— Ты будешь говорить? — спросил Рыцарь.

— Да, — пролепетал Монжуа разбитым голосом, как человек, побежденный после продолжительной борьбы.

Рыцарь и В. переглянулись.

— О наука, наука! — прошептал В. — Та же самая реакция, что и на молодого Месмера! Вы им повелеваете! Он будет отвечать! Он уже не принадлежит себе.

Рыцарь медленно проговорил:

— Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности?

Монжуа корчился в страшных конвульсиях. Взяв в каждую руку по склянке, имеющей форму лейденских банок, Рыцарь приложил медную пробку одной из них к голове Монжуа, а другую — к сердцу. Монжуа задышал часто и хрипло, он весь дергался.

— Подвергаются ли Нисетта и Сабина смертельной опасности? — повторил Рыцарь. — Отвечай!

Губы Монжуа раскрылись.

— Отвечай! — повторил Рыцарь.

Монжуа пытался заставить себя не подчиниться приказу. Лицо его исказилось от нечеловеческого напряжения. Рыцарь поднял свои руки над лбом Монжуа.

— Отвечай! В опасности ли они?

— Нет.

— Стало быть, ты солгал?

— Да.

— Ты хотел меня обмануть, чтобы получить свободу?

— Да.

— Итак, Нисетта и Сабина не отравлены?

— Нет.

— Ты понимаешь, в каком состоянии ты находишься?

— Нет…

— Что ты чувствуешь?

— Сильную боль в голове.

— Чего бы ты хотел?

— Чтобы ты снял эту боль.

Рыцарь и В. опять переглянулись.

— Вам всемогущество, — прошептал В., — а графу де Сен-Жермену бессмертие!

Раздалось громкое «кукареку». В. быстро открыл дверь. Фанфан-Тюльпан стоял на пороге и подавал письмо.

— От доктора Пейрони, — сказал он.

В. поспешно подал письмо Рыцарю, и тот распечатал послание.

— Этот человек сказал правду, — проговорил он, указывая на Монжуа, — Нисетта и Сабина не подвергаются никакой опасности — так утверждает Пейрони. Стало быть, мне остается только отомстить, — прибавил он с радостным трепетом, поворачиваясь к Монжуа. — Проснись! — приказал он хриплым голосом, схватив его за руки.

Эпилог

Через три месяца

I. ГРОЗА

Девятого августа 1745 года в Париже утром служили благодарственный молебен в соборе Парижской богоматери, в два часа должен был состояться концерт в саду Тюильри, вечером в восемь часов — фейерверк на площади Людовика XV, а ночью — бал в ратуше.

В этот день Людовик XV Возлюбленный, после великолепной трехмесячной кампании, возвратился в столицу своего королевства, увенчанный лаврами. На перекрестках танцевали, на улицах пускали ракеты. На улице Сент-Оноре особенно великолепным освещением отличались два дома: Даже — королевского парикмахера, и Рупара — чулочника.

Рупар стоял перед лавкой, закинув руки за спину и вздернув нос, и любовался своей иллюминацией. Его окружала толпа соседей.

— Как чудесны слава и победа! — восклицал Рупар. — И как подумаешь, что я, говорящий с вами, лично присутствовал при этом!..

— Да, ведь вы были при Фонтенуа, — сказал один из соседей с восторгом.

— Был. Я победитель!

— И не были ранены?

— Нет, но я мог быть ранен.

— Так вы были в сражении?

— Был ли я в сражении! — вскричал Рупар. — Нет, но я слышал, как свистели пули, я видел мертвых и раненых.

Рупара окружили — он был в восторге, оказавшись центром внимания.

— Король меня видел и говорил со мной, — продолжал он.

— И остался доволен вами?

— В восторге!

— Уж не произвел ли король вас в генералы? — иронично спросил молодой белокурый приказчик чулочника.

— Я не просил его, — скромно ответил Рупар. — Но я присутствовал при сражении.

— Спрятавшись в комнате по другую сторону реки, — сказала Урсула, вышедшая из лавки. — Советую вам не хвастаться вашими подвигами! Если бы у короля были все такие солдаты, как вы, он не выиграл бы сражения.

— Но, мой добрый друг, мне кажется, что…

Урсула перешла через улицу, не слушая своего мужа. Она встретила Арманду, выходящую из лавки Даже.

— А я шла за вами, — сказала Арманда. — Нисетта и Сабина хотели посоветоваться насчет подвенечных платьев, только что полученных.

— Очевидно, свадьбы будут скоро?

— На будущей неделе.

— Почему же не на этой? Сегодня только понедельник.

— Жильбер отсутствует. Он был вынужден уехать по делам и вернется только в пятницу или субботу.

— Войдите, — прибавила Арманда, переступая порог парикмахерской. — Вы увидите моего нового друга.

— Кто это?

— Войдите-войдите: увидите!

Урсула прошла первая, Арманда — за ней. В это время по внутренней лестнице спускались два человека: первым шел Ролан, сменивший мундир на свой прежний костюм, вторым — сержант лейб-гвардии.

— Мсье Фанфан! — закричала Урсула.

— Собственной персоной! — ответил Фанфан-Тюльпан, любезно кланяясь.

— Вы в Париже!

— С сегодняшнего утра. Я имею честь находиться в конвое его величества и вступил в Париж вместе с королем. Ролан заставил меня поклясться, что мой первый визит будет к нему, и я сдержал слово.

— А Нанона? — спросила Урсула.

— Милая маркитантка? Она также вернулась. Она там, наверху, с девицами, рассматривает наряды.

— Пойдемте скорей! — заторопилась Урсула.

Обе женщины проворно поднялись по лестнице.

— Славно, что король взял меня в конвойные! — сказал Фанфан, подбоченившись. — Таким образом я как раз успел на свадьбу. Теперь мне придется потанцевать с красавицами.

И Фанфан начал петь и пританцовывать в такт. Приказчики парикмахера смотрели на сержанта с восторгом. Фанфан протанцевал до порога парикмахерской и застыл, глядя на улицу.

— Что это у меня — куриная слепота? Кого это я там вижу? Это большое брюхо, это красное лицо… Это он, мой приятель, мой гость!

Бросившись на улицу, Фанфан подбежал к толпе, собравшейся перед лавкой чулочника, Рупар вскрикнул:

— Сержант!

— Мой спутник в походе! — закричал Фанфан.

Схватив Рупара в объятия, он так порывисто прижал его к груди, что у чулочника захватило дух.

— Ну, Рупар, узнаешь ли ты меня? — вскричал Фанфан.

— Узнаю ли я вас, сержант…

— Берегитесь, берегитесь! — раздался вдруг голос кучера.

Летевшая по улице карета остановилась у дома парикмахера, открылась дверца, и на землю соскочил Даже.

— А! Вот и Даже! — воскликнул Фанфан. — Я пойду к нему узнать…

Оттолкнув Рупара, он пошел к дому, в который вошел парикмахер. Даже держал за руки Ролана.

Он казался очень взволнованным, но это волнение было приятным.

— Пойдем к твоей сестре, — сказал он, — сначала я должен поговорить с ней.

Он поднялся по лестнице, Ролан и Фанфан последовали за ним. На площадке второго этажа они услышали доносившийся из комнаты оживленный голос Сабины. Это была та самая комната, куда шесть месяцев назад молодую девушку принесли без чувств, залитою кровью. Даже отворил дверь. Сабина, Нисетта, Урсула, Арманда и Нанона с наслаждением рассматривали два белых платья, лежавшие на стульях. Целая коллекция белья, лент, юбок была разложена на других стульях и кроватях. Все говорили наперебой, очень оживленно обсуждая наряды.

На шум отворившейся двери они разом обернулись.

— Отец! — сказала Сабина, подбегая к Даже.

— Мсье Даже! — воскликнула Нисетта.

Парикмахер, поцеловав Сабину, повернулся к Нисетте.

— Почему бы не сказать тебе так же, как Сабина? — спросил он. — Разве я и не твой отец также?

— Нет еще, — ответила Нисетта, краснея. — Не сейчас, но скоро.

Вошли Ролан и Фанфан.

— Милые мои дети, — спросил Даже, — счастливы ли вы?

— О да! — ответили Сабина и Нисетта.

Даже поцеловал их в лоб.

— А ты, Ролан? — спросил он.

— И я тоже, батюшка, — ответил молодой человек. — Я счастлив, но счастье мое будет полным только тогда, когда Жильбер будет с нами.

— Жильбер будет с нами в субботу.

— И цель его путешествия такая чудесная, такая славная! — восхитилась Нисетта.

— Мы получаем от него письма каждый день, — прибавил Даже.