Особенность науки состоит в том, что, по причинам главным образом историческим, она целиком воспринимается общественным сознанием как элитная группа. (Сравните: «Кем вы работаете?

— Я учитель. А вы?

— Я ученый». Не правда ли, впечатление разное?) Понятно, что образ науки, сложившийся у населения, не соответствует действительности. Это неприятно и само по себе: например, дезориентирует выпускников школ. Но гораздо хуже обратное воздействие возникшего образа на саму научную среду. Ведь ученый, являясь частью социума, не может избежать влияния стереотипов общественного сознания.

Постоянно воспроизводящееся представление о собственной исключительности формирует у ученых комплекс превосходства, который надежно изолирует научную среду от мира, замыкая ее в себе:

«…ни один вредитель, ограбивший государство в особо крупных размерах, не сравнится с этим Степняком-Задунайским, который двадцать лет подряд причинял всему народу зубную боль»(1).

Академик Невеселов и Б. Штерн излишне резки и потому не вполне убедительны. Профессор Е. злодействовал в отечественной стоматологии, надо думать, не только из природного садизма. Да и нет в его деятельности ничего уникального.

ВНИИГ им. Веденеева дал научное обоснование знаменитой Ленинградской дамбе. Залив зацвел, как и предполагалось. Институт поддерживает строительство, игнорируя все усиливающийся запах гнили.

Академия Педагогических Наук по-прежнему придерживается той точки зрения, что социалистический реализм — единственный приемлемый метод художественного творчества, а постановление 1948 года имело большое прогрессивное значение.

Академия Медицинских Наук традиционно настаивает на поголовной вакцинации новорожденных, всеми доступными ей средствами борясь за распространение аллергических заболеваний.

Обе упомянутые Академии категорически предостерегают от использования идей Никитина и Аршавского в воспитании детей.

Во всех этих случаях мы имеем дело с неотвратимым желанием защитить концепцию, прямо противоречащую известным фактам. Борьба обычно ведется путем дискредитации лиц, эти факты представивших. Основной используемый прием — обвинение в непрофессиональном подходе, в некомпетентности.

Причина

Замкнутость научной среды изначально изолирует ее от дилетантов, то есть от лиц, не получивших должного образования традиционным образом. Результаты, полученные непрофессионалами, всегда встречаются с неодобрением. Если же эти результаты ставят под сомнение выбранную концепцию, они неизбежно отвергаются. И чем громче критика «людей с улицы», тем сильнее привязывается специалист к своему творению, становясь его рабом — Бертильон даже на смертном ложе не отказался от своей многократно опровергнутой экспертизы по делу Дрейфуса.

Типичное проявление комплекса превосходства: нельзя признать ошибку перед посторонними. Механизм действует повсеместно.

Особенностью советской науки можно считать лишь избыточную централизацию, в результате которой «посторонними» оказываются все, кроме единственного облеченного властью «специалиста». Степняк-Енисейский, получивший за замену амальгамы пластмассой государственную премию и орден Трудового Красного Знамени, не мог признать свою неправоту еще и потому, что такое саморазоблачение неизбежно выбросило бы его из Круга.

Швейцары

Обратите внимание: за годы перестройки мы научились критиковать администрацию, милицию, Партию, армию и КГБ, Генерального Президента.

А кому известны имена экспертов, давших в 1978 году заключение по Афганистану? Создавших экономическую теорию развитого социализма? Реконструировавших (перестроивших) всю человеческую историю?

Попытки назвать были, в ответ «из уважаемых НИИ, как из рваной торбы, посыпались жалобы и протесты», и обвинения, обвинения, обвинения…

Критиковать Язова безопаснее, чем Чазова?

Наука.

Свобода познания.

Равенство.

Критика «во что бы то ни стало и не взирая на лица».

Выходит, Наука, ее довольно мощный аппарат, выполняет преимущественно охранительную функцию? Налицо противоречие с официальной задачей: никаких реальных исследований данная система вести не может.

Оно решается разделением во времени: открытие делается вне официальной науки (хотя часто официальными учеными) и становится ее достоянием через десятки лет. Так было с асептикой, работами Циолковского, тектоникой плит.

Альтернативой этому чрезвычайно медленно работающему механизму является более-менее осознанное использование коррупции в научной среде.

Не зря академику Невеселову все время чудится фигура Швейцара. Известно: кто что охраняет, тот тем и распоряжается, а стоящие у входа обладают привилегиями особого свойства. Лука Феодосьевич — по меньшей мере соавтор радиационной защиты. Швейцар Главлита — соавтор грозных статей «Науки и мысли». Оба они, конечно, марсиане, но ирония судьбы состоит в том, что окажись на их месте другие швейцары, их удалось бы побудить к тем же действиям. Используя обычные приемы «убеждения».

Зубры

Люди отличаются от марсиан не столько глупостью или подлостью, сколько неумением ставить себе задачи — недостаток, возникающий из-за отсутствия воображения. Стандартные цели достигаются в Круге автоматически, и дальнейшая деятельность «бессмертного» начинает напоминать заевшую грампластинку. Состояние тягостное; оно вынуждает имитировать работу, в том числе творческую. А поскольку создание принципиально нового требует именно воображения, творчество «сапиенсов» сводится к примитивной комбинаторике идей и образов, усвоенных в детстве и юности.

Так, размышляя о будущем военной техники, А. Гитлер додумался до индивидуальной бронированной машины для каждого пехотинца — гибрид концепции пехотных волн с идеей танка. И то и другое пришло из окопов первой мировой войны.

Степняк-Енисейский сочинил три романа, в которых «наши потомки, какие-то глуповатые восторженные личности, настроили в Сибири куполообразных городов, своротили русла трех великих рек, установили на северном полюсе гигантскую трубу-лифт для транспортировки на Луну песка из обмелевшего Северного Ледовитого Океана и, гоняясь за иностранными агентами, мимоходом раскрыли тайну Тунгусского метеорита…»(1) — компиляция многих околонаучных идей, восходящих к первой трети XX века.

Теоретики Объединенного Фронта Трудящихся скомпоновали свои вдохновляющие программы, насколько я могу судить, из учебника истории для четвертого класса и передовиц «Правды» середины семидесятых годов.

Читать такие измышления бывает интересно, чаще — противно, а бороться с подобным проявлением комплекса неполноценности, увы, бессмысленно. Остается утешать себя тем, что, занявшись художественной самодеятельностью, «сапиенсы» не натворили худшего. Спору нет, в нашем мире и фантазии Гитлера оказались убийственными, и «Память» в интерпретации Степняка-Енисейского опасна, но это характеризует, скорее, общество и эпоху. В нормальном социуме самостоятельное творчество обывателя на энтропию не влияет.

Иными словами, оно безвредно. Но, разумеется, и абсолютно бесполезно. Если только набор исходных понятий вместе с задачей данному «сапенсу» не предоставит марсианин.

Тут начинается прогресс. Швейцары в своем кругу могут все. Кроме создания новых идей. Марсиане умеют генерировать идеи. Собравшись вместе в рамках коррумпированного и потому свободного от всяческих ограничений сообщества, они в состоянии решить любую проблему.

Для этого необходим совсем небольшой процент марсиан.

Здесь есть сходство с физикой ядерного реактора. Если масса меньше критической, процесс затухает, если больше, он теряет устойчивость. Последний эвфемизм означает взрыв.

То, что значительное количество марсиан обязательно разрушит любую организующую структуру, было известно и учитывалось Государствами. То, что при их полном отсутствии останавливается прогресс и начинается социальное гниение, иногда упускали из виду. Тогда приходили завоеватели, и это был наилучший выход. Если же они медлили, на столетие растягивался кошмар Зомби. Кошмар мертвецов, лишенных сознания, но сохранивших способность двигаться и удовлетворять желания.