Викарный епископ недовольно блеснул глазами – «суют нос не в свое дело», – но мысль об иконе поддержал:

– В этом я попрошу содействия у епископа Феофана и архиепископа Анастасия.

– Благодарю вас, – горячо отозвался Врангель. – В молитвах мы черпаем силу для борьбы за веру православную. – И, пригласив всех в зал к столу, он взял под руку епископа Вениамина: – До меня дошли слухи, что вчерашний еврейский погром в Феодосии был с вашего благословения. Это не помогает нашей борьбе, поймите.

– Мир сложен в своей иррациональности, – смиренно ответил архипастырь Христова воинства.

Едва гости успели разместиться за столом, как раздался жесткий, повелительный голос Врангеля:

– Наступление, которое я начал на юге Украины, показало, что нами достигнуты оперативная внезапность и высокие темпы боевых действий. Войска генерала Слащова дерутся уже на ближних подступах к Мелитополю. Противник несет большие потери. Только на этом участке нами захвачено три броневика, десять орудий, около пятнадцати пулеметов и много другого оружия. Поздравляю вас, господа, с началом нового похода… – он хотел было сказать «на Москву», но, понимая нереальность этого, закончил общей фразой: – Похода против большевиков.

Громкое разноголосое «ура‑а!» потрясло своды дачи. Врангель выпил фужер вина и, откинув полы черкески, сел. Главком живо рассказывал о своих впечатлениях от поездки в войска и поднимал тосты за героев боев.

– Сегодня я с удовольствием вручил учрежденный мною орден святого Николая‑чудотворца поручику Ярмолову. Сей герой на головном танке первым ворвался в Ново‑Алексеевскую и захватил орудие.

Гости устроили овацию. После нескольких тостов инициативу в разговоре все чаще стали перехватывать подвыпившие гости. Наконец настал момент, когда охмелевший и осмелевший атаман Богаевский протрубил тост за скорое освобождение земли донской и запел:

– «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон…»

Песню оборвал огромной силы взрыв.

Стекла окон и дверей на веранду выбило, и они со звоном разлетелись по полу. Все вскочили и на какое‑то мгновение замерли на месте, не понимая, что случилось.

Новый взрыв потряс воздух. Все кинулись на балкон и увидели страшную картину.

На Угольной пристани полыхало огромное пламя, а из него вырывались мириады огненных стрел новых взрывов. Они долетали до Килен‑балки, на территорию ремонтной мастерской. Там начались пожары. Горели причалы. Голос Врангеля вывел гостей из оцепенения:

– Соотношение потерь боевой техники в этой операции изменилось не в нашу пользу. Вы свободны, господа.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Приезд генерала Фостикова в станицу Отрадную был обставлен с помпой, как в прежние добрые времена. Сначала прибыли генералы Гейман, Евсюков, полковники Тихонов, Крыжановский, Князев, Козлихин, Бочаров и другие более мелкие чины, командовавшие отдельными отрядами. Сам генерал Фостиков еще с вечера находился в соседнем ауле и ждал, когда дадут знать, что все готово. Он предпочел бы приехать скромно. «Так легче договариваться и убеждать», – пояснил он свое желание полковнику Чапеге, командиру отряда, занимавшего станицу Отрадную.

Полковник Чапега откинул назад свой светло‑пшеничный чуб и, уставившись прямо в глаза генерала, удивленно произнес:

– Убеждать? Существует, господин генерал, извечная формула воинских отношений: повеление (приказ) – исполнение – доклад.

– Да, но сначала надо подчинить, а затем уже повелевать. К этому, однако, никто из них сознанием своим не подготовлен.

– Правильно, ваше превосходительство, не подготовлены. Потому‑то проявление жесткой субординации явится тем клином, который расколет прибывших на твердых сторонников идеи объединения разрозненных отрядов и ее противников. Мы будем знать, на кого можно рассчитывать.

Генералу не нравилось у этого молодого полковника все: и красивые бледно‑зеленые глаза, и его николаевская бородка, и усы, а особенно коробила манера говорить с четкой интонацией повеления и снисходительности. Даже вопросы, поставленные им, звучали как требования. Фостикову не хотелось соглашаться, он ответил уклончиво:

– Клин бывает разный – толстый и тонкий, дубовый и березовый. Надо правильно поставить его, умело ударить, и не одним взмахом, а постепенно, целым рядом ударов.

– Разрешите возразить вам, ваше превосходительство. Генерал Гейман уже сформировал в станице Белореченской Свой штаб. Мне доподлинно известно, что он готовит план объединения всех отрядов Северного Кавказа под своим началом. Торопится с этим и генерал Евсюков. Его штаб дислоцируется в Майкопе. Поэтому надо сразу все поставить на свои места. Сделать это несложно. Я встречу всех обычным порядком, а вас – с почетным эскортом и парадом всего отряда. Таким образом, инициатива окажется в ваших руках.

«Ну и тип, – подумал генерал, – у него то предложение в форме указания, то указание в форме предложения. Как только будет закончено формирование, его надо убрать, и подальше».

– Вы, господин генерал, откроете совещание и предоставите мне слово для общей информации, – Чапега не счел нужным доложить содержание ее, – а затем осветите оперативную обстановку на Дону, Кубани и Северном Кавказе и дадите конкретные указания по объединению всех отрядов в одно формирование. Таково мое предложение.

– Вы, как я понял, уже теперь оказываетесь в роли начальника штаба вновь формируемой армии?

– Всякая новая идея должна иметь своих собственных, а значит, новых исполнителей, – со значением ответил Чапега и добавил: – Но честь сформировать и возглавить армию принадлежит вам, ваше превосходительство, а история фиксирует только основоположников и первооткрывателей.

– Хорошо. Я полагаюсь на вас, – согласился генерал.

…Пролетка генерала Фостикова выехала на гребень холма, с которого дорога скатывалась круто вниз к реке Уруп. Далеко на горизонте вздымались горы, темно‑зеленые и коричневые тона которых были смягчены косой завесой солнечных лучей и сизоватой утренней дымкой. Вырвавшись из горных теснин и ущелий, весело извивалась река Уруп. И, будто провожая ее, тянулась от гор тонкая полоска буковых и грабовых рощ, голубовато‑сизых кустарников. Долина была покрыта разноцветным ковром цветов и трав. Невдалеке, на западном берегу, виднелась вытянувшаяся вдоль реки станица Отрадная. Сквозь богатые кроны фруктовых деревьев виднелись только церковь да несколько больших зданий.

– Ну, вот, слава богу, доихалы, – пробурчал ездовой, натянул вожжи и, откинувшись назад, крикнул на коней: – Тпр‑ру‑у! Пид горой черти живуть, ямы копають тай ноги ломають. Тпру‑ру‑у!

Осторожно съехали по пыльной дороге в долину Урупа, повернули вверх по течению. Здесь, у изгиба реки, генерала Фостикова встретил почетный эскорт – сотня отборных казаков с пиками и трехцветными флажками у наконечников.

На улицах станицы толпились празднично одетые старики, женщины, дети. Они махали платками, папахами и цветами, но лица их выражали только любопытство, не более. На церковной площади замерли в конном строю эскадроны кавалеристов, пулеметчиков и артиллерийская батарея. Раздалась команда:

– Равня‑айсь!.. Шашки вон, пики в руку. Слуша‑ай!..

Духовой оркестр грянул «Встречный марш». Полковник Чапега подгарцевал к пролетке генерала Фостикова, остановившейся против центра строя, и доложил с соблюдением всех воинских ритуалов. Генерал поздоровался со строем и, отменив парад, распорядился пригласить весь командный состав на совещание.

Совещание было организовано в буковой роще на берегу Урупа. Здесь, под туго натянутым брезентовым тентом, были сколочены длинный стол и скамейки. Капитан Горбей – ближайший помощник Чапеги – прикрепил на классную доску, прибитую к двум вкопанным столбам, старую топографическую карту Северного Кавказа, масштабом десять верст в дюйме. Рядом стояла большая штабная палатка.

Полковник Чапега пригласил генералов на передние места, ближе к топографической карте, указывая каждому его место. Остальных усадил дальше, соблюдая субординацию. И хотя никто не знал, по какому праву он распоряжается, все, однако, выполняли его просьбы и указания. Когда уселись, Чапега подошел к генералу Евсюкову и, склонившись, прошептал: