На окраинах же, где проживали ремесленники и другой бедный люд, вдоль кривых улочек тянулись глинобитные, украшенные причудливыми белыми и красными узорами или же сложенные из дикого камня глухие заборы с низкими калитками или узкими деревянными воротами. На рынке было шумно, ржали лошади, ревели ослы, старались перекричать друг друга ретивые восточные купцы и ремесленники, покупателей часто хватали за одежду и зазывали к прилавкам или в небольшие лавочки. Правда, товары были добротными, надувательство пока что не вошло в моду. Поэтому выбор товаров не отнял много времени, и уже к вечеру «Дом» был готов к отплытию. Кумик отчасти выполнил поручение Ситана и зашел к одному из богатых судовладельцев. Дела у того сейчас были в застое – все наличные корабли ушли на восток, пока дули северо‑западные ветра, а поэтому он охотно принял и внимательно выслушал рассказ финикийца. Приходилось, конечно, быть сдержанным и часто ссылаться якобы на секретность дела, так как нужно еще согласовать вопрос с сыновьями Мурашу, а пока ограничиться общими вопросами и передачей письма от Ситана. Хозяин хорошо угостил тройку «купцов», предлагал остаться ночевать в его доме, но кормчий сослался на срочное поручение. Тогда судовладелец взялся их проводить и оказался полезным. Отплыть предполагалось с отливом, но встречный юго‑восточный ветер теперь создал препятствие. И хозяин предложил нанять лодочников, чтобы те отбуксировали корабль из гавани. Моряки согласились и были удивлены быстротой исполнения. Несмотря на поздний час, по оклику купца тут же сбежались десятки людей, желающих заработать. Это позволило нанять лодочников по минимальной цене, и дело завертелось. Тут же к кораблю подплыли шесть довольно крупных лодок, проворно были заброшены и прикреплены канаты, азиаты сели на весла, лодочники дружно заработали – и «Дом» совместными усилиями людей и отливного течения двинулся к югу.

Прошло часов пять, лодки вместе с кораблем вошли в пролив между берегом и островом. Здесь ветер стал почти попутным, зато начавшийся прилив создал встречное течение, и помощь лодочников опять стала необходимой. А на рассвете произошла неожиданная коллизия: лодочники вдруг потребовали удвоить плату, поскольку приходится работать без отдыха. Расчет был безошибочным: заменить работников вдали от населенных мест было некем, а грести самим – тяжело. Пришлось согласиться на это требование. Лишь днем, когда прилив ослабел, а направление плавания изменилось к западу, стало возможным обойтись без этих вымогателей. Чувствовалось, что такой трюк проделывается постоянно, но сердиться на бедняков, озабоченных пропитанием семей, не приходилось. Целый день «Дом» плыл по неширокому проливу, лишь потом оказался в открытом море.

Дальнейшее плавание стало довольно однообразным: вдоль берегов под ветром и веслами днем, или только под ветром – ночами, или только на веслах – при штиле. Были и бурные дни и ночи, но особых страхов они не вызывали. «Дом» теперь находился во внутреннем море, и унести в океан никакая буря его не могла. Опасности еще, конечно, оставались, но пришла беда совсем с другой стороны.

Плавание по Бирюзовому морю продолжалось уже полмесяца, и нетерпение путников нарастало. Плыли практически без задержек, даже провиант закупали с встречных лодок. Необходимость пережидать бурю в какой‑нибудь бухте рассматривалась как наказание богов. Полный штиль и необходимость целый день грести, наоборот, позволяли переключаться с тягостного ожидания на тяжелую работу. Доходило до того, что в такие минуты даже кормчий – Кумик или Нафо – закрепляли рулевое весло с помощью веревок, а сами садились за обычное весло рядом с товарищем. Если штиль приходился на ночное время, плыли при свете факела, закрепленного на носу.

Накануне события из небольшой реки запаслись на всякий случай водой, мутноватой, так что поначалу приходилось фильтровать ее через тряпки. А дальше пошла довольно пустынная и безводная местность, так что кормчему оставалось только хвалить себя за предусмотрительность. Был час прилива, и путь «Дому» преградила довольно высокая гора с острой вершиной, выступившая в море и окруженная бурунами. Чтобы не наскочить на подводные обломки горы, требовался непростой маневр, и Нафо разбудил главного кормчего. Кумик вскочил, словно и не спал, и тут же стал к рулю. Поворот достиг почти девяноста градусов.[66] Когда корабль повернулся к берегу кормой, с вершины горы повалил густой черный дым, словно из жерла вулкана. Но, поскольку грохота и сотрясений не было, то автором мог быть только человек, однако зачем людям разводить такой сильный огонь в этой пустынной местности и в столь неподходящем месте? При других обстоятельствах Кумик и Нафо всерьез задумались бы над этим вопросом, но сейчас все их внимание привлекал маневр. У халдея только мелькнула мысль, что такой высокий столб дыма виден за сотни стадий. Когда же «Дом» оказался на безопасном расстоянии от берега, дым уже рассеивался ветром и никого на вершине видно не было. Скорее всего, это явление навсегда останется загадкой. Финикиец пожал плечами и тут же вновь улегся спать.

Наступил вечер, молодой месяц закатился сразу же после солнца. Кумик заступил на вахту, поставив двоих товарищей на носу рядом с факелом. Море, освещенное лишь слабым сиянием звезд, казалось почти черным, суша угадывалась лишь по неясному силуэту, заслонявшему ночные светила по правую руку. Обидно наткнуться на скалу, когда желанная цель уже так близка. Может быть, правильнее было в такую темную ночь стать на якорь, но дул легкий попутный ветер, и нетерпение товарищей, жаждавших конца плавания, заставило финикийца рискнуть. Кумик нервничал, периодически уступал весло напарнику и с носа корабля напряженно вглядывался, а главное, вслушивался, но ничего определить не мог. Время подходило к полуночи, когда зоркий глаз кормчего уловил на воде нечто более черное, чем сама ночь, причем это «нечто» не было единственным, а казалось разбросанными пятнами. И все же самое тщательное прислушивание плеска не обнаружило. Значит, это не скалы, а лодки. Но что могут делать рыбаки в такой тьме, если ночью предпочтительнее охотиться на рыбу с огнем? А сети выставлять без света и в полной тишине рыбакам совсем нелепо. Неужели они не видят факела на идущем прямо на них корабле и не понимают опасности? Вдруг сознание кормчего молнией пронзила мысль о черном дыме на вершине горы. А не был ли он сигналом, поданным издалека для сообщников?

– Поднимайте тревогу, но тихо, – шепнул финикиец товарищам, а сам первым делом разбудил Паладига. С момента выздоровления раненых все спали только на палубе, чтобы ни у кого не было привилегий.

Привычные к мгновенным пробуждениям, азиаты тут же выстроились вдоль бортов с оружием в руках. Кумик шепотом разъяснил свои подозрения и сразу приказал обматывать стрелы промасленной паклей – ее припасли еще египтяне. Через минуту все было готово, один лучник зажег паклю от факела и пустил стрелу высоко в небо. Такие предшественницы осветительных ракет применялись с незапамятных времен. Повиснув на несколько секунд над водой, горящая стрела осветила участок моря с двумя десятками небольших лодок, выстроившихся в виде подковы, разрывом к «Дому». И мгновенно все переменилось: спереди донеслись воинственные крики, шлепки весел по воде, и лодки сорвались с места. Следующие горящие стрелы позволили определить, что в каждой лодке сидит от трех до пяти человек, значит, численное превосходство врагов – минимум четверное. Кормчий передал командование боем Паладигу, а сам побежал к рулю. Ассириец мгновенно почувствовал себя в своей естественной роли и велел выпустить весь залп, горящими и обычными стрелами, в ближнюю лодку слева.

Два десятка стрел сразу уложили весь экипаж лодки, и гасить стрелы, вонзившиеся в ее борта, стало некому. Через минуту большой пылающий «факел» осветил поле боя, и лучшие стрелки стали пускать стрелы направо и налево. А в борта корабля застучали камни, выпущенные из пращей, и метательные дротики; некоторые их них свистели и над палубой. Зловещее кольцо из двух линий, выстроившихся вдоль бортов корабля, смыкалось. И здесь Кумик показал себя во всем блеске, приказав всем свободным от боя сесть на весла правого борта. Непостижимым образом он стал резко разворачивать корабль влево, и «Дом» двинулся на одну из вражеских линий, на прорыв, причем теперь морякам угрожала только половина врагов. А Паладиг тут же велел стрелять по ближним лодкам с обеих сторон. Кроме прямого урона от стрел, враги тут же потеряли две лодки: одну, с неполным экипажем, корабль таранил и пустил на дно, другая попала под удар весла и переломилась. А на моряков дождем сыпались камни: дротиков, по‑видимому, у врагов больше не было.