Но послушайте, что у калмыков делалось после ухода Алпамыша и Караджана. Уцелевшие и бежавшие с поля битвы калмыцкие воины собрались у дворца шаха своего Тайча-хана. Пришла и мать Караджана — Сурхаиль коварная, стала в сторонке. Вышел тут шах калмыцкий и обратился ко всем собравшимся, такое слово сказав:

— Горе, горе мне! Печальна речь моя.

К вам — большим и малым, беки и князья,

Ко всему народу обращаюсь я,—

Будем все согласны, как одна семья.

В этот черный день подайте мне совет:

Байсары-узбек — причина наших бед,

Стал из-за него немил мне белый свет, —

Всей калмыцкой силы уничтожен цвет!

В этот черный день подайте мне совет!

Воины мои отважно бой вели,

Только одолеть узбеков не смогли,—

Многие на поле брани полегли,

Многие назад калеками пришли.

Ой, беда какая у меня в стране!

А несчастье к нам пришло по чьей вине?

Вот об этом вас подумать я прошу,

И совет подайте всенародный мне.

Сам же я, калмыцкой всей земли тюря,

Так считаю, вам об этом говоря:

Если Байсары виновником признать,

Разве я не вправе скот его отнять?

Если он с народом не ушел своим,

Поступить мы можем как угодно с ним.

Жизни мы его, пожалуй, не лишим,

Но его скотом себя обогатим.

При своем скоте оставшись сиротой,

Пусть он нам послужит, как пастух простой!

Неужель мы снова Байсары простим?

Столько муки нам такой узбек принес,

Пролил столько нашей крови он и слез!

Не разграбить ли овец его и коз?

Это слово я сердечно вам сказал, —

Так подайте мне совет, велик и мал!..

Собравшимся калмыкам пришлись по нраву шахские слова: — Правильно шах говорит, — умная голова! Если бы не Байсары, не знали бы мы всех этих бед, не погибло бы столько калмыков!..

Зашумели калмыки, изрядное число людей нашлось, желавших скот у Байсары отбирать. Поехали эти люди в Чилбирскую степь.

Дал им шах калмыцкий наказ:

«В Чилбир-чоль езжайте сейчас.

Все добро узбека — отнять,

Самого связать и пригнать!..»

На коней вскочили — и верхом в Чилбир,

Многие пустились и пешком в Чилбир.

Думают: «Пяток-десяток кой-чего

И себе отхватим из добра его!»

Чтоб никто в пути объехать их не мог,

Едут — каждый держит палку поперек…

Ехать в эту местность — близко ль, далеко ль,

Прибывают люди в степи Чилбир-чоль, —

Перед ними синий плещет Айна-коль.

Смотрит Байсары — сжимает сердце боль:

Сколько калмык

о

в нагрянуло сюда,

Новая, как видно, ждет его беда!

Думает: «Насилье нам терпеть доколь?»

Думает: «Спаси, аллах, не обездоль!»

Табуны его в тугаях окружив,

Гонят калмык

и

оттуда всех коней,

Собирают их — и строгим счетом чтут,

А мирзы — коней записывают тут —

И на Тайча-хана записи ведут.

Байсары не знает, в чем он виноват.

Вот уж и овечьих он лишен отар, —

Как перенесет подобный он удар!

Уложив самцов рядами — к нару — нар, —

Перепись верблюдов начали мирзы.

Забрано в казну и золото его, —

Сразу Байсары лишается всего.

Сердце на куски расколото его.

Пастухов, подпасков также перечли,

Также поименно в перепись внесли.

Описав его добро, калмык

и

те

Направляются теперь к его юрте.

Старый Байсары хотел по простоте

О виновности своей задать вопрос, —

Слышит поношенья и слова угроз.

Вот что на чужбине терпит ныне он!

Кару за свою гордыню принял он.

Родина в беде желаннее стократ!

Если б с Алпамышем он ушел в Конграт!

Стонет Байсары и слез роняет град,

Горько пожалев о гордости своей.

Был и сам он знатен, был он так богат, —

Родину покинул — все пошло не в лад.

Э, раскаялся ты поздно, Байсары, —

Ты судьбой наказан грозной, Байсары!

Недруги кругом — и нет родных людей.

Вот он калмык

а

ми связан, как злодей,

Сколько терпит мук от вражеских плетей,

Но куда больней бич совести своей!

Калмык

и

нарочно горячат коней,

И над ним глумятся: «Эй, шагай быстрей!»

Гонят его пешим и камчами бьют,—

Привели в столицу — во дворец ведут,

Ставят перед шахом, записи сдают…

Грозен был в тот час калмыцкий шах Тайча.

Он на Байсары обрушил гнева гром,

Он его поверг в смертельный страх, крича:

Он обманут, мол, коварным стариком,