– Не ожидал вас встретить здесь, капитан, – сказал Ковалев, протягивая руку. Жан на минуту отпустил Жорису и крепко пожал сильную ладонь.

– Я к вам с пакетом от командующего, – Жан после рукопожатия отдал генералу честь. Он вытащил из планшета конверт и протянул его Ковалеву. Тот тут же вскрыл конверт и пробежал серыми внимательными глазами по тексту. Затем повернулся в сторону сидящего на коне негра и, протянув ему пакет, сказал:

– Каамо, скачи к Диппенбеку и передай, чтобы он рассредоточил свое коммандо вдоль реки и выставил дозоры. Скоро ожидаются незваные гости.

– Я мигом, Питер! – как‑то не по‑военному воскликнул негр и, развернув коня, умчался в сторону леса. Ковалев проводил его взглядом. Затем снова обернулся и заметил, что лицо Жорисы на секунду исказила гримаса боли.

– Вы не ранены, мефроу? – озабоченно спросил он.

Жориса отрицательно покачала головой и прижалась к Жану. Ей, видно, было не по себе после пережитого.

– Лошадь придавила ей ногу, – сказал за Жорису Жан.

– У нас есть врач, – озабоченность не сходила с лица генерала. – У нас тоже свой врач и священник, – ответил Сорви‑голова, – только ему и остальным моим друзьям сейчас несладко – их уланы обложили в километре отсюда. Генерал прислушался. Издали слабо доносились хлопки выстрелов.

– Да, нужно помочь, – решительно сказал Ковалев и, повернувшись к своему сопровождению, немного повысил голос: – Пауль, вызывай наших из леса. Молодой безбородый бур поднес к губам драгунский рожок и несколько раз мелодично дунул в него. И почти тут же на лесной опушке появился большой отряд всадников и рысью поскакал к своему генералу… …Помощь появилась как раз вовремя. У отряда Поуперса заканчивались патроны, а уланы подползли почти вплотную, ранив самого комманданта и Поля Редона. И хотя раны у обоих были незначительными, положение маленького отряда оказалось почти безвыходным. Уланы готовились к решительному штурму. Но вместо этого они, едва завидев кавалеристов генерала Ковалева, помчались сломя голову к своим лошадям. Потеряв во время бегства еще человек десять, уланы вскочили на коней и, как выразился, обнимая своего капитана Фанфан, "дали стрекача". Затем Сорви‑голову обнимали Леон Фортен и раненный в плечо Поль Редон, потом очередь дошла до буров. Но по‑братски его заново приветствовали только Строкер, Шейтоф и Логаан. Остальные ограничились снятыми шляпами и кивками голов. Поуперс тепло поздоровался с Ковалевым. Пастор Вейзен сразу заметил, что левую руку Жан держит неестественно неподвижно. Он помог снять ему куртку и осмотрел локоть.

– Это всего лишь вывих, – успокоил Вейзен, – и с божьей помощью мы его сейчас вставим на место, – и он вдруг резко дернул Жана за предплечье. У того потемнело в глазах, и он осел на руки Фанфана, стоявшего позади. Вейзен вытащил из своей сумки пузырек с английской солью, открыл его и поднес к носу Жана. Он чихнул и пришел в себя. Локоть еще болел, но уже легко двигался.

– Спасибо, – сказал Жан, – посмотрите теперь Жорису, – и, превозмогая боль, помог слезть ей с коня. У Жорисы оказался ушиб бедра. Тоже ничего страшного. Пастор Вейзен после этого стал врачевать раны остальным. Закончив со своими медицинскими обязанностями, он взял на себя религиозные, отслужив молебен о даровании Господом победы и за упокой павших в этом бою. Буры встали вокруг пастора Вейзена, сняв шляпы и опустив головы, и повторяли слова молитвы. Затем все дружно запели псалом. Французы тоже сняли шляпы, но встали чуть сзади. Генерал Ковалев находился по другую сторону круга вместе со своими бойцами, но, видно по всему, в молебне участия не принимал. Он стоял молча, скрестив руки на груди. И еще два человека находились вне молельного круга: Пиит Логаан и молодой английский лейтенант – его сын. Отец вроде пытался включиться в общую молитву, но это у него не получалось. Сын вообще демонстративно отвернулся от псаломопевцев и стоял, набычившись, засунув руки в карманы брюк‑галифе. Судя по всему, между отцом и сыном произошел какой‑то неприятный разговор, потрясший Пиита Логаана. Это чувство ярко отразилось на его лице, побледневшем, несмотря на загар. Между тем молебен закончился, и буры отправились на поле сражения, где лежало около тридцати английских улан. Еще человек пять было ранено, но неопасно. Им оказали первую помощь, посадили на коней и отпустили вслед за скрывшимся остатком эскадрона, посвистев вдогонку. Чуть позже был отослан и старший сержант, извлеченный из‑под лошади. Затем буры короткими лопатками стали копать две братские могилы: одну возле кустов, а вторую, поменьше, неподалеку от леса. Убитых забросали красноватой землей. Пастор Вейзен прочел заупокойную молитву, все надели на головы шляпы и хотели уже двинуться в путь, и тут Пиит Логаан обратился к генералу Ковалеву, показывая на стоящего в стороне сына:

– Этот лейтенант тоже хочет отправиться к своим.

– А его никто не удерживает, – пожал плечами генерал.

– Дело в том, что он… мой сын, – после небольшой паузы произнес Логаан.

– Ах, вот в чем дело, – немного нахмурился Ковалев. – Я вас понимаю. В моральном смысле.

– Все зависит от вашего решения, господин генерал, – сказал Пиит и посмотрел Ковалеву в глаза.

– Нет уж, свои семейные проблемы вы решайте сами, – махнул рукой тот. Логаан отдал ему честь и, развернувшись, подошел к стоящему "руки в брюки" лейтенанту. С минуту они о чем‑то тихо и явно неприязненно говорили, затем Пиит подвел к лейтенанту коня. Сын, не попрощавшись, вскочил на него и, не оглядываясь, поскакал вслед за еще видимой вдалеке группой раненых улан. Логаан несколько минут смотрел на удаляющегося всадника, но тот так и не обернулся, хотя наверняка чувствовал отцовский взгляд. Пиит опустил голову и медленно вернулся к остальным, которые, кроме Сорви‑головы, уже сидели на своих лошадях. Жан хотел сказать Пииту несколько сочувственных слов, но, взглянув на него, промолчал. Тут слова были не нужны. Все и так было ясно.

Кавалькада двинулась в сторону видневшегося на горизонте леса. Здесь кончался высокий вельд и начиналась лесостепная зона – бушвельд, постепенно переходящая в Лиденбургские горы, покрытые смешанным лесом. А дальше на север, за изгибом реки Олифант, – тропическая зона. Там – вечное лето. Но бригада генерала Ковалева хозяйничала за речной излучиной, там, где реку пересекает железная дорога Претория‑Лоренсу‑Маркеш. Мост возле городка Олифансфонтейн был взорван, и англичане никак не могли его надолго восстановить. Буры Ковалева уже три раза приводили его в негодность. Тогда мост окружили блокгаузами, но и это его не спасло. Недели две назад коммандо Яна Коуперса – ближайшего друга и сподвижника генерала – разгромило гарнизоны блокгаузов, и снова мост был взорван. И, взбешенный подобной дерзостью, Китченер приказал командиру дивизии, стоящей под Витбанком, генералу Торнейкрофту, не считаясь с потерями, уничтожить бригаду Ковалева. Но тот, предупрежденный Бота через Жана Грандье, вернулся на свою базу вовремя: за двое суток перед наступлением англичан.

Полк Джеймса Лесли поднялся по тревоге перед рассветом. Сонные солдаты долго не могли построиться в колонны, а когда построились, не смогли сразу взять маршевый темп. Полк на этом потерял полчаса, а нужно было преодолеть до рассвета пятнадцать километров и атаковать лагерь буров, расположенный на поляне возле деревни. Там разведывательный дозор видел палатки и фургоны. Там должен был находиться штаб генерала Ковалева – неуловимого бурского военачальника, держащего в напряжении и страхе все окрестные британские гарнизоны. Теперь с Ковалевым должно быть покончено раз и навсегда. Так на последнем совещании в штабе дивизии сказал генерал Торнейкрофт. Место предполагаемого нахождения соединения буров по оперативному плану должно быть окружено до рассвета силами четырех полков и батальона драгун и по общему сигналу красной ракеты уничтожено плотным огнем и штыковой атакой. На востоке уже забрезжил рассвет, а полк Лесли еще не вышел к намеченным позициям. И потому полковник нервничал. Вид солдат, нестройно шагавших лесной дорогой, его раздражал. Шли они расхлябанно и понуро, стволы винтовок смотрели в разные стороны. И это на глазах у полкового командира! Туманный, еще не проснувшийся лес, мрачно темнел по обе стороны дороги, петляющей вдоль берега мерно рокочущей Олифант‑ривер. Здесь можно ожидать чего угодно, даже засады.