На судне царила тишина. Гребцы спали, а команда отправилась в трактир. Гонорий вышел на пустынную палубу, чтобы подышать морским воздухом. Причал был безлюден. Сюда доносились крики и иногда обрывки песен тех, кто сидел в расположенных неподалеку тавернах.
Он спустился на причал, убежденный в том, что никто в порту Помпеи им не заинтересуется, И пошел в противоположном огням направлении. Так, в задумчивости, он дошел до оконечности гавани, где смутно вырисовывались стоявшие рядом на якоре несколько галер. Он стал их разглядывать и заметил на мачте одного из судов, освещаемой фонарем, герб Менезия, который запомнился ему по восковым отпечаткам, стоявшим на документах, собранных в архивах дворца: это было зубчатое колесо между двумя мечами, а наверху силуэт триремы.
Он понял, что эти суда представляли собой часть наследства, полученного Суллой, и были поставлены на самом краю гавани, так как находились под секвестром, как и остальное имущество.
Молодой адвокат почувствовал, как им овладевает злоба. Они ограбили Суллу! Они погубили Менезия, а теперь все, что было создано патрицием, пойдет с молотка! «Но сражение еще не проиграно», – подумал Гонорий. Он сжал челюсти. Палфурний! Именно он был слабым местом преступной организации Лацертия и его сообщников. Поскольку Лацертий и его приятели решили убрать Мнестра, чтобы запутать следы своего преступления, логика говорила о том, что подобным же образом они поступят и с Палфурнием, так как жизнь этого подделывателя документов и отравителя представляла для них опасность. Лацертий, стремившийся к трибунату и домогавшийся самых высоких постов при поддержке Домициана, вряд ли позволит какому‑то Палфурнию, которого могут однажды разоблачить, раскрыть имена тех, кому он долгое время подчинялся.
– Эврика! – закричал Гонорий прямо на пустынном и темном причале. – Я знаю, что нужно сказать Палфурнию! Именно к этому подводил меня сон, навеянный Фемидой! Даже если приказ об устранении пока еще не отдан, он может быть отправлен из Рима в Помпеи завтра, так что я окажусь первым, кто ему об этом сообщит...
Проходя вдоль причала, у которого застыли триремы, Гонорий заметил человека, сидевшего на табурете около мостков, перекинутых на борт. Он остановился около него.
– Ave! – сказал он.
– Ave, – ответил мужчина.
– Эти галеры принадлежали патрицию Менезию?
– Ну да, – ответил тот.
– А теперь они находятся под секвестром?
– Вроде так.
– Я могу с кем‑нибудь здесь поговорить? Я полагаю, что они будут продаваться?
– Здесь есть судовой приказчик, – ответил человек, кивком указывая на одно из судов.
– Можно с ним увидеться?
– Если он не будет возражать. Он живет на самой большой галере и в самой большой каюте.
Гонорий поднялся по мосткам, прошел несколько галер, поблуждал по коридорам, отыскивая жилище приказчика, и узнал каюту по красиво отделанной двери, украшенной зубчатым колесом и мечами, выделявшимися на панели выпуклым рельефом. Он постучал и услышал разрешение войти. Судовой приказчик сидел за навигационным столом, на котором были разложены карты и свитки с мореходными инструкциями. Он пил пиво из оловянной кружки.
– Ave, – сказал молодой человек. – Я – Гонорий, сын Кэдо и адвокат, занимающийся наследством Менезия. Я приехал из Рима.
– А! – сказал приказчик, который, несомненно, умирал от скуки посреди этой бесполезной флотилии. – А ведь наследство в плохом состоянии...
– Я могу сесть? – спросил Гонорий.
– Ты можешь сесть и выпить этого пива. – С этими словами он встал, чтобы взять нечто напоминающее жбан и вторую оловянную кружку, которые и поставил перед посетителем.
– Так галеры будут продаваться? – спросил посетитель.
– В этом нет сомнений. Ты за тем и приехал?
– Не только, – сказал Гонорий. – И многие приходят смотреть? Уже есть желающие?
– Конечно. Но с тех пор как появился Палфурний, из претендентов остался только он один.
– Палфурний? – переспросил адвокат. – Что это за человек?
Приказчик посмотрел на посетителя:
– Ты не слышал о нем?
– Нет. Я ведь впервые в Помпеях.
– Здесь все принадлежит Палфурнию. У него есть гладиаторы, девушки в лупанариях, лавочки по всему городу, виноградники и оливковые рощи вокруг города, а теперь появятся и галеры. – Судовой приказчик сделал большой глоток пива. – И все это перейдет к нему от Менезия...
Он поставил кружку на стол.
– А что представляет собою этот Палфурний? – продолжал интересоваться молодой человек.
– Он скорее толстяк, с брюшком, потому что слишком много ест, наполовину лысый, с огромной бородавкой в углу рта, довольный собой и болтливый...
– Где он живет?
– Его дом не спутаешь ни с каким другим. В самом центре города у него построен настоящий дворец, окруженный большим садом, но это не отпугивает от него людей, которые приходят туда угождать и есть за его столом. Каждое утро он обладает девушкой, тогда как им самим в то же время пользуется какой‑нибудь юноша. Девушку и молодого человека ему приводят вечером, они возлежат за столом рядом с ним, он сам много ест и пьет вместе с приглашенными, которых обычно бывает очень много, потом целая процессия провожает его в роскошно убранную спальню, куда он уводит молодых людей. Громко сопя, он засыпает. А на следующее утро, после того как проснется, трах – и все!
Когда приказчик произносил слово «трах», он резко завел обе руки за спину и сделал жест, обозначавший соитие. Потом он отхлебнул еще глоток из оловянной кружки, приглашая Гонория сделать то же самое.
– В это время, – продолжал он, – его клиенты, вольноотпущенники и все остальные собираются перед большими двустворчатыми дверьми его комнаты. Рабы открывают эту дверь, и все созерцают трех любовников, украшенных цветами, сидящих на кровати. «Если вы хотите меня о чем‑нибудь попросить, – бросает он тем, кто стоит напротив его кровати, – то это самый подходящий момент, так как сейчас я счастлив!» Вот кто такой Палфурний, – заключил судовой приказчик. – Так где ты живешь?
– Пока нигде. Эту ночь я проведу на судне, которое привезло меня из Остии.
– Если хочешь, живи здесь, на борту, тебе это разрешается, раз ты служил Сулле и Менезию. Живи. По крайней мере, до тех пор, пока галеры не будут проданы.
– Я благодарю тебя. И не отказываюсь.
– Сулла! – произнес приказчик, качая головой. – Я его никогда не видел. В Риме им просто закусили. Здесь, в этой стране, чтобы чего‑то достичь, надо быть таким, как Палфурний, – гадом.
* * *
Гонорий шел по оживленным утренним улицам Помпеи, пробираясь между ослами, нагруженными арбузами, разнообразными овощами, мешками с древесным углем, домашней птицей в клетках – всем тем, что привозилось из окрестных сельских районов для продажи на базаре или просто на улице, так как Форум Холиториум, просторное помещение, предназначенное для продажи овощей и обвалившееся во время землетрясения шестьдесят второго года[95], до сих пор не было восстановлено, как и большинство зданий города. Странные крики уличных носильщиков, непонятные для непосвященных, расхваливали товар хозяйкам, наблюдавшим за своими рабами, которые, выполняя распоряжение городских властей, мыли мостовые перед домами.
Молодому человеку действительно не пришлось расспрашивать, как найти нужный ему дом: он сразу увидел атрий, заполненный людьми. Придворные короля Палфурния уже ожидали его пробуждения.
Вместе со всеми он поднялся по двум маршам лестницы, которая вела в переднюю, расположенную перед спальней хозяина дома. После того как открыли двустворчатую дверь, он, как и все, увидел Палфурния, сидевшего на кровати с высокими бронзовыми ножками и обнимавшего за талии двух своих товарищей по удовольствиям, украшенных свежими цветами, – все выглядело так, как рассказывал судовой приказчик.
Он всем улыбался, подзывал по именам то одного, то, другого, принимал принесенные ему документы: счета какой‑то фермы, просьбу о денежной оплате расходов на свадебную церемонию, ходатайство по делу о размежевании и тому подобное. Секретарь клал все эти бумаги в большую корзину, устланную тканью. Он имел вид славного человека, думающего только о том, как помочь окружающим, и наслаждающегося жизнью, как эпикуреец. Те, кто знали, что Палфурний был закоренелым преступником, подделывателем документов и, кроме всего прочего, отравителем, здесь не присутствовали, тут это было известно только Гонорию, сыну Кэдо.