плечи косичками, в которые были вплетены связки жемчужинок. На головах все они ничего не носили кроме золотых шапочек. Некоторые были босиком, некоторые — в длинных кожаных испанских сапожках. Щиколотки тех, которые были с голыми ногами, были украшены золотыми цепочками. Некоторые были обуты в сандалии на высоком каблуке. Полупрозрачные шаровары заканчивались чуть ниже колен, оставляя ноги голыми. Такой наряд изначально и приняла за мальчуковый Кютюр.

«И с этими курицами я разве не справлюсь?» — подумала Кютюр, наблюдая за соперницами через узор решетки…

Смешные и неуместные, по ее мнению, запреты гарема она не только не соблюдала, но и демонстративно нарушала, сама говоря об этом султану, которого, похоже, не то что не возмущал бунтарский дух очередной наложницы, но даже напротив, привлекал.

Конечно, у Кютюр был один существенный для наложницы недостаток — она была далеко не невинной девушкой. Но для нее сделали редкое исключение! Султан Мехмед, как только увидел обворожительную литвинскую блондинку, сразу влюбился и уже ничего не мог с собой поделать. Мехмед и раньше видел русских невольниц, но те, все же, отличались от нынешней. В Кютюр было все, что представлялось султану олицетворением загадочного угрюмого, но прекрасного своей неизвестностью Севера: волосы — словно снежная вьюга, глаза — словно мягкие синие льдинки, светло-розовая кожа — словно сам застывший снег в лучах заходящего солнца… Холодком веяло от взгляда и лица этой красавицы, но этот холод был так приятен и освежающ в знойный турецкий день, что султан не смог устоять перед северными чарами загадочной литвинки, не помнившей своего христианского имени…

Мехмед тайно приказал врачу вынести вердикт о том, что новая наложница — такая же девственница, как и все предыдущие претендентки. Нельзя сказать, что поступок султана сильно удивил Кютюр — она знала, чувствовала: султан ею очарован.

Сераль (гарем) показался Кютюр золотой, но все же клеткой. Она дала себе слово вырваться из числа обычных жен и занять первое место в гареме султана, в котором проживало около трех тысяч женщин. В это число входили молодые наложницы, женщины постарше, надзиравшие за ними, и невольницы. Все наложницы были иностранками, некоторые стали добычей янычаров и крымских татар, других приобретали на невольничьем рынке, а третьи приходили сами, по своей собственной воле. Их всех учили играть на музыкальных инструментах, петь, танцевать и готовить. Видные сановники и военачальники, желая заслужить расположение султана, часто дарили ему юных девственниц, которые также становились затворницами сераля. Вот и великий визирь Кепрюлю решил сделать подарок — экзотическую северную красавицу с волосами как белый хлопок.

Наставницы разместили вновь прибывших по различным комнатам согласно их возрасту и достоинствам. «Как в школе», — подумала Кютюр… Каждая спальня была рассчитана на сто девушек и устроена таким образом, что вдоль стен размещались диваны, а центральное пространство оставалось свободным, как в госпитале, чтобы по нему могли ходить наставницы, каковых приходилось по одной на каждые десять наложниц. Ванные, туалеты, мануфактурные склады и кухни находились рядом с этими дортуарами. Днем наложниц обучали турецкому языку, в коем Кютюр, впрочем, преуспевала лучше других. Хуже обстояло с дисциплиной. Кютюр часто снимала с себя чадру, нарушала запреты, из-за чего на нее постоянно сердилась ее наставница — строгая смуглолицая женщина с сошедшимися на лбу бровями.

Еще в Крыму Рустем красочно расписывал, как в прошлом веке султана очаровала русинка не то из Галиции, не то из Подолья, прекрасная Анастасия, или Роксалана, как ее прозвали турки. Роксалана проделала сложный путь от одной из жен в гареме до любимой жены султана, называемой валиде. Валиде Роксалана — мать наследника — часто сама управляла государственными делами и даже ввела новые, явно европейские традиции в церемонии султанского двора.

Уже в гареме Кютюр с любопытством слушала от своих «подруг» — жен султана, — что одной из самых известных валиде была Кезем-султан, умершая не более пятнадцати лет назад. Она была любимой наложницей султана Ахмета Первого и также управляла делами страны.

— Кезем была известна жестким нравом, — рассказывала Кютюр татарка Чулпан, робкая девушка лет семнадцати с большими выразительными зелеными глазами, — но и милосердием, ибо своих рабов она отпускала через три года. Смерть ее, тем не менее, была ужасной! Ее задушил главный евнух гарема по приказу другой женщины — будущей валиде…

Еще одной валиде была Хандан, жена султана Мехмеда III и мать султана Ахмеда. Как и Роксалана, эта женщина была из православных христиан: либо русской, либо гречанкой, урожденной Еленой — дочерью священника. Похищенная и выбранная в гарем, она также всеми мыслимыми и немыслимыми способами вышла на первые роли в государстве.

«Вот и я такой буду», — решила для себя Кютюр, слушая все эти рассказы.

Кютюр сразу сообразила, кто ей союзник, а кто соперник в гареме. В свои подружки она записала в первую очередь юную Чулпан, скромную и пугливую девушку, тем не менее, все обо всех знавшую. Чулпан могла бы с легкостью выбиться в валиде, но ее робость держала эту миловидную девушку в тени более бойких конкуренток. Чулпан призналась Кютюр, что султан лишь один раз соизволил переспать с ней… Перед тем ее купали в ванне, натирали душистыми маслами, выщипывали ненужные волосы, массажировали, наряжали и украшали. Все эти процедуры длились так долго, что с несчастной дрожащей Чулпан сходило сто холодных потов.

— Ты сильно боялась? — заинтересованно спрашивала Кютюр подругу, когда обе сидели в саду, в тени раскидистого дерева.

— О, да! Ужасно! — покачала головой Чулпан, закатывая глаза.

— Можешь мне подробней рассказать, как проходит свидание с султаном?

— Конечно, могу, — улыбалась Чулпан, но тут же застенчиво прикрывала руками рот, — когда все готово было, за мной пришли несколько пожилых черных невольниц. Они отвели меня в личные спальные покои султана, которые находятся здесь же, в гареме. Пара этих чернокожих невольниц остались в спальне на всю ночь, и каждые два-три часа им на смену приходили новые женщины. Их главной обязанностью является присмотр за двумя факелами, которые горят всю ночь. Один из этих факелов находится у двери, а другой — у подножия кровати. Утром султан встал первым…