— У вас потрясающая спина. Стройная, чуткая, юная, как сама весна. Не надо нервничать. Посмотрите, какая кругом красота: первая зелень и первая бабочка. В жизни важно ловить момент. Я все улажу…

Знаете, когда с вами говорят о Пушкине и весне, как — то неловко сбиваться на суетное, качать права по поводу цен на жилплощадь. К тому же Грин действительно вскоре нашел мне прекрасную, уже отремонтированную квартиру в пятнадцати минутах ходьбы от метро, с балконом, с телефоном, в кирпичном доме, который, как известно, экологически намного полезнее, чем панельный.

Стены моей кухни помнят Гриню. А стены его кухни меня никогда не видели, потому что в них хозяйничает другая женщина. Она кормит его детей, собаку и самого Гриню — и гладит ему рубашки… Да, он никогда не был голодным — и носил свежие, безупречно отглаженные сорочки. Но все равно умудрялся выглядеть свободным, неженатым… У Грини было любимое выражение: «Легко!», а на самом деле с ним было так трудно, так тяжело, что страшно…

Я целое лето проплакала, не загорела, не накупалась в речке, поэтому сейчас у меня ослабленная энергетика. Мужчины это чувствуют и беззастенчиво этим пользуются. Даже ничтожный папарацци, контуженный на всю голову, смеет дразниться и пользоваться моим бедром, карманом и диваном, вынуждая меня ютиться на неудобной раскладушке!.. Нет, это просто полный привет…

Моя мама твердит: пора замуж, тебе уже двадцать пять лет, куда тянуть, чего ты ждешь? А я не тяну, я с ней согласна, но что поделаешь, когда вокруг одни крокодилы. Фотографы и художники, пьяницы и дебоширы, пропади они пропадом!

Глава 3

ДЕНЬ ВРАНЬЯ

Оля Камельчук — девушка из нашего офиса — любит повторять: «Счастлива та женщина, которая засыпает мгновенно, спит без сновидений, а просыпается бодрой и отдохнувшей». Она где — то вычитала, что качество сна эквивалентно состоянию психологического здоровья и уравнивает его с качеством жизни. В свете ее теории моя жизнь никуда не годится. Мало того что в прошедшую ночь мне снилась всякая абракадабра, так еще в момент пробуждения во всем теле ощущались разбитость и вялость. Все же напрасно я так нагружалась и таскала тяжести… Теперь меня разобрала апатия, мне было неохота шевелиться, вставать, умываться, чистить зубы. Я поворочалась с боку на бок, разминая затекшую спину, и вдруг услышала, как за стеной что — то мерно гудит и потрескивает.

Сначала я подумала, что по телевизору показывают пчелиный улей или семейство каких — то других насекомых.

Но насекомое было одно: тот же самый фотограф Сашка сидел перед включенным компьютером и грыз яблоко. Он повернул ко мне безобразную, опухшую физиономию с единственным глазом и растянул в улыбке по — африкански вывернутые, растрескавшиеся губы. Фу, не парень, а воплощенное омерзение!..

— Юльча, классно, что у тебя компьютер не запаролен! Я уже разослал предложения нескольким редакциям и в информационные агентства.

— С моего почтового ящика?!

— Нет, что я, по — твоему, дебил? Создал новый ящик, «[email protected]» называется.

— У-у… — потянулась я и зевнула.

— Ну и здорова ты дрыхнуть! Я чуть с голоду не умер! Между прочим, почти сутки не ел, — упрекнуло меня это «нашествие варваров», успевшее истребить все фрукты из вазы.

— Между прочим, я у себя дома, — напомнила я ему. — Сколько хочу, столько и сплю.

Посмотрела на ходики и охнула: третий час пополудни! Кажется, мне удалось перекрыть все ранее установленные личные рекорды по продолжительности сна. Автоответчик телефона мигал, подавая сигнал о поступлении новых сообщений. Пока закипал чайник и варились яйца, я их прослушала. Дважды звонила мама: «Юля, не забудь, завтра день рождения тети Таси. Она пригласила нас к шести часам, надо выбрать подарок» и «Дочь, ты опять не ночевала дома?! Таисье я купила две салатницы и красивую скатерть, а то она вечно стелет на стол клеенку, а это так не эстетично… Если ты не придешь на день рождения, Тася обидится, сочтет за неуважение. Не забудь принести цветы». Проверено на практике: если мама обращается ко мне «дочь», значит, сильно сердится…

Следующее сообщение поступило от Нади Красновой и меня весьма удивило: «Привет, Юльча! Куда ты дела Золотарева?»

Саша тем временем собрал мою раскладушку и спрятал ее в кладовку, а стол вернул на прежнее место — поставил в центре кухни. Без спросу заглянул в навесной шкафчик:

— Юленция, у тебя кофе только растворимый?

— Пей какой есть, — отрезала я, набирая номер Красновых.

— А кроме яиц, что — нибудь имеется?

— Достань из холодильника масло. Вроде бы там должны лежать сосиски… Ищи!..

— Почему это я должна искать сосиски? — опешила от моего заявления Надежда, уже успевшая снять трубку.

— Ой, Надюша, это я не тебе, — скосила я недовольный глаз на Сашку.

— А кому — Кириллу? — удивилась Краснова.

— Нет у меня никакого Кирилла, с чего ты взяла?

— Ну, как же, Малиновская? — наседала Краснова. — Вчера многие видели, как вы обжимались на крыльце. Потом ты зашла в туалет, взяла пакет с мусором и бросила его посреди скверика! — упрекнула она меня. — Не могли донести до контейнеров! Что, очень мешал тискаться?

— Надя, нет, ты неправильно поняла! Я с ним не тискалась, это Золотарев по собственной инициативе, — стала горячо оправдываться я. — Он ко мне приставал, потому что был пьян и расчувствовался из — за Аллочки!

— Угу, верю: он расчувствовался, а ты воспользовалась его состоянием, — скептически буркнула подруженция и рассмеялась в трубку.

К этому времени Саша уже перелопатил содержимое холодильника и выставил на стол масленку, варенье, банки с майонезом и рыбными консервами — и громко доложил, что не нашел сосисок.

— Посмотри в морозилке, чудо гороховое! — направила я его, чем спровоцировала новый всплеск подозрительности супруги галериста.

— Слушай, Юльча, с кем это ты там постоянно разговариваешь, если Золотарева у тебя нет?

— Как с кем? С Гриней, — нечаянно соврала я. — Представляешь, возвращаюсь вчера с вашей выставки, а он сидит под дверью, прямо на ступеньках, с цветами… ну, с такими пышными… этими… настурциями!

— Настурции в конце октября? Пышные?! — не поверила Надя.

— Тут только мясо, здоровенная такая костымага. Замучаешься ждать, пока растает, — некстати возник папарацци. — Но, если хочешь, я его сварю.

— Да это африканские настурции, или как там они называются… — Я сделала Сашке страшные глаза и попросила в телефонную трубку: — Гринечка, любимый, подскажи!

— Я же не ботаник, я в настурциях не разбираюсь, — «подсказало» это прожорливое стихийное бедствие.

— Слышала?.. Он купил, а в название не вникал, потому что не ботаник, — натужно хихикнула я.

— Гриня сам собирается варить мясо? — решила уточнить ушастая Надя.

— Конечно, он вообще отлично готовит. Хотя не знаю, зачем возиться с приготовлением обеда, если нам сегодня предстоит идти в гости. Нас пригласили на день рождения.

— Это у кого сегодня день рождения?

— У тети Таси, папиной двоюродной сестры. Ей исполняется шестьдесят лет…

— Ого, ты уже знакомишь Гриню с родственниками? — удивилась Надя.

— А как иначе? У нас все серьезно. — И тут я заметила, что Саня сунул обледеневший мосол под струю воды, и прикрикнула на него: — Оставь мясо в покое! Вода шумит, я из — за нее ничего не слышу!

Надя замолчала, задумалась, а может, почуяла подвох. Я спохватилась, что грубым тоном с любимыми не разговаривают. Поспешила сгладить оплошность, пролепетала:

— Гринечка, солнышко, мясо мы приготовим завтра, — а Наде сказала: — Не представляю, Надюша, как ты управляешься со своим Красновым? Все мужчины — такие проглоты! Вот мы с Гриней уже и ужинали, и завтракали, и среди ночи перекусывали. Я ничего не хочу, а он опять… э — э — э… голодный…

— То есть он решился уйти из семьи? — спросила Краснова ни к селу ни к городу, изображая степень крайней непонятливости.