Григорий снова зашагал по комнате. Нет, иного выхода нет, придется звонить Марии. «Сейчас пойду в кинотеатр, возьму билеты и позвоню оттуда, из ближайшего автомата».
Последний день Ленау
В аптеке фрау Кениг безостановочно звонит телефон. Несколько раз сняв трубку и услышав вкрадчивый мужской голос, Рут кладет ее обратно на рычаг.
— Что у нас с телефоном? — спрашивает Себастьян Ленау.
— Это за мной охотятся репортеры, словно я кинозвезда.
— Пора бы оставить нас в покое. Что им надо?
— Одних интересует личность Петерсона, хотят, чтобы я рассказала о его романе с Кларой. Других — Клара. Предлагают написать очерк «Моя подруга Клара Нейман». Как это все отвратительно! Зачем тревожить мертвых и живых, смаковать весь этот ужас? Лучше бы писали о том, как наладить жизнь.
— Именно этого они и избегают. Политика, Рут — надо отвлечь внимание от насущного, играя на самых низменных инстинктах толпы, — это старый испытанный способ. А вы на время просто снимите трубку. Невозможно работать под этот непрерывный звон.
Рут снимает трубку и начинает накрывать столики, не без злорадства поглядывая на молчащий телефон. Впрочем, она скоро забывает о нем. Работы — непочатый край. В городе эпидемия гриппа. Отец Эрнста едва успевает приготовлять лекарства, заказанные по рецептам. А Рут одной приходится убирать всю грязь, которую наносят клиенты. Нет Клары, и фрау Кениг уехала на пару дней. Уже с утра у девушки подошвы горят от беготни. Даже на минуточку некогда присесть. Рут уже так запуталась, что чуть было не включила кофеварку, позабыв налить в нее воду.
Сегодня Рут пришла на час раньше обычного, и все равно, кажется, не успевает со всем управиться. А нужно еще переодеться. Было бы полбеды, пришей она воротничок и манжеты дома, но ей так не хотелось их мять. Ведь вечером она встретится с Эрнстом… Девушка думает об этой встрече, и сердце ее замирает от радости. «Боже, как еще далеко до вечера». Сколько чашек кофе ей придется заварить, сколько яичниц с беконом пожарить, приготовить бутербродов, сколько раз вынужденно улыбнуться, отвечая на шутки, сколько раз резким словом оборвать…
Господи, боже мой, от всего этого даже губы могут одеревенеть.
До открытия аптеки остается десять минут. Не так уж мало — Рут успела принарядиться. Теперь она сидит, сняв туфли, чтобы ноги отдохнули. Покрытый линолеумом пол остужает натруженные ступни, словно высасывая из них усталость.
— Что это за фокусы? — удивляется Себастьян Ленау, заглянув на кухню. — Хотите простудиться?
— Просто отдыхаю, — смеется Рут. — В моем распоряжении еще целых две минуты.
— Почти вечность, — улыбается старик. — Впрочем, верно говорят, что час у ребенка длиннее, чем день у старика.
— Ну, я уже не ребенок, — притворно сердится Рут. — Взгляните на мои игрушки! — И она с гордостью кивает на длинный широкий стол, где царит образцовый порядок: все расставлено так, что каждая вещь всегда под рукой.
— У вас организаторский талант, Рут! Завидую тому, кто станет вашим мужем!
Девушка заливается краской и вскакивает со стула.
— Побегу открывать. Уже пора.
Она отпирает дверь, стоя на тротуаре, поднимает жалюзи. Резкий холодный ветер пронизывает ее до костей. Съежившись, Рут быстро бежит в зал, но вдруг позади раздается грохот. Девушке показалось, что это упали плохо закрепленные жалюзи. Ругая себя за поспешность и неловкость, она хочет повернуть назад, но кто-то толкает ее в спину.
— Ну, ну, иди куда шла, — слышит она позади себя голос. — И не вздумай кричать или сопротивляться. Все подготовлено, о’кей!
— Пустите меня! Вы сошли с ума! Что за глупые шутки!
— Только попробуй еще разок крикнуть — мигом узнаешь, какой я шутник.
Сквозь платье она чувствует, как в спину ей упирается что-то твердое, прямо между лопатками. «Пистолет!» — ужасается девушка, и тело ее оседает вниз, словно прошитое пулей.
— Ах ты дрянь… — шипит незнакомец. — Время тянешь.
Он немного отступает, прижав девушку к себе, потом резким движением открывает дверь и с такой силой швыряет Рут в зал, что та, покачнувшись, падает. Незнакомец поворачивает ключ, вынимает его из замка и прячет в карман.
Услышав шум, из провизорской вышел герр Ленау. Он даже не успел испугаться — настолько странным показалось ему все происходящее.
— Кто вы такой и что вам нужно? — спокойно спрашивает он, наклоняясь, чтобы помочь девушке встать.
— Петерсон, — тихо шепчет Рут.
Как ни тихо она это произносит, настороженный слух бандита уловил знакомые звуки.
— Забудь это имя, сука! И ты, старый башмак! Я для вас Зигфрид Клуге, милый гость, которого вы с радостью встречаете! — Он попробовал рассмеяться, но смеялись только губы, в глазах же притаился страх загнанного зверя, в бешеном ослеплении способного на все.
— Что же вам нужно от нас? — Ленау побледнел, но голос звучал подчеркнуто сухо, деловито.
— А ты не догадываешься, старый черт? Ищейки напали на мой след, но никому из них даже в голову не придет искать меня здесь. В шесть отходит мой поезд, а до этого времени…
— Сейчас же убирайтесь отсюда! Я понимаю, вы не дадите мне позвонить в полицию, но с минуты на минуту начнут приходить наши клиенты и стоит мне только крикнуть…
— Не успеешь! Видишь вот это? — Петерсон перебросил пистолет в левую руку, а в правой блеснула сталь ножа. — Действует молниеносно, а главное — бесшумно! Даже на расстоянии. Бросаю я ловко! Эх ты, до седых волос дожил, а не понимаешь — человеку все равно, за что его расстреляют: за одно убийство или за три. Надеюсь, здесь больше никого нет? А ну-ка, отойдите подальше от двери, встаньте у стены!
Петерсон делает шаг, держа на прицеле старика и девушку, но Себастьян стоит неподвижно, теперь и его парализовал страх.
— Герр Ленау! — Рут тянет его за рукав. — Да поймите же, dum spiro spero!
«Пока дышу, надеюсь». Звуки латыни, да еще в устах Рут, возвращают Себастьяну Ленау спокойствие, окунают в привычный мир размышлений.
«Пока дышу, надеюсь!» Что Рут хотела этим сказать? Неужели она нашла какой-то выход из создавшегося положения? Вот девушка снова многозначительно пожимает его пальцы. Он вяло отвечает на пожатие, только затем, чтобы успокоить ее. Молодости ведь свойственно тешить себя надеждами. А он, к сожалению, давно привык смотреть на жизнь трезвым взглядом. Сейчас его больше всего волнует другое: в двенадцать должен зайти Эрнст, занести отцу фармакологический справочник, который он углядел где-то в витрине и обещал купить во время обеденного перерыва. Что же будет, когда он увидит спущенные жалюзи и запертую дверь? Безусловно, это его встревожит. Если он начнет настойчиво стучать… Сердце старика замирает, он уже видит сына с простреленной головой, умирающего на тротуаре. Нет, Рут права, пока жив, нельзя расставаться с надеждами, надо искать выход, действовать.
— Что нам теперь делать? — с вызовом спрашивает Рут.
Петерсон, должно быть, не слышит ее. Глаза его прикованы к лестнице, ведущей в верхнюю комнату.
— Там кто-нибудь есть? — спрашивает он, кивая на лестницу.
— Нет… никого… — нарочно запинается Рут.
Неуверенный тон ее ответа обеспокоил Петерсона.
— Обоим стоять у нижней ступеньки. Если ты солгала, пеняй на себя.
Пятясь, он поднимается по лестнице, держа старика и девушку под дулом пистолета. Короткая лестница у самой двери в комнату ведет направо, теперь Петерсону не видно тех, кто стоит внизу. А надо еще открыть дверь, осмотреть комнату. На это и рассчитывает Рут.
— Быстрее дайте мне запасной ключ, — торопливо шепчет она. — Начните переписывать старые рецепты и прикажите мне помогать. Я… — она обрывает фразу, быстро прячет ключ в карман передничка, вынимает носовой платок, трет им глаза.
— Что это она разнюнилась? — подозрительно спрашивает Петерсон, спускаясь с лестницы.
— Разве не понятно? — отвечает Ленау. — Вы таким странным способом поднимались по лестнице, что дважды чуть не оступились, палец мог нажать на курок, и пуля обязательно попала б в кого-либо из нас. И, вообще, я советовал бы вам опустить пистолет. Мы не станем сопротивляться. Да и что могут поделать с хорошо вооруженным джентльменом безоружные старик и молодая девушка?