Прежде Консум располагался поодаль, рядом с автобусным гаражом и Свободной церковью на Школьной улице, а библиотека — в школе № 35. Теперь все собралось на маленькой площади. Свободная церковь превратилась в частную виллу, а прежний Консум стал торговать сельскохозяйственными машинами. Очень даже практично.

Энебюберг никогда по-настоящему не трогал госпожу Бьёрк — ни истории, ни самобытности. Уехав, она рассталась с ним навсегда. Вернется она туда, разве только если понадобится к зубному врачу.

Она вспоминает Хессельбю. Не надо ей вспоминать Хессельбю. Не надо мечтать о сосновой роще.

Римлянин может, сделав широкий жест рукой, указать на Колизей, на Форум, на собор Святого Петра и сказать: «Вот здесь — здесь ты можешь узнать мои корни»!

Госпожу Бьёрк вдруг поражает мысль, что ей никогда не пришло бы в голову произнести такие слова.

Ее корни — где они? В Хессельбю? Может, они в закрытом по воскресеньям торговом центре Веллингбю, в хозяйственном магазине Домус, где она могла оставаться часами в поисках дешевой салатницы и в ожидании, пока начнется жизнь или хотя бы дневной сеанс в кинотеатре «Фонтан»?

А может, ее корни в английских сериалах — «Семья Эштон», «Пароходство Уандин», «Сага о Форсайтах», «Господа и слуги», «Я, Клавдий» и «Наследники», а может, в американских мюзиклах «Sweet Charity», «South Pacific», «Sounds of Music», «Mary Poppins»?[51]

А может, они в опилках на освещенной дорожке спортклуба, по которой госпожа Бьёрк трусцой совершала пробежку, когда решила не толстеть, а может, на церковном базаре, который устраивали ежегодно во время адвента и куда они с Бёрье отсылали старый хлам, который приковывал их жизнь к прошлому?

Ее корни — это сосны вокруг домика в Хессельбю, где она жила с Бёрье и с Жанет в те годы, когда они были самой счастливой семьей в мире.

«Вот здесь — здесь ты можешь узнать мои корни», — могла бы сказать она, указав на сосну — свой единственный настоящий корень.

Но вернуться в Хессельбю она не может.

Не видит она, что ли, надпись на табличке: «Посторонним вход воспрещен».

Если она попытается войти, на нее спустят собак и прогонят прочь.

Тот, кто потерял свое место на земле, не может указать куда-то и сказать: «Я хочу, чтобы меня похоронили здесь». Госпожу Бьёрк ждет одно: ее сожгут, а прах развеют по ветру.

Соснам без разницы.

11

Госпожа Бьёрк обедает в таверне. Ее белокурый Спаситель подмигивает ей беспомощно и горестно. Она сердито всасывает в себя спагетти, упрямо жует с открытым ртом, большими глотками прихлебывает красное вино.

Если бы ее увидел господин Бьёрк, он содрогнулся бы.

«Различие между людьми нигде не проявляется так, как за обеденным столом, — любил повторять господин Бьёрк, мелкими аккуратными движениями промокая рот салфеткой. — Чтобы сохранить нашу самобытность, мы должны соблюдать дистанцию и делать это тонкими средствами, посредством мелочей, не заметных для человека необразованного, я бы даже сказал посредством особой утонченности. Чтобы сохранить свою самобытность, мы должны подчинять себя известной дисциплине хотя бы на людях».

И после такого вступления, он делал госпоже Бьёрк замечания по каждому пустяку.

«Вот именно, — думает госпожа Бьёрк, — чтобы нам, нулям, сохранить свою самобытность, мы и будем на людях чавкать и хлюпать так, чтобы брызги летели во все стороны, а потом потребуем себе все».

Если то место на земле, на какое она претендует, продано, что ж, придется это место украсть. Если ее не пустят в крепость, придется ворваться туда силой.

Неужели научиться чему-то так трудно, неужели в этом есть что-то выходящее из ряда вон? Не может быть — придется другим потесниться, чтобы дать дорогу и ей. Она им покажет. Слишком много лет она довольствовалась восклицанием: «Ну конечно, какая же я дура!» и в конце концов поверила в это сама. Но ведь в нормальмской муниципальной женской школе она была одной из лучших учениц, и память у нее была отличная. Да и господина Бьёрка она сама бросила — видите, на что она способна.

И госпожа Бьёрк принимает решение показать всем, что придурковатая шведская туристка совсем не так глупа, как кое-кто думает.

Она, которая ничего не весит, ничего не знает, чье имя никому не известно, она покорит самую увесистую опору тех, кто числится среди выходящих из ряда вон. Она приберет к рукам их дурацкий собор Святого Петра. Она поразит их всех, она не даст себе передышки, пока не разберет все здание по камешку и не сдаст экзамен на звание знатока собора Святого Петра.

Такова воля госпожи Бьёрк, и она приведет ее в исполнение.

Денег ей хватит в обрез на две недели. Она снова клянет рекламную брошюру для туристов, но что теперь толку клясть? Две недели — вот срок, который у нее есть, вот доля, которая ей отпущена. Спасибо за кофе. Придется каждое утро вставать пораньше и с толком использовать дневные часы. Такая прилежная ученица из ряда вон выходящим и во сне не снилась.

Госпожа Бьёрк улыбается. «Поглядели бы они сейчас на меня», — думает она.

Зажав подмышкой своего белокурого Спасителя, она расплачивается за обед и уходит.

12

На другое утро она во второй раз приходит в гигантский собор. Теперь у нее есть цель. Вначале она робеет, осторожно крадется за какой-нибудь туристической группой, украдкой подслушивает гидов, останавливаясь в укромном уголке в нескольких метрах от группы, словно оказалась здесь совершенно случайно — так ей удается ухватить тут какое-то разъяснение, там какую-то оценку, и все это она усердно наматывает на ус.

Задавать вопросы она не решается. В одном том, что она жаждет знаний, она пока еще усматривает непростительную самонадеянность. Священники и ученые подняли бы на смех бездарную невежду, застигни они ее за тем, что она подслушивает, притаившись в тени. Что пользы в том, что она постигнет тайну священных знаков?

Раза два, обнаружив, что в ряды туристов затесалась самозванка, гиды ее выпроваживают. Она делает вид, будто не понимает их брани.

Но вот у бронзовых дверей госпожа Бьёрк замечает объявление о том, что в соборе есть собственные гиды. Буду ходить с ними, решает она. «Бесплатно» — написано в объявлении — как раз то, что ей надо.

Гиды говорят по-английски и стараются быть британцами до мозга костей. Они рассказывают забавные анекдоты про пап, послушать их, все папы были этакими добродушными, рождественскими гномами. «Jolly good fellows you know, cheerio!»[52] Но в остальном гиды свое дело знают и сообщают много полезных сведений. Поскольку госпожа Бьёрк принимает участие в каждой экскурсии, они начинают ее узнавать и, заметив, дружески ей кивают.

Теперь она решается задавать вопросы. В своей жажде узнать побольше она подвергает испытанию эрудицию гидов. Она слушает, записывает, мотает на ус.

Она покупает книги о Риме и о первых христианах. За едой она не расстается с литературой о соборе Святого Петра. По вечерам, выпив рюмочку в баре по соседству с виа дуэ Мачелли, она возвращается в пансионат и, сидя в гостиной, продолжает штудировать свои книги.

С каждым днем она узнает все больше. Тайные знаки становятся внятными, латинские и греческие надписи переведены, символы расшифрованы, вот она уже может, сопоставив два понятия, вникнуть в третье. Она совершенно счастлива, она не замечает, как бегут дни.

Ее как ребенка зачаровывают первые христиане, которые скрывались в катакомбах, поклонялись костям своих мертвецов, а во время священной трапезы ели плоть своего Учителя и пили его кровь. Госпожу Бьёрк ничуть не удивляет, что в те времена с подозрением относились к секте, которая своим символом избрала орудие казни и чьи приверженцы считали могилы ложем отдыха, с которого они, подобно их Учителю, скоро восстанут вновь. Скоро, потому что и две тысячи лет назад люди ждали, что вот-вот наступит конец света.