Полковник Назаров подумал: «Вот так много раз выводили из беды эти чудо‑хлопцы своего батьку Махно».

Постепенно стрельба отодвинулась назад, звуки боя доносились глухо, но напряжение его не спадало.

– Что‑то далековато ушли, – забеспокоился Назаров. – Здесь где‑то мы должны пройти через наш заслон.

– Разве сейчас увидите что‑нибудь? – сказал Павел Алексеевич.

– Фонарщик должен сигналы подавать.

Фаэтон сильно тряхнуло на ухабине. Шелкович вскрикнул и выругался.

– Надо послать кого‑нибудь за фельдшером, – раздраженно сквозь зубы сказал он Назарову. – Нестерпимая боль…

Но полковник, казалось, не обратил внимания на его просьбу. Он встал, напряженно всмотрелся в темноту.

– Стой! Мы, кажется, действительно отклонились от маршрута.

Ездовой натянул вожжи, всадники осадили коней, спешились. Назаров выскочил из фаэтона.

– Покотило, ко мне!

И вдруг сзади на него набросился махновец, завернул руки, кто‑то схватил за ноги, рванул, и в следующее мгновение полковник лежал на земле вниз лицом. Атаман рычал, рвался, бил ногами. Неистово сопротивляясь, он не ощущал боли от крепких узлов, которыми стянули его руки.

В то же время вскочившие на фаэтон махновцы наставили стволы наганов на Шелковича и Наумова:

– Не рыпаться!

Их тоже разоружили, связали.

К фаэтону подвели Назарова, но едва отпустили, он с разгону ударил головой махновца и бросился бежать в поле. Атамана догнали, связали ноги и бросили в фаэтон.

Шелковича бил озноб, настолько он был потрясен. Наумов держался спокойно. Он потребовал командира отряда, представился ему как офицер ставки главнокомандующего и спросил:

– Вы можете объяснить мне, что все это значит?

– А це хто? – Покотило ткнул кнутом в Шелковича.

– Это представитель постоянной комиссии по земельной реформе господин Шелкович, – хладнокровно сказал Наумов.

– Ну, тебя и твово Шолковыча мы, може, отпустим… Як пройдем Мокрый Еланчик – там и решим. Вы нам не нужны. Про вас батько ничего не говорил…

– У, шкура сермяжная!.. – прорычал Назаров.

– А ты, полковник, не гавкай, – спокойно ответил Покотило. – Батько сказав, ще цей Назаров тай генерал Слащов полтора годин гонялись за ним по всей Украине. Сам, говорит, не пидэ, побоится. Бери, говорит, его и вези ко мне.

Назаров повернулся к Павлу Алексеевичу:

– Если вас отпустят, передайте войсковому старшине Бударину: до моего возвращения командование отрядом возлагаю на него.

– Это вам, Дмитрий Петрович, придется передать приказ, – сказал Наумов. – Я не оставлю полковника Назарова.

Шелкович сдержанно застонал:

– Но я не могу двинуться с места. Нога горит как в огне. При падении сгоряча не почувствовал, а вот теперь… Неужели треснула кость?

Колонна двинулась по широкой балке ровно, без рывков и остановок, как по хорошо знакомой дороге. Туман здесь стоял густой и холодный. Впечатление было такое, будто ехали по дну молочного моря. Назаров наклонился к Наумову и Шелковичу и тихо, так, чтобы не слышали махновцы, сказал:

– Вместо Шелковича в Ростов придется идти вам, Павел Алексеевич. Другого выхода нет. Действуйте.

Он отстранился и больше не обращал на них внимания.

Осваговец плотнее придвинулся к Наумову.

– Павел Алексеевич, слышали? Вы должны бежать и пробраться в Ростов. Это очень важно, понимаете?

– Признаться, не понимаю, – также шепотом ответил Наумов.

– Слушайте и, пожалуйста, не перебивайте. В Ростове вам необходимо встретиться с начальником оперативного отдела штаба Кавказского фронта Горюновым. Это наш человек. Передайте ему: с Кубани надо перебросить на Дон Кавказскую кавалерийскую и девятую стрелковую дивизии. Этим он облегчит высадку группы особого назначения. Встретиться с ним вы можете у него дома в обеденный перерыв. Пароль: «Извините, я к Протасовой, но ее нет дома. Разрешите написать ей записку?» Отзыв: «Пожалуйста. Только скорее: я спешу».

Он сделал паузу, чтобы Павел Алексеевич мог повторить про себя пароль, и продолжал:

– Передайте: план восстания прежний, сигнал к выступлению – захват города Александровск‑Грушевского. На всякий случай, если не удастся связаться с Горюновым, сообщите все это полковнику Лошкареву – артисту театра «Гротеск» Якову Серову.

– Хорошо, но почему вы настаиваете на побеге? Покотило сказал: как только перейдем Мокрый Еланчик – он нас освободит. Тогда мы могли бы все обсудить.

– Освободит? Впрочем, освободит… от всех земных забот.

– Этот вариант не исключен.

– Вот именно. Повернитесь ко мне спиной, я попытаюсь зубами развязать вам веревку, – предложил Шелкович.

– Не надо. У меня в карманчике для часов лежит перочинный ножик. Достаньте его.

Каждое движение причиняло Шелковичу боль, он глухо стонал, но упорно изворачивался, чтобы дотянуться до карманчика у брючного пояса. Наумов выпрямился, стараясь помочь ему, и внимательно следил за всадниками. Туман, однако, был настолько плотным, что он видел только морду идущего сбоку коня.

Долго, очень долго возился Шелкович с маленьким перочинным ножиком… Почувствовав наконец, что руки свободны, Павел осторожно, чтобы не привлечь внимания ездового, нащупал опору для ноги, подался вперед и вдруг резко прыгнул. Лошадь испуганно шарахнулась в сторону.

– Сто‑ой! – натужно заорал махновец. – Сто‑ой, с‑сукин сын!

Покотило подскочил к пролетке и, увидев, что исчез полковник Наумов, выкрикнул несколько фамилий и скомандовал:

– Взять живым. За мно‑ой!

Вздыбив коня, он послал его вперед.

Всадники, развернувшись веером, устремились вслед за своим командиром.

Павел бежал широкими упругими прыжками вверх по склону холма. У самой вершины он вынырнул из пелены тумана, остановился и прислушался. Гулкий топот копыт быстро приближался.

Выскочив на высоту, всадники увидели Наумова и, уже не спеша, подъехали к нему. Покотило соскочил с коня.

– Ну, здравствуйте, Павел Алексеевич.

– Здравствуйте, товарищ Прийменко, – тяжело переводя дыхание, радостно приветствовал Наумов Григория Даниловича. – Ловко вы сыграли роль махновского командира.

– Так‑то оно так, да ведь договор был на привале все это провести. Там и кони ждут.

– Обстоятельства резко изменились. Мне необходимо сегодня же ночью быть в Ростове.

– С вами поедут трое…

– Катер дежурит?

– Ждет вас на Беглицкой косе. Кстати, как вам удалось развязать руки?

Павел спохватился:

– Перочинный ножик!.. Он остался у Шелковича!..

– Нож? – испуганно воскликнул Прийменко. – Как бы Назаров не удрал… По коням!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

1

Над крышами домов тяжело нависли черные тучи. По улицам текли к Дону бурные потоки воды, они пенились, пузырились под упругими струями дождя. В такую погоду даже голодная собака к брошенной кости из конуры не вылезет. Но начальник оперативного отдела Горюнов не изменил своему правилу обедать только дома.

Не остановил ливень и Наумова. Наглухо застегнув тяжелый брезентовый дождевик и накинув на голову капюшон, он шел, не разбирая дороги. Не доходя до Покровской церкви, завернул в арочные ворота трехэтажного дома.

Поднявшись по крутой лестнице на второй этаж, Павел подошел к квартире пять, крутнул звонок. Дверь приоткрылась.

– Кто там?

– Извините, я к Протасовой, но ее нет дома. Разрешите написать ей записку?

Цепочка на двери звякнула, дверь распахнулась. Хозяин жестом руки пригласил гостя в квартиру и сказал:

– Пожалуйста. Только поскорее: я спешу.

Наумов переступил порог, остановился.

– Раздевайтесь, проходите.

– Нет‑нет, – решительно отказался Павел. – Сейчас как раз такая погода, что ни одна душа меня не видела, надо так же незаметно уйти.

– В таком случае я слушаю вас.

Наумов настороженно покосился на двери, ведущие в комнаты.

– Можете смело говорить, там никого нет.

– Во первых, Михаил Иванович, сделайте все возможное, чтобы с Кубани на Дон были переброшены первая Кавказская кавалерийская и девятая стрелковая дивизии. Во‑вторых, соберите мне руководителей Ростовского центра: полковника Лошкарева, то бишь артиста театра «Гротеск» Серова Якова Тарасовича и других командиров ударных групп и отрядов. Я ознакомлю их с новой обстановкой.