АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Из всех троих Влад был наибольшим коллективистом. Саша и Дима — сугубые индивидуалисты. Влад — общественный человек, бывший комсомольский лидер, когда нужно, он умел промолчать. Но самые большие неприятности поначалу у меня были из-за него.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Влад в то время мог выпить, и крепко. Когда уже пошел «Взгляд», то после каждого выпуска мы собирались, часто у меня. Это был период абсолютно романтического телевидения. Напряжение предельное, заснуть было невозможно. Говорили обо всем подряд, в основном, конечно, о «Взгляде» же.

ЛИДИЯ ЧЕРЕМУЯШИНА. То, что Влад старше, было не особо заметно. Знаете, он ведь был среди троих самый безнадежный. Любимов умненький, Дима Захаров совсем умненький, а Влад безалаберный. Загулы, прогулы - все это часто случалось. Его прикрывали, но рано или поздно

возникал вопрос: а где, собственно, Влад? Потом появлялся. Внешне комплекса вины заметно не было.

СЕРГЕЙ ЛОМАКИН. Он часто пропадал, мы его paзыскивали, подолгу не могли найти. Он не то что запивал, а скорее, загуливал это более точное слово. До посинения он не бухал. Любил выпить, любил компанию, женское общество. Гуляка, гусар. Плюс слава, которая об рушилась на каждого из ребят. Владу поначалу было сложнее всего с ней сжиться. Его без конца приглашали, просили выпить.

АНДРЕЙ. РАЗБАШ. Влад просто пропадал. У него была хорошая компания в Тбилиси, да и в других городах тоже. Одним из его друзей был Вахтанг Абашидзе — ныне, кажется, министр в правительстве Шеварднадзе. Любимов, Политковский и вся команда давали выверенные интерпретации для Лысенко, держа его достаточно долгое время в неведении относительно отсутствия Влада. А когда эти объяснения становились все более абсурдными, то возникала «обеспокоенностью, которая заставляла начинать поиски. Они заканчивались появлением «человека ниоткуда».

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Мы выходим в эфир, его нет. Мы едем в командировку, его нет. Я однажды ему сказал: «Владик, тебя в эфире не было уже две недели, потому что тебя найти невозможно. Нужно появиться с чем-нибудь крутым». Отправили его в Приднестровье. Он и там продолжил. А там война, я даже не знаю, как он сориентировался, но к эфиру успел. Вымотался совершенно. И я помню, остается несколько часов, надо что-то решать.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. После этой поездки Влад меня потряс. Он приехал часам к семи вечера с семью кассетами. Ему нужно сделать материал к вечернему эфиру — это значит к 11 часам или даже раньше. Что нужно было сделать? Нужно было сделать все. Он отказался от любой помощи: «Все, отстаньте от меня, я сам!» Сел за стол, обложенный всеми этими кассетами, в 47-й аппаратной. Короче через три часа он написал текст, успев сократить, выстроил сюжет. А сюжет длился около шести с половиной минут. Чтобы сделать это, надо быть абсолютным профессионалом, новостийщиком. Но они снимают уже результат. А Влад все-таки был внутри процесса, многое просто набирал, накапливал. Я этого от него тогда не ожидал - такой виртуозной редакторской и авторской работы. Сделал все, отдал и... вжить... пошел гримироваться для эфира. Он вообще очень не любил напрягаться попусту. Спорт его приучил к тому, что есть цель и к ней надо идти.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Мы много времени проводили вместе. Была такая компания: Владик, я и Андрей Днепров — известный конферансье, который потом покончил с собой. Дима Захаров — в меньшей степени, он почти не пил, не любил компаний, девушками «не злоупотреблял». А мы очень даже... К Андрею приходили Крис Кельми, Стас Намин, Леонид Макушов, Лёня Якубович - такая странная подбиралась компания вокруг этого днепровского дома на Гончарной набережной.

ЛЕОНИД ЯКУБОВИЧ. Андрюша Днепров — старинный мой товарищ со времен эстрадной жизни. Это был абсолютно открытый дом, где никогда не запиралась дверь, куда приходили все кому не лень, сами готовили, сами ели. Квартира огромная, четыре комнаты, и там постоял. но толклась масса народу, были вечера, когда выпивали, а случались и совершенно без выпивки. Приходил Саша Любимов, садился в кресло и начинал говорить то ли по шведски, то ли по-датски, чем приводил меня в полнейший восторг. Приходил, естественно, Влад, который однажды заговорил по-венгерски, и я чуть не упал под стол, потому что было ощущение, что он на ходу выдумывает слова. Ну как-то так мы и познакомились. В этом доме не было принято афишировать должности и звания — даже в эмоциях, даже в интонациях, все были свои, но при этом обсуждение «Взгляда» носило такой отстраненный характер. Словно речь шла не про Влада и Сашу, а про каких-то других людей. Хозяин собирал странную коллекцию идиотских плакатов и вывесок, которая не имела равных по своей идеальной глупости. Что-то вроде: «Течет вода Кубань-реки, куда велят большевики», и далее по всем пунктам. Это были удивительные, бесконечные, разговорные вечера до утра. Взаимоотношения складываются мгновенно и дальше уже никуда не развиваются. Так получилось и с Владом. Чисто мужская ситуация. Никакой разницы в возрасте я никогда не ощущал. Возраст мы сами себе придумываем. Это была компания равных, и равенство это не зависело от положения ее участников. Вообще ни от чего не зависело. Ерничали по любому поводу. Не имело никакого значения, кто чем занимается. Какая разница — попал в дом, прижился, значит, хороший человек. Да плохие и не появлялись там.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Были мы все какие-то бесхозные, бездомные. У Влада в семье происходило все очень непросто. А в этот дом всегда можно было прийти, тебя всегда вкусно накормят, напоят. Пили в то время много, с утра — пивко. Днепров знал все ВТО, всегда мог договориться, и мы могли сидеть, сколько хотели, хоть всю ночь.

Надо отдать должное Владику — он мог очень много выпить. Иногда до потери рассудка. Однажды чуть было не покончил с собой, хотел выброситься из окна. Это было дома у Днепрова. Мы его тогда в последний момент схватили и вытащили. Умирать он, конечно, не собирался, просто, когда он очень много выпивал, у него становились такие стеклянные гусарские глаза — вроде поручика Ржевского — и он переставал что-либо понимать. Он не шатался, у него была нормальная дикция, и при этом он был абсолютно пьян.

А вот с утра у нас с ним все шло по-разному. Я с утра не опохмеляюсь, а он — обязательно. Я не могу пить несколько дней подряд, а он может. Все-таки бывший спортсмен. Он менял компании, потому что никто не выдерживал,1 и так он уходил в это плавание.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Однажды опять исчез. «Где Влад?» Непонятно. А надо сказать, у нас с ребятами все-таки была дистанция возрастная, несмотря на вольные нравы молодежной редакции. Дима скрипел: «Шеф, шеф», — Влад нашел что-то промежуточное между «ты» и «вы», Саша называл меня Анатолий Григорьевич. В «молодежке» не было понятия «вы». Там все на ты и по кличкам. Я, конечно, знал, что ребята меня называют Лысым. Ну подумаешь! Так вот, Влад исчез. Два дня нет, три. Говорили, что он болеет. Ну болеет, так болеет. Потом появился какой-то дохлый, паршиво выглядящий.

Я еще, как дурак, посоветовал ему что-то попринимать от простуды.

ЛЕОНИД ЯКУБОВИЧ. Тут ведь еще не могло не сказаться активное занятие спортом: организм привык к отдаче энергии, а на телевидении сумасшедший дом 24 часа в сутки. Другого способа скидывать напряжение не существует. Так можно свихнуться. Но в отличие от многих других людей я не могу назвать это пьянством — это было переключение на что-то другое, забавное и не очень...

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Кроме того, в семье Влада все очень непросто было. У него умер ребенок, мальчик. Это страшная история. Он умер практически во время эфира, Влад проводил прямое включение из центра «Матери и ребенка» и за час до этого узнал о смерти сына. В эфир он вышел на этом ощущении. Жуткое совпадение.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. ...Потом снова исчез. Это было в тот период, когда у него умер сын. Позвонила теща Влада и сказала, что тот куда-то пропал. Ребята продолжали его прикрывать. А потом архангелы из соответствующих структур, которые постоянно вились вокруг нас, сказали, что моего усатого видели в Доме актера, в Доме кино, еще в каком-то доме: пьяный, какие-то глупости говорил и все такое. В очередной раз дело как-то замяли. А в третий раз он исчез недели на три. Когда он появился, смотреть на него было страшно: зеленого цвета, с жуткими синяками, трясущийся, растерянный. У нас был очень жесткий разговор. Я сказал: «Влад, мы занимаемся слишком минированным делом (передача к тому времени перестала быть только музыкально-развлекательной), чтобы зависеть от твоих закидонов». Я потребовал, чтобы он написал заявление. Он написал и не поставил даты. Я сказал: «Давай так. Еще раз, и без каких-либо разборок что-почему мы с тобой расстаемся».