– В Абхазии все вкусно, – широко улыбаясь, ответил духанщик. – Нэ‑э беспокойт, одын мэнт, шенма мзем.[28]

Он заторопился на кухню и, уже у самой занавеси, прикрывающей двери, остановился и, приложив руку к широкой, крутой груди, сказал:

– Зови, пожалст, меня дядя Гурам.

Дядя Гурам – бедный, веселый кинто – долгое время ходил от Очамчире через Сухум до Гудаут, торгуя всякой всячиной, а имел от этого пустую арбу да мозоль на горбу. Он предлагал товары всем, но кое‑какие вещи прятал от посторонних глаз и передавал их, кому было велено, громко и задорно пел песни, и слушали его все, но кое‑кто понимал их по‑своему. Кинто Гурам Шония был связным подпольной партийной организации.

Однажды ему сказали: «Довольно тебе бродить, Гурам. Вот возьми деньги, купи себе участок в центре Сухума и построй духан. Нам нужно иметь там постоянно действующую явку с широкими целями». С тех пор дядя Гурам превратился в уважаемого в городе человека. Большие деньги – большое уважение, ну а если у человека еще и глаза улыбаются и душа поет…

Когда духанщик снова появился в зале, Наумов пригласил его к буфетной стойке:

– Отряд уже выгружается. Через несколько часов он уйдет из города. Я выступаю с отрядом. Могу я в течение получаса встретиться здесь с представителем подпольного центра?

– Нет, надо немного ждать.

– Хорошо, я буду в продовольственном управлении порта. Пусть спросят меня там.

– Будыт сделн, домиджэрэ.

– Теперь слушайте внимательно. С нами на пароходе прибыл представитель крымского правительственного сената некто Мышлаевский Зиновий Акимович…

Наумов коротко воспроизвел разговор Трахомова с Мышлаевским и выразил свои опасения:

– Мы не должны допустить его встречу с бывшими членами Кубанской рады Тимошенко и Султан Шахим‑Гиреем. Вы сможете взять на себя эту задачу?

– Будыт сделн.

– И еще одно, дядя Гурам. Эта девушка – моя невеста. Можно попросить вас приютить ее на несколько дней до моего возвращения?

– Дядя Гурам все сделт. Нужно? Можно!

– Благодарю вас.

Павел вернулся к столу и сказал:

– Вам, Танечка, придется несколько дней побыть здесь. Духанщик дядя Гурам добрый человек. Он приютит вас до моего возвращения.

– Я одна не останусь! – испуганно воскликнула Таня. – Я хочу с вами.

– Это невозможно. В горах на перевале придется пробиваться с боями… Это опасно.

– Опасно?.. Но ведь и вас могут убить!.. Нет‑нет, Павел Алексеевич, я поеду с вами.

Этот порыв тронул Павла. Он благодарно пожал ее руку и как можно мягче сказал:

– Так надо, Танечка. Прошу вас поверить. Все будет хорошо.

Духанщик принес Наумову и Тане чалагаджи, поставил на стол кувшин вина. Стенки кувшина отпотели – до того вино было холодным.

– Пожалст, генацвалос, сам лучш блюд, шенма мзем.

Таня была серьезна, сосредоточенна. Она едва дотронулась до чалаганджи и положила вилку.

– Я ничего не понимаю, Павел Алексеевич. Вы сказали, что вернетесь. Значит, вы будете возвращаться в Крым? Или решили остаться в Грузии? И почему вы не говорили об этом на пароходе?

– Это решение, Танечка, возникло только в связи с напряженной обстановкой в Грузии. Идти вам с отрядом слишком рискованно… А когда я вернусь, мы посоветуемся и решим, как нам быть дальше.

Таня сквозь слезы улыбнулась и потеплевшим голосом сказала:

– Хорошо, Павел Алексеевич, я буду вас ждать. Я не уеду отсюда, пока вы не вернетесь.

– Я сейчас провожу вас, Танечка, до магазина Ачмиазова. Вы с него начнете и, не торопясь, походите по сухумским магазинам. Мало ли что нужно купить женщине. Затем вернетесь в порт. Отряд уже уйдет. Доложите коменданту, что вы отстали. Ему известно, что время выступления отряда изменено, а личный состав об этом не предупрежден. Поэтому ваше опоздание вполне оправдано.

– А он меня не арестует?

– По существующему положению комендант должен отправить вас с очередной партией в Крым. Комплектование ее закончится через десять дней. Попросите у него разрешения пожить это время на частной квартире. Ее вам найдет дядя Гурам.

Наумов постучал вилкой по кувшину. К столу подошел духанщик. Павел, щедро расплатившись, напомнил ему:

– Так вы уж, пожалуйста, подберите комнату на неделю в хорошей семье. Татьяна Константиновна будет ждать у дежурного помощника коменданта. До свидания.

– Будыт сделн. Заходыт, пожалст.

Павел и Таня дошли до магазина Ачмиазова, попрощались, и Наумов направился в порт.

…Капитан Шорин представился дежурному по управлению полиции и попросил помощи для ареста опасного агента большевиков. Толстый одноглазый капрал молча выслушал его, пожал плечами и, указав пальцем на скамейку, стоящую у глухой стены, подошел к кабинету диамбега. Он долго поправлял чоху, подтягивал ноговицы, прислушивался, вздыхал, несколько раз брался за ручку, но войти не решался.

Шорин нервничал, просил, уговаривал. Наконец он попытался сам открыть дверь, но капрал перехватил его руку и так сжал, что офицер громко выругался.

Дверь резко открылась. На пороге появился сам диамбег. Его высокий, изогнутый и тонкий, как лезвие хорасанской сабли, нос, большие навыкате глаза и размашистые, как крылья орла, брови производили сильное впечатление. Это был капитан Дзидзигури.

– Заходите, я вас слушаю.

Диамбег внимательно выслушал представителя крымской контрразведки, дернул за шарик, висящий на веревке за его спиной. В дежурной комнате раздался звон колокольчика. В кабинет робко вошел капрал. Он был чем‑то похож на кота, который не знает, что будет делать хозяин: гладить или бить?

– Принесите радиограмму из Севастополя от полковника Богнара.

Капрал достал из папки бумаги и положил на стол.

– Я ее еще не успел сдать.

Дзидзигури перечитал радиограмму и так глянул на капрала, что тот съежился.

– Поднять по тревоге дежурное подразделение!

Капрал, не повторив приказа, выскочил из кабинета. И почти сразу в дверях появился Журиков.

– Они были в духане. Наумов и духанщик о чем‑то совещались. Потом…

– Стоп! – оборвал его диамбег. – Кто с ним?

– Врач Строганова, вроде бы его невеста.

– Что «потом»?

– Она осталась в магазине возле духана, а он пошел в порт.

Реакция диамбега была мгновенной.

– Даю вам двух сотрудников, арестуйте даму. – Он повернулся к Шорину. – Мы с вами займемся Наумовым… Они будут переданы в ваше распоряжение несколько позже, после моего доклада начальнику управления. – И снова вопрос Журикову: – А эта Строганова – красивая девица?

Журиков оживился:

– И‑и, прямо скажу‑с, красавица писаная, ходил, бывало, за ней, любовался лицом и статью.

– Стоп! Запомните, господин Журиков, если краса этой девицы хоть немного потускнеет, то я сделаю вас глухонемым. Не дотрагиваться до нее ни рукой, ни голосом, поняли?

– Так точно‑с, господин капитан, как не понять. Свеженькое мясцо всегда вкуснее будет‑с. Не извольте беспокоиться.

…Предупредительность продавцов приятно поразила Таню. Перед ней выкладывали все новые – одно другого лучше – платья, куски тканей, привлекательные украшения, словом, все лучшее и сравнительно недорогое. А когда, потратив массу времени, она определила, что ей необходимо, продавцы дружно заявляли, что это их подарок.

– Бери, пожалст, генацвалос нана. За‑ачем обидыш.

Стоило времени и настойчивости, чтобы уплатить наконец за товар. Таня вышла из магазина, и… в груди ее что‑то оборвалось.

Перед ней стоял тот самый севастопольский плюгавенький шпик. Не было только усиков. Рядом с ним – два грузинских полицейских.

– И‑и, – обрадовался Журиков, – мое вам почтение‑с, Татьяна Константиновна. Вот и пришлось свидеться‑с. Вы арестованы.

– Арестована? Позвольте, за что?..

В глазах Тани отразилась растерянность, а по мере того как в сознание проникал нелепый смысл происшедшего, ее охватывал ужас.

– …Вы не имеете права… – шептали ее побелевшие губы.

– Не извольте беспокоиться‑с, – угодно, но с ехидцей проверещал Журиков, – причину ареста вам предъявят, где следует…