Молодухи тоже покидают дом,

Где невеста скрыта выпытать хотят,

Но ее подружки им не говорят.

Все-таки она находится потом.

Ставленники мулл — так водится притом —

Просят, чтоб невеста им дала ответ:

Будет жениху согласье или нет?

А она не может побороть стыда —

И не отвечает им ни «нет», ни «да».

Ставленники мулл отступятся тогда, —

Девушкам вмешаться настает черед.

Ту, что от нее согласие берет,

Гости награждают от своих щедрот.

(Сохранил такой обычай наш народ,

Называется «открыть невесте рот».)

Ставленник теперь назначен от Барчин, —

Хакимбек ее согласье получил.

Свадебный идет своим порядком чин.

Ставленники от обеих сторон вошли к собравшимся, и мулла опросил их. Получив ответы ставленников, которым за их свидетельство тоже кое-что перепало, мулла прочитал молитву. Хаким-беку также задано было несколько вопросов-условий, все это скрепили письменным брачным договором; молодых поздравив, остались все довольны и разошлись.

Бархатную юрту новобрачных пологом завесили. Хотел Хакимбек с несколькими дружками своими в юрту войти, но женщины, бывшие там, показали по обычаю «смерть старухи», кое-что получили за это, но все-таки, жениха не впуская, — устроили «собачье рычание», — за это тоже получили кое-что и лишь тогда впустили жениха в юрту.^[26] Хаким и дружки, все время кланяясь, за откинутый полог прошли; женщины дастархан перед ними разостлали, подали баранью грудинку. Дружки жениха, насытившись как следует, роздали женщинам тюбетейки, платки, платья. Исполнив все, что по обычаю положено, дружки жениха удалились. В это время толпа девушек, приведя Ай-Барчин в юрту, окружила Хакима, так говоря:

— Ты теперь во власти девичьей, — исполни старый обычай!.. — Положили они жениха на белую кошму, бархатом подбитую, стали поднимать его. Тяжел был Хаким, — с трудом удалось девушкам чуть-чуть над землей приподнять его.

Тут вошли снова замужние женщины и, обычаю следуя, совершили над ними обряд «поглаживания волос» и «держания руки»,^[27] за что тоже одарены были. Несколько старух после этого ещо пошутили с новобрачными, сказав:

— Теперь — как хотите, так и забавляйтесь.

С этим они и ушли. Осталась юрта только для Хакимбека и для Барчин.

— Плач ёго погибших недругов услышь! —

Брачную прочел молитву Алпамыш,

И, соединившись с той, кого любил,

Беды и невзгоды с нею позабыл, —

Чашу наслажденья до утра он пил.

Сбывшейся увидел он мечту свою!

На заре уходит он в юрту свою,

Девушки к нему — красавицы идут,

О его здоровье справиться идут.

Много молодух приходит и старух, —

Золото на блюда им Хаким кладет:

И такой обычай наш народ блюдет!

Дружки жениха являются, — вожак

От молодожена требует «улак».

Исполняет бек, что просят от него:

Каждый по козлу уносит от него.

Караджан приходит к другу своему, —

Гости воздают большую честь ему…

Дни за днями шли — Алпамыш с женою своей обратно в Конграт, на родину стал собираться, а с ним и весь десятитысячеюртный народ байсунский, с бием своим Байсары томившийся на чужбине, в калмыцкой стране.

Но сам Байсары, старый упрямец, обиды на брата своего не забыв, говорит: «Не поеду!..»

Приходят к нему большие и малые люди из народа его — уговорить его пытаются, так говоря:

— Весь твой народ уйдет, один ты на чужбине останешься, — где потом крылья возьмешь, если улететь захочешь? Крылья твои, сила твоя — десять тысяч юрт народа твоего! Останешься одиноким — горько раскаешься. Было время — уважаем ты был здесь, каждое слово твое законом звучало. На Тайча-хана, калмыцкого шаха, надеялся ты, думал, что он тебе навсегда искренним другом будет. Время прошло, — сколько обид претерпел ты здесь от калмыков из-за посягательств их на дочь твою! Ты — старший над нами, — не упрямься, одумайся, не оставайся одиноким в стране врагов наших…

Выслушал Байсары слова сородичей своих, — так отвечает им:

— Проклят будь мой брат Байбури, — из-за него на мытарства обрек я себя. Сердце мое надломил он обидой, мне нанесенной, родину из-за него я покинул, а он в гордыне своей ни разу и не осведомился обо мне. Хоть бы и вернулся я, не быть мне тем, кем прежде я был. Раз уж так суждено, пусть сын брата моего увезет от меня дочь мою Барчин, а я — не поеду. Лучше пусть убит буду калмыками, а в Конграт никогда не вернусь…

Такой ответ дал он соплеменникам своим. Сообщили об этом люди Хакимбеку, — послал к нему Хаким посланцев своих, такой наказ им дав:

— Уговорите вы дядю — тестя моего, — боюсь, как бы кости свои не оставил он одинокими на чужбине, вдали от страны отцов своих.

Не внял старый гордец словам посланцев Хакима, никаких вразумлений их слушать не хотел, стоял на своем: «Не поеду!». Сказали ему:

— Подождем тебя еще сорок дней, — может быть, одумаешься.

Сорок дней раздумывал Байсары, совещался с народом своим, — все-таки при своем решении остался. Десять тысяч юрт племени байсунского вместе с Барчин-аим на родину откочевывают, — старый Байсары с домочадцами своими на чужбине остается.

Обряд «показа жениха» решил он соблюсти на прощанье: баранов заколол, позвал к себе утром дочь свою Барчин-ай, Хакима, зятя своего, а также друга его — Караджана, хорошо их угостил, одежды хорошие на плечи им всем накинул, — и провожать их вышел:

Тот, кто красноречьем оснастил уста,

Всем словам умеет находить места…

В полдень горький час разлуки настает.

Караван верблюдов отправленья ждет;

Ровно их пятьсот — и в одного один, —

Грузится на них приданое Барчин.

Плачет Барчин-ай, ручьями слезы льет,

Боль ее сердечко на кусочки рвет.

Бедненькой такая мука суждена!

С матерью, с отцом разлука суждена!

Отправляется на родину она,

На чужбине злой оставить их должна.

Хочет Ай-Барчин уговорить отца,

Но нельзя сломить упорство гордеца.

Разрывает горе всем троим сердца.

Все же в дальний путь пойти придется ей.