...У каждого из нас до встречи были свои семьи и свои дома, которые мы оставили своим половинам. Почему это сделал Влад, я могу понять: трудно было бы уважать человека, поступившего иначе. Но почему я оставила квартиру моей бабушки своему мужу, до сих пор не пойму. Но наверное, я и сейчас поступила бы так же. Мы с Владом стали жить у моей мамы в двухкомнатной квартире. Мама с бабушкой в одной комнате, мы в другой. Характеры у нас с Владом довольное сложные, и когда я по какой-то причине вскипала и уходила из дома, мама мне говорила: «Я тебя знаю много лет. Так что, безусловно, Влад останется, а ты уйдешь».

Мы ссорились и мирились, а мама все это страшно переживала. Дальше так продолжаться не могло. Почему мы не сняли квартиру? Загадка. Это как помыть руки: грязные раздражают, ни к чему нельзя прикоснуться, вы идете и моете. Вот и мы так же, просто чтобы отвязаться от проблемы, решили поселиться в гостинице. Вопрос в том, что с московскими прописками в гостиницах тогда не селили. Влад каким-то образом решил эту проблему. Так мы оказались в гостинице «Останкино» — подальше от центра и глаз людских. Двухкомнатный номер на втором этаже. Из всего предложенного это казалось самым приемлемым: тихо, хорошо. Переселились мы в конце августа, а в сентябре начался сезон. Под нами оказался ресторан. Когда в десятый раз за вечер начиналось «Не сыпь мне соль на рану», я бросалась на стену. Прожили мы там довольно долго, но потом все-таки не выдержали и вернулись к маме. Номер оставили за собой — мы обрастали вещами, хранили там книги.

До нашей встречи ни у меня, ни у Влада не было ощущения семьи. Постепенно возникло ощущение дома. Ситуация с той же квартирой: она у нас не появилась, пока не возникла потребность в ней. Удовольствие мы получили ни с чем не сравнимое. И последняя мечта Влада была именно о доме. О доме с отдельным входом, с гаражом, где стоит любимая машина. Да, такое банальное представление об уюте и благополучии...

Мы очень любили ездить к Ярмольникам. У Лёни удивительный дом, он удивительный хозяин в этом доме. И Влад очень хотел быть на него в этом похожим.

ЛЕОНИД ЯРМОЛЬНИК. Он меня всегда звал «Ленюшка». Так меня никто никогда не называл и не называет. Для Влада это было совершенно естественно. Относился он ко мне предельно внимательно, заботливо и бережно. И общались мы с ним больше в свободное время, а не по работе.

А до общения он был жадным, так же как до... до всего! До розыгрышей, до путешествий, до работы. Я тоже живу чрезвычайно плотной жизнью, но расписания Влада выдержать бы просто не смог. Это было что-то невероятное по насыщенности. И в то же время два-три раза в неделю минимум мы встречались дома. Они с Альбиной приезжали к нам на дачу. И не случайно дом Влада строился напротив моего: Он видел, что мне хорошо в этом месте, и захотел тут жить. В каких-то вещах он был очень трогательный и смешной. Я всю жизнь люблю наручные часы, и время от времени мне на часовых заводах делали экземпляры с моей фамилией. Я их всегда первым показывал Владу. Любовь Влада к часам — это от меня. Он потом мне тоже демонстрировал часы со своей фамилией. В этом не было никакого пижонства, а была просто радость, которую мы могли себе позволить.

АЛЬБИНА. К некоторым вещам у Влада действительно было особое отношение: часы, авторучки. У витрины часового магазина Влад застывал, как ребенок перед будкой с мороженым. Его можно было тянуть, щипать — бесполезно.

ЛЕОНИД ЯРМОЛЬНИК. То же самое с машинами. Начинал он, кажется, с «Оки», и я его всегда обгонял, потому что был старше и всегда неплохо зарабатывал. Помню, у Влада появилась первая «вольво», а у меня уже был «Мерседес». Перед смертью он купил «Мазду». После Влада она потом долго стояла у меня, потом у Макаревича.

АЛЬБИНА. С нашей первой машиной, этой самой «Окой», у нас было много чего связано. Влад ведь никогда не занимался самоистязаниями и не мечтал о вещах, которые были ему недоступны. Когда появилась возможность приобрести машину, у него появилась и любовь к ним. А начинали мы с машины для меня. Влад купил мне «Оку», тогда ее еще невозможно было достать, она не появлялась в продаже. Влад получил ее за игру в «Поле чудес» в каком-то городе, где находился этот завод. Директор вбил в контракт получение машины.' Своей у Влада не было еще довольно долго. Я не стала ездить на этой машине, потому что раньше научилась водить автомобиль с автоматической коробкой передач и не смогла переучиться. Потом мы эту «Оку» отдали Ксюше Стриж, она еще кому-то. Надеюсь, у нее была долгая жизнь. Вот на этой «Оке» Влад и учился водить. Чтобы в нее залезть, ему — с его-то ногами — приходилось складываться в три погибели. В один из первых дней учебы я поехала с ним по городу. По-моему, вела себя прилично, не комментировала, не кричала: «Смотри, на нас едет грузовик!» В общем, держала себя в руках, но когда мы вернулись часов в пять вечера, я мгновенно заснула и проспала до следующего дня. Это был нервный шок,

А еще был нервный шок у гаишника, который однажды остановил нашу «Оку», и оттуда, очень постепенно, раскладываясь, стал вылезать Листьев. А к тому моменту уже писали про баснословные заработки в «Поле чудес». Милиционер сильно побледнел и очень тихо сказал: «Идите...» Это потом у нас появилась «девятка», и Влад стал получать удовольствие от машины — удовольствие физиологическое. Он мог прийти с работы, после эфира — уставший, никакой, — раздеться, сесть на край кровати, посмотреть на меня глазами спаниеля и сказать: «Пошли покатаемся...» Или вот еще. Мы едем куда-нибудь, и совершенно невозможно было попросить его остановиться возле булочной, вообще остановиться. Это было равносильно личному оскорблению. Остановка движения причиняла ему физиологическую муку. Он приезжал домой, садился, а потом отдельно ехал за хлебом. Наверное, ощущение движения было заложено в его натуре. Он мне как-то говорил, что если бы начать с детства по новой, то он скорее всего стал бы гонщиком или теннисистом.

Надо сказать, Влад веды не выбирал машины. На все это просто не было времени. Вообще многие вопросы решались определенным образом не потому, что мы принимали в этом участие, а потому, что мы в них участия не принимали. Так получилось у нас и с квартирой. Ни я, ни Влад никогда не занимались квартирным вопросом, все время уходило на работу. Но однажды мы поняли, что раз заниматься этим некому, мы просто разъедемся и решим этот вопрос каждый по отдельности. Помог, как обычно, случай. Нашим соседом оказался человек, занимавшийся недвижимостью. Он предложил свою помощь. Как-то попросил подъехать, посмотреть один из вариантов. Освобождались мы поздно, приехали часу в десятом вечера. В квартире темень, тут нельзя открывать, потому что бабушка спит, тут две собаки заперты. Так мы и купили эту квартиру на Новокузнецкой, где прожили чуть больше полутора лет.

ЕВДОКИЯ ХАБАРОВА. Подарки он дарил как джигит, что называется, на ровном месте. Можно было прийти к ним с Алей в дом, восхититься какой-нибудь симпатичной вещью, а перед уходом обнаружить ее у себя в сумке. Сплошь и рядом это происходило без даты, просто так.

С той же легкостью он дарил и свои телевизионные проекты, не думаю, что эта аналогия искусственна. Просто он все время развивался. Весь ужас случившегося с Владом как раз в том, что в нем ощущался огромный резерв для будущего.

ЛЁОНИД ЯРМОЛЬНИК Это был тот редкий случай, когда человек умеет дружить. Дружба ведь своего рода жертвоприношение. Одни это делают потому, что это надо делать, другие оттого, что не могут не делать. Влад относился ко второй категории. Он тратил на своих друзей время, энергию, фантазию. Мы все состоим из своих друзей. Какая-то часть во мне — это Андрей Макаревич, какая-то Миша Горин, Саша Любимов. А какая-то Влад. Так буквально сказать, что я у Влада научился тому-то и тому-то, я не смогу. Но в чем мы были родственны и в чем он меня опережал, так это в желании состояться и побеждать. Я не встречал людей, до такой степени голодных до работы. Если совсем коротко: он меня заражал желанием жить и развиваться. В этом отношении он не изменился. Он был бедным, богатым, но всегда оставался собой. А потом вот что еще... Такой слишком буквальный пример: если бы у меня колесо лопнуло на дороге, он был первым, кому бы я позвонил с просьбой помочь. Дело в том, что ему было удобно позвонить. Он первым всплывал. Ясно, конечно, при крутизне и возможностях можно и мента зарядить. Дело не в этом. Просто я знаю, что если бы я попросил, Влад бы приехал или кого-нибудь прислал. К нему было удобно обратиться с любой просьбой. Может быть, главная прелесть наших отношений с Владом была в том, что мы не успели превратить нашу дружбу в привычку. С ним всегда было легко и радостно, при этом он мог быть открытым или совершенно закрытым. Я, например, никогда не касался его прошлой жизни, его отношений с женами. Я просто в это не лез. Не знаю, правильно ли я сделаю, если скажу... Мне кажется, Влад был и в этом очень легким человеком. То есть у него не было комплексов, скажем, по поводу того, что он не уделяет необходимого внимания ребенку, бывшей семье. Вроде то отпочковалось и должно жить само. Ему намекали, чтобы он позаботился, и он это делал, но если не говорили, не делал. Все равно, он был человеком из новой жизни, в том смысле что если нет настоящей связи, то нужно уходить.