– О‑о, да никакая она не Константиновна! – воскликнул Артамонов. – Танечка она. Вы разрешите вас так называть?

– Конечно, Борис Владимирович. Пожалуйста, проходите.

– Пройдем, но прежде всего познакомьтесь с товарищем Прийменко. Ваш коллега, Павел Алексеевич, из тринадцатой армии, специалист по борьбе с махновцами.

Прийменко тряхнул густым чубом и представился:

– Григорий Данилович.

– Ну, а дальнейшее знакомство продолжим потом, – сказал Артамонов, направляясь в зал.

Увидев накрытый стол, Борис Владимирович воскликнул:

– Вот кстати, а ведь у нас и причина выпить есть! – Он обнял Наумова за плечи. – Поздравляю тебя, Павел Алексеевич, с успешным выполнением ответственного и трудного задания и награждением орденом Красного Знамени!

Лицо Павла вспыхнуло.

– Благодарю вас, Борис Владимирович, – взволнованно ответил он.

Габо быстро налил рюмки.

– Та‑акие красивые слова запивают только ха‑аро‑шим вином.

Дружно чокнулись, выпили и стали закусывать.

Когда поздравления и первые тосты поутихли, Борис Владимирович стал расспрашивать Наумова и Татьяну Константиновну о крымских знакомых.

Павел Алексеевич тепло отозвался о подпольщиках, особенно о Гаврииле Максимовиче Лобастове.

– Если бы не их помощь, – говорил он, – все было бы значительно труднее.

– Да, а где Саша Гонта? – спросил Артамонов.

– Он еще дня два побудет у родственников, потом вернется к нам. Чудесный паренек. В Севастополе он проявил себя настоящим чекистом.

Артамонов одобрительно кивнул:

– Может быть, пошлем его сначала в школу красных командиров. Подучится, закалится, а потом уж возьмем и в ЧК.

– Что ж, это совсем не лишнее – подучиться.

– Да, я, кажется, еще не говорил вам. Мой крымский «коллега» выбыл из игры…

– Ференц Карлович? Каким образом? – удивился Павел.

– Богнар бежал… Так и не пришлось мне поквитаться с ним. Вы его допекли!

– Но это ж и вы, Борис Владимирович, – улыбнулся Павел.

Артамонов рассмеялся, потом глянул на часы.

– Главное достоинство гостей – вовремя откланяться. Но нам бы хотелось, Таня, прежде побеседовать с Павлом Алексеевичем. Вы не возражаете, если мы покурим на кухне?

Таня молча кивнула. Она догадывалась: Артамонов заехал к ним не только для того, чтобы отпраздновать награду Павла, и сейчас ее вдруг охватила тревога…

– Тебе, конечно, положена неделька на устройство и так далее, – говорил Артамонов Павлу. – Но… Назаров начал высадку на Кривой косе у станицы Ново‑Николаевской. – Он испытующе посмотрел в глаза Наумова. – Если ты устал, я не настаиваю.

– Что вы, Борис Владимирович. Я уже отдохнул.

– Ну, вот и хорошо. Слушай и запоминай… Григорий Данилович, вам слово… – сказал он Прийменко.

Они разговаривали долго. В конце беседы Артамонов сказал:

– Полетишь на аэроплане «хэвиленд», летчик – граф Фрэмтон Ардэн.

– Почему – граф?

– В отряде, как ты сообщил, находится осваговец Шелкович. Нами установлено, что раньше, до ранения, он работал в авиации, а значит, знает всех летчиков «алой крови». Авиация ведь – это привилегия высокопоставленных: князь Голицын, граф Стенбок‑Фермер, барон Унгерн‑Штенберг, егермейстер царя Шателен и прочие. Нам некого послать из своих. Да и важнее другое – перед титулованными иностранцами они ведут себя, как премудрые пескари: «жил – дрожал, помирал – дрожал»… На самом деле Фрэмтон Ардэн никакой не граф. Он прибыл в Россию в составе сорок седьмого отряда королевских военно‑воздушных сил Великобритании. Под Царицыном перешел на нашу сторону. Уже выполнял для нас серьезные задания.

Павел удовлетворенно кивнул:

– Когда вылет?

– На рассвете.

Гости ушли. Таня стала собирать посуду. По ее медлительным движениям и сосредоточенному взгляду Павел понял, что она догадывается о характере его разговора с Артамоновым. Он подошел и, взяв ее за плечи, ласково сказал:

– Мне, Танечка, предстоит непродолжительная поездка.

Таня пристально посмотрела на него.

– Нет‑нет. Это просто служебная командировка.

– Когда?

– На рассвете нужно ехать.

– Как на рассвете?.. Тебе надо обязательно выспаться.

– Давай выпьем еще по рюмочке. Хочешь?

– А ты знаешь, Пашенька, хочу…

– Тогда – за нашу любовь, Танечка!

2

Крылья «хэвиленда» упруго вздрагивали под порывистым напором воздуха. Поднявшееся в зенит солнце залило морскую гладь синеватым маревом. Полковник Наумов приложил к глазам цейсовский бинокль и внимательно осмотрел Белосарайскую косу, провел взглядом по северному берегу Таганрогского залива, в сторону Мариуполя.

– До косы Кривой, мистер Ардэн, осталось немногим больше пятидесяти верст! – крикнул он летчику. – А вокруг тихо и спокойно.

Фрэмтон Ардэн повернулся:

– Вы следите за небом?

– Очень внимательно.

– Вы знаете, мистер Наумов, до рождественских праздников еще далеко, а я уже мечтаю о них. Потому что к этому времени надеюсь вернуться в свой Ипсвич. Это в графстве Суффолк, Восточная Англия. – Он снова чмокнул губами. – О‑о, рождественский стол! Индейка рубленая с кэрри, фруктовый пудинг и… поцелуй моей юной Гуйнет Гендж.

– Это ваша жена? – участливо спросил Наумов.

– Гуйнет – моя невеста.

Разговаривая, Наумов посматривал по сторонам и неожиданно заметил слева беззвучную, неподвижную, будто приклеенную к синему полотну «стрекозу». Он поднял бинокль и в сдвоенном овале цейсовских линз «стрекоза» превратилась в аэроплан. Намерения его не вызывали сомнений. Павел наклонился к летчику и крикнул:

– Слева по курсу самолет! Идет нам наперерез.

– Какой самолет? – спокойно спросил Ардэн.

– «Ньюпор». Не лучше ли уйти от него?

– Избежать боя – это тоже вид боя, – летчик взял ручку управления на себя, одновременно регулируя секторы горючего и газа.

Однако более легкий «ньюпор» быстро сокращал расстояние. Наумов продернул пулеметную ленту в приемник ствольной коробки, повернул пулемет на турели в сторону цели и оттянул пластину гашетки. В тот же момент «ньюпор» нырнул влево вниз, а затем взмыл вверх вправо и дал очередь из пулемета. Ардэн сделал контрманевр, пули прошли мимо.

– Отличный парень! – крикнул летчик.

«Ньюпор» пошел на широкий вираж с крутым снижением, надеясь еще раз перехватить и атаковать «хэвиленд»…

Кривая коса поблескивала гладью лиманов и заливных лугов. По дороге от хутора на Ново‑Николаевскую двигалась вереница подвод. Люди заметили воздушный бой. Кое‑кто, чтобы быть подальше от греха, погнал коней под прикрытие камышанника, тянувшегося между станицей и балкой.

Самолеты, маневрируя и огрызаясь короткими очередями, пронеслись над виноградниками. Уходя от атак «ньюпора», «хэвиленд» начал круто снижаться. Наумов вцепился в ручки кабины, уперся ногами в переднюю стенку. Он понял, что Ардэн решил посадить самолет на прибрежную поляну. Теперь, когда «хэвиленд» сбавил скорость и перешел на горизонтальное планирование, Наумов расслабился и осмотрелся.

«Ньюпор» летел вдоль колонны белоказаков и сыпал на них гвозди с оперениями. Эти «стрелы» прошивали насквозь всадников и коней. На дороге раздались стоны, проклятия. Люди бросились в разные стороны. Сделав еще один боевой заход, самолет ушел в сторону моря.

Наумов наклонился к Ардэну и крикнул:

– Молодцы! Бой разыграли, как по нотам.

«Хэвиленд» коснулся земли, его подбросило, последовал новый удар, слабее. Затем он нервно пробежал по поляне, облегченно застрекотал и остановился. Из‑за домов высыпали казаки. Они плотным кольцом обступили аэроплан.

Воздушный бой привлек внимание и полковника Назарова. Аэроплан с опознавательными знаками, похожими на трехцветное знамя Российской империи, появился здесь не случайно. И когда самолет пошел на посадку, а красный коршун, распластав вдоль дороги колонну войскового старшины Бударина, улетел в сторону моря, Назаров вскочил на коня и поскакал к берегу.

У самолета уже был Шелкович. Павел Алексеевич предъявил командиру отряда документы и представил летчика: