– Ты слышишь, Гонорий! – кричал он. – Я буду драться! Я их всех убью!

– Даже Домициана? – бросил молодой адвокат, прежде чем пересечь перистиль.

– Домициана... – повторил тот уже менее уверенным тоном.

– Не забывай о Домициане! – посоветовал, выходя, Гонорий.

– Приходи повидаться со мной! Поскорей! Не оставляй меня одного, ради всех богов! Гонорий!

Глава 36

Лошадь номер XX

После недели, проведенной в тоске и воздержании на галере, которую он выбрал своим жильем, Гонорий, обеспокоившись тем, что Палфурний не подавал никаких признаков жизни и дело не двигалось с места, направился к дому, в котором несколькими днями раньше посеял такое беспокойство.

Он обнаружил закрытой большую двустворчатую дверь, через которую раньше всегда можно было пройти в сады, расположенные перед домом. Во двор теперь можно было попасть только через маленькую калитку, недавно проделанную в стене. Охрану несли многочисленные гладиаторы – кто с мечом, а кто с трезубцем в руках.

Гонорий им объявил, что он друг хозяина дома и что должен сейчас же с ним повидаться. Его ввели в караульное помещение, устроенное тоже совсем недавно, где ему учинили настоящий допрос. Гонорий дал стражникам табличку, содержавшую имя и цель визита, чтобы те передали ее Палфурнию; ему велели подождать на скамейке в маленькой соседней комнате, освещаемой естественным светом, падающим из зарешеченного окна.

Через некоторое время молодому адвокату было объявлено, что хозяин действительно согласен немедленно его принять. Тем не менее его попросили раздеться догола. Несмотря на протесты, с Гонория, сына Кэдо, сняли все, обнажив перед несколькими внимательными гладиаторами‑охранниками даже половые органы. Один из них провел пальцем между ягодицами, а потом глубоко ввел его в анус.

– Ради всех богов, – оскорбился молодой человек, – вы пользуетесь тем, что якобы должны охранять хозяина, а сами удовлетворяете свою похотливость!

Тот из охранников, кто, казалось, отвечал за досмотр посетителей, строго посмотрел на него.

– Ты ошибаешься, Гонорий, – сказал он. – Не от сердечного веселья мы засовываем наши пальцы в клоаку! Мы всего лишь исполняем наш долг. Один убийца уже попытался пронести оружие прямо в спальню Палфурния в трубке, засунутой в его задний проход, и только наша бдительность помогла его разоблачить...

Гонорий пожал плечами, потом, одевшись, дал довести себя до большой двухпролетной лестницы, которая вела в покои хозяина. А тут и сам Палфурний появился на пороге прихожей.

– Поднимайся, друг! – бросил он. – Чувствуй себя как дома! Прости за проверку, которую ты прошел, но правила одинаковы для всех...

Как только молодой человек поднялся по лестнице, Палфурний дружески взял его за руку.

– Ты можешь себе это представить? – продолжал он, проводя посетителя через прихожую, в которой рядом с буфетом, заставленным питьем и едой, стояли только два раба, а больше никого не было. – Юноша, прекрасный как бог, проник сюда, чтобы якобы проникнуть в меня – если можно так пошутить, – но в то место, куда обычно вводят, он засунул металлическую трубку, содержавшую тонкий стилет с отравленным лезвием, который предназначался мне. Если бы не бдительность моих людей, там, внизу, я был бы уже заколот, причем в тот момент, когда бы получал удовольствие. Заметь, – сказал он, – это некоторым образом прекрасная смерть... – Он показал на графины, обложенные льдом, шербеты и маленькие хлебцы, намазанные разнообразными паштетами из дичи и рыбы. – Выпей что‑нибудь освежающего! Тебе нечего опасаться, все рабы, которые попробовали питье сегодня утром, пока пребывают в добром здравии...

– И что ты сделал со своим прекрасным убийцей? – спросил Гонорий, беря хлебец с паштетом.

– Увы! Я не только не воспользовался им, но его пришлось даже немного подпортить, чтобы попытаться узнать, кто подал ему эту нелепую идею.

– И кто же это был?

– К сожалению, пока он не захотел сказать, несмотря на усилия всех тех, кто им занимался...

– Как вы поступили с его останками?

– Да он пока не умер! Ты что, думаешь, что мои люди неумехи? Он находится в одном из моих подвалов... Пойдем на него посмотрим, – сказал он, приглашая гостя выйти с ним из прихожей. – Возможно, он признается тебе, чтобы спасти то, что еще осталось от его жизни. Такой хитрый адвокат, как ты, должен уметь расспрашивать людей...

Сопровождаемые охранниками, которые ждали их внизу у лестницы, они прошли по коридорам до двери, ведущей в подземелье, а затем вошли в склеп, освещаемый подвальным Окном. Тот, кто пришел убить Палфурния таким изысканным способом, был подвешен на цепи, крепившейся одним концом за кольцо в потолке, а другим – за перекладину, просунутую под мышками, к которой были привязаны руки несчастного.

Около стены на соломе лежала молодая девушка со светлыми волосами, ее разорванная туника позволяла видеть красивые груди: она лежала неподвижно, и на лице видны были кровоподтеки от ударов.

– Она умерла! – воскликнул Гонорий. – Все это совершенно незаконно! Ты можешь быть привлечен к ответственности за то, что...

– Она вовсе не умерла, мой дорогой, – отрезал Палфурний. – Она была лишь дополнительным элементом, предназначенным для того, чтобы своим передком дополнить то, что другой пришел сделать задком, да и получила она всего лишь несколько оплеух. Она спит, так как мы ей всю ночь не давали житья. Что же касается ответственности, то за мной столько проступков, что этот весьма незначителен...

Гонорий подошел к подвешенному. Тело юноши было действительно очень красиво, с мускулистыми руками, с животом как у статуй атлетов, которые украшают термы палестр, и адвокат подумал, что ему было бы нетрудно просто удушить Палфурния, а не проносить погубивший его стилет. Просто он хотел все сделать чисто и, конечно, выгадать время, чтобы уйти через террасу, после того как его жертва в полной тишине погрузится в своей последний сон.

Молодой адвокат подошел, чтобы лучше рассмотреть лицо с закрытыми глазами, – веки были заклеены кровью.

– Ты меня слышишь? – спросил он.

Человек, перенесший пытки, издал какие‑то невнятные звуки.

– Не знаешь ли ты, от кого пришли деньги, которые предназначались в уплату за убийство Палфурния? Это интересует нас больше всего. Если ты нам скажешь, то я прикажу тебя освободить, и мы заплатим тебе еще больше. Правда ведь, Палфурний? – спросил он, обернувшись к хозяину дома.

– Совершенно верно! – согласился тот. – Забудем о том, что ты хотел меня убить! В конце концов, каждый вынужден зарабатывать себе на жизнь...

Подвешенный на цепи пробормотал, что он не знает ничего, кроме того, что уже сказал.

– Я верю тебе, – торжественно объявил Палфурний. – По‑другому и быть не может. К нему послали незнакомого человека, который предложил ему деньги за исполнение поручения, поэтому он не знает ничего о заказчике.

Потом он подошел к девушке. Она проснулась и повернула к нему свое лицо с кровоподтеками, но даже такая она была очень красива: с большими голубыми глазами и пухлыми губами. На щиколотке она носила бронзовое кольцо рабыни. Гонорий повернулся к Палфурнию.

– Что ты будешь делать с этой девушкой? – спросил он.

– Да ничего не буду! Видимо, она принадлежит нашему подвешенному другу... А что? Ты хочешь ее получить?

– Я уведу ее, если ты согласен.

– Я ни в чем не могу тебе отказать! Да впрочем, она идиотка и ничего не знает. Зато в кровати, напротив, она совершенно на своем месте... – Палфурний подозвал одного из стражников, которые остались стоять у входа в подвал. – Проводи эту девушку в женские термы. Пусть ее вымоют, и попроси от моего имени, чтобы ей нашли подходящую одежду. Такой подарок мы сделаем нашему другу Гонорию. – С этими словами он взял того за руку и повел прочь. По коридорам они дошли до атрия.

– Ты не благоразумен, – сказал ему молодой адвокат, подойдя к великолепной лестнице. – Они расправятся с тобой. Тот, кто желает тебе смерти, не оставит тебя в покое. И не сегодня‑завтра кто‑то из твоих гладиаторов предаст тебя. Ты должен тайком ночью уйти из своей крепости и пробраться на галеру, где я тебя жду. Мы отправимся в Рим к сенатору Руфу.