Перевалило за полдень. Если я намерен до наступления сумерек закрыть за собой двери базы, то следует взять себя в руки. Глядя прямо перед собой, я быстрыми шагами проделал последний участок дороги. Через пять минут поставил ногу на пороге длинной, слегка пологой эстакады.

Зазвенело. Сверху ответило эхо. Что-то пробудилось. Словно мои шаги взвали сотрясения всей конструкции. Я не останавливался. На ходу посильнее стукнул ногой, раз и еще раз. Звучный, глубокий тон. Забавно. Никогда не думал, что эти газолитовые плиты могут быть такими эластичными. А ведь именно из них выстроено все это. В любом случае, поверхности, образующие различные уровни, и их несущие конструкции. А также фундаменты всех крупных зданий. Тех, что опираются в материковую скалу, крыши которых уходят в голубизну подлинного неба. Без посредства головидения.

На втором уровне я покинул эстакаду и пошел между домами. Улицы и тротуары на всех этажах выглядели так, словно их недавно полили водой, а после вычистили. Мои недавние размышления насчет встречи с автоматами оказались лишенными смысла. Что было предусмотрено их программами, они выполняли ночью. Тщательно и несуетливо.

Такими же свежими выглядели скверы и цветники. Было невозможно отыскать на пересекающих их тропах хотя бы клочок фольги. Выходы поглотителей блестели как отполированные. Проходя мимо одного из них, я провел пальцем по поверхности широко распахнутой пасти. Почувствовал слабую дрожь под пальцами. Словно в добрые старые времена, — невольно усмехнулся я. Электростатический заряд, отличающийся от заряда улиц. Я подумал, почему не установить такой же поглотитель на моей базе на холме. Очевидно, решили, что я не стану мусорить. Хотя бы потому, что мне не грозило распаковывать консервы. Или выбрасывать отходы с кухни.

Я все дальше погружался в молчаливые, стерильные улицы, подныривающие под коммуникационные трассы или уже крутыми дугами возносящиеся к более высоким горизонтам. Тротуары и эскалаторы поблескивали стеклянными поручнями. Казалось, стоило подойти и коснуться их ногой, чтобы они взялись за свою работу, двинулись вверх, вниз, во всех направлениях.

Не знаю, когда я оказался в центре города. Обычно дорога с окраин занимала полтора часа. Еще несколько десятков метров — и я остановился перед полукруглым фасадом Информационного Банка. Если посмотреть вверх, то тут можно было разглядеть кусочек чистого неба. Верхние уровни огибали здание, соединяясь с ним лишь вытянутыми руками воздушных тротуаров.

Я подошел поближе и прочитал виднеющуюся на дверях белую, старомодную вывеску. Эта часть Банка была доступна для любого желающего. Еще ребенком я не один раз заглядывал сюда вместе с дедом, чтобы спросить о разрешении какой-либо задачи, о рейсах на Австралию, о погоде в тибетском заповеднике или о чем-то столь же необходимом. Я рассуждал следующим образом: раз я выказываю интерес к подобным вопросам, это означает, что именно этого требует ситуация. И следовательно — я взрослый.

Каждый из более высоких этажей Банка был отведен для все более узкой группы избранных. На верхний имели доступ только члены Академии и Научного Совета Правительства. Операции там сводились к обслуживанию суммирующих блоков всемирной компьютерной сети. Вопросы, которые там задавались, могли касаться разве что оптимальных вариантов генеральных проблем.

Я постоял немного перед таблицей-указателем и отправился дальше. Поднялся на самый верхний уровень и направился в сторону парка, окружающего здания Центра.

Ворота, через которые я проходил три дня назад, стояли распахнутыми настежь. Это могло показаться странным, поскольку даже в нормальное время возле них днем и ночью дежурили два специально запрограммированные автомата. Мое внимание привлекли цветочные газоны, окружающие подъездной путь к центральному павильону. Они были чахлыми и запущенными.

Не лучше выглядела обширная площадка, на которой парковались машины и фотолеты служб связи. Аппараты стояли тесными рядами, вплотную друг к другу, но между ними валялось множество старых банок, обрывок фольги, упаковок от разнообразнейших концентратов.

Я обогнул два тщательно запертых павильона и направился в сторону здания, в котором произошла моя последняя перед отправкой на базу беседа с профессором Онеской. И здесь двери оказались распахнутыми, словно внутри кто-то поджидал меня. Кто-то, пришедший в условное время, и не выразивший удовольствия, когда убедился, что я запаздываю.

Я не стал вызывать лифт. Взобрался по крутой лестнице на самый верх, туда, где обычно можно было застать Тарроусена.

Я оказался на узком помосте, напоминающем трап люка обитаемой орбитальной станции, и прошел по нему до конца коридора. И неожиданно увидел на полу узкий клин света. Дверь кабинета шефа Централи была приоткрыта. Внутри горели все лампы.

Пальцы мои скользнули к рукояти излучателя. Я прижался к стене и застыл. Выждал минуту, может, две. В тишине раздавались удары моего собственного сердца. Снизу донесся какой-то протяжный шорох. Стих.

Я подумал, что кто-то запер ворота. Затаил дыхание. Ничего. Ни малейшего звука. Так же, как из-за полуоткрытой двери освещенного кабинета.

Я начинал злиться. Неважно, намеревались ли отрезать мне путь к отступлению, и кто мог это сделать. Я знал одно. С этим «кем-то» я не намерен играть в кошки-мышки.

Я оторвался от стены и несколькими бросками добрался до двери. Ударил по ним локтем и замер. Внутреннее крыло двери, словно вдавленное внутрь, лежало в добрых трех метрах от порога. Сразу же за ним громоздились перевернутый стол и раскрученные барабаны приставки памяти компьютера. Обрывки ленты валялись буквально повсюду.

Но в кабинете никого не было. В этом я мог быть уверен. Если кто-либо захотел здесь спрятаться, ему следовало бы сперва полакомиться пирожным, которым угощали Алису в Стране Чудес.

Потребовалось определенное время, чтобы я пришел в себя. По крайней мере, в достаточной степени, чтобы спокойно подумать.

Что произошло в этом помещении? Наверно, кто-нибудь из Централи, направляясь тем вечером к гибернатору, неожиданно припомнил, что не довел здесь до конца чего-то неслыханно важного?

Разум отвергал такое предположение. Но существует ли другое? И как насчет зелени, окружающей павильон? Как на счет открытых ворот?

Я подумал о шумах, которые несколько минут назад донеслись из нижнего коридора. Здесь мне искать было нечего. Точнее, в данное время. Но не подлежало сомнению, что я еще вернусь. Может, не один раз. А теперь я должен разобраться с тем, что подкарауливает внизу. Если я обнаружу двери закрытыми…

Не заботясь больше о маскировке, я скатился по ступеням. Они гремели, словно кто-то молотил тяжелым молотом в толстую стальную балку. Это уже не принадлежало тишине. Даже, если только ей могло сопутствовать.

Одна створка ворот была открытой, как я и оставил ее. Другая медленно закрывалась. Прежде, чем я успел подбежать, она закончила свой путь, после чего с тихим скрипом начала обратное движение. Значит, все же ворота. И ничего, кроме них. Ничего из тех пакостей, что пришли мне в голову. По-просту, сквозняк.

Быстрым шагом я вышел на центр площадки и только там остановился. Вытер лоб, на котором собрались капельки пота, и глубоко вздохнул. Мне хотелось пить. Я развернулся и той же дорогой, что и пришел, направился к главным воротам.

Примерно на половине тропки, выводящей на главную аллею, я заметил, что кусты расступаются, словно часть их срезали, чтобы изготовить веник. Не знаю, на что другое они могли бы сгодиться. Я раздвинул переплетение ветвей и заглянул внутрь. Там лежал автомат. Один из тех универсальных аппаратов, которые оставили, чтобы они присматривали за городом до возвращения людей. И я мог быть уверенным, что робот забрался туда не от скуки.

Я наклонился и, ухватившись за манипулятор, снабженный магнитными присосками, выволок автомат на тропинку. Никогда не думал, что они такие тяжелые.

Помогая себе коленом, я перевернул его вверх антеннами. По сути дела, этого я и ожидал. Или чего-либо в том же духе.