— Кто там?
Каджри замерла. Значит, он пришел в себя! У Каджри от радости запрыгало сердце! Как приветливо улыбается весь мир, когда тот, в ком едва теплилась жизнь, начинает расправлять плечи!
— Это я, — чуть слышно ответила она голосом, полным любви и сострадания. Ей снова захотелось проверить свою власть над этим большим человеком, снова раскинуть вокруг него цепкие путы любви.
— Ты пришла, — так же тихо произнес Сукхрам. — Подойди ко мне, подойди поближе, моя Каджри.
Каджри разрыдалась и припала к ногам мужа. Сукхрам нежно гладил ее по волосам.
— Не плачь, Каджри, — говорил он, — не плачь.
— Не буду, — обещала Каджри, но слезы катились по ее щекам.
— Ты очень боялась за меня?
— Очень.
— Думала, я умру?
Она закрыла ему рукой рот.
— Зачем ты заставляешь меня плакать?
— Женщинам лишь бы только поплакать. Вот и у тебя тоже глаза на мокром месте.
— Только когда дело касается тебя, другим от меня и слезинки не дождаться. А когда я с тобой, у меня в душе творится такое, что я и сама не могу разобрать.
— А сейчас что ты чувствуешь?
— Что ты скоро выздоровеешь, — уверенно произнесла Каджри, а потом, словно забыв о приличии, позвала: — Любимый!
Сколько нежности звучало в этом слове! Сукхрам скорее угадал, чем понял, что она сказала, и почувствовал огромную, бьющую через край радость, которая опьяняла его сознание, и весь мир стал казаться ему удивительным.
— О, Каджри! Пока ты со мной, я не умру, — едва слышно прошептал он, нежно гладя ее по голове.
Каджри показалось, что Сукхрам произнес не просто слова, но какую-то большую и важную правду, которая будет жить вечно, как древние изречения на камне. Люди часто произносят клятвы, не зная, имеют ли на это право. Сочувствие и сострадание нуждаются во взаимности, и только эта взаимосвязь вселяет в них веру в себя.
— А я разве могу жить без тебя? — промолвила Каджри, кладя голову на грудь Сукхрама. Несколько мгновений она оставалась в таком положении, но потом вдруг поднялась и простерла руки к небу. — О, Всевышний! — страстно прошептала она. — Ты сделал меня низкорожденной женщиной, и я ни о чем не просила тебя — это расплата за мои грехи в прошлой жизни. Но об одном молю тебя: не отнимай у меня мужа! Возьми лучше мою жизнь! Я готова сгореть на погребальном костре, лишь бы мой любимый остался жив. Без него для меня нет жизни на земле!
— Что ты, Каджри? — смущенно воскликнул Сукхрам и, чтобы не дать ей продолжить, спросил: — Ты знаешь?
— Мне Мангу рассказал.
17
Наступила ночь. Подул ветер, зашумел в лесной чаще, и деревья, словно пытаясь спастись от его холодного прикосновения, замахали ветвями, усыпанными нежными клейкими листочками. Высоко в небе замерцали звезды. Издалека доносился отрывистый лай шакалов. Бхура несколько раз тявкнула в ответ. Конь сердито забил копытами. Потом все стихло, и черное покрывало ночи плотно окутало землю. Все предметы утратили свои очертания, даже шатер стал похож на чернильное пятно на фоне усыпанного звездами неба.
— Каджри! — позвал Сукхрам.
Каджри лежала с закрытыми глазами, но сон не шел. Услышав голос Сукхрама, она сразу вскочила.
— Что? Принести воды?
— Не надо, иди лучше ко мне.
Эти слова заставили Каджри затрепетать. Его желание быть с ней рядом прогнало сон.
— Я все время была возле тебя, — сказала она, подходя к нему, — думала, ты спишь, и боялась, как бы не разбудить тебя. — Она спешила успокоить его. Разве она оставит его одного? — Ты звал меня, что? — спросила она.
— Ничего, просто так!
В этих словах скрывалась любовь.
— Полегчало?
— Да, Каджри, мне уже лучше.
Снаружи послышались шаги. Каджри выскользнула из шатра. Сукхрам услыхал, как за пологом шатра беседуют двое, но не мог разобрать, о чем, потому что они говорили шепотом.
— Кто там? — спросил он.
— Явилась наконец! — воскликнула Каджри. — Это жена Мангу.
Сукхрам успокоился.
— Я принесла мясо.
— Накорми его, мясо прибавляет кровь, — слышал он.
Каджри нежно погладила в темноте щеку женщины, желая показать, как она признательна ей. Убить перепелку ночью в лесу — не такое простое дело! Каджри и раньше нравилась жена Мангу. Каджри прослезилась.
Она вернулась в шатер, долго жарила птицу и потом кормила Сукхрама. Пока он ел, она на все лады расхваливала жену Мангу. Сукхрам ел и кивал в знак согласия.
Каджри задумалась.
— О чем ты? — спросил ее Сукхрам.
— На душе у меня неспокойно, — вздохнула Каджри.
— Я прикончу этого Банке! — решительно сказал Сукхрам.
— Хочешь, чтобы тебя повесили?
— По-твоему, значит, надо молча терпеть обиду?
— А что будет со мной, если тебя заберут?
Сукхрам погрузился в раздумье. Связала его по рукам и ногам любовь Каджри! В чем главное счастье человека? В победе над низменными чувствами?
— Помни, ты не один, Сукхрам, тебе и друзья помогут.
— Но и с Банке не так-то просто справиться.
— Мангу говорит, что надо выждать немного… — Каджри остановилась, не закончив фразы.
— Нет, нет, Каджри. Кто теперь не знает, что Банке — мой заклятый враг? Полиция всех арестует! Еще и тебя обесчестят!
— Много ли во мне чести! Кто меня считает за человека? Я — падшая женщина, распутница, другого имени у меня нет! Один ты уважаешь меня, потому что ты добрый.
— Грех человека скрыт в его душе, человек грешит только душой, а ты душой чиста!
— Нет, Сукхрам. Такие, как я, никогда не заслужат прощения.
Оба умолкли. Но не потому, что им больше нечего было сказать. Они просто не находили слов, чтобы выразить свои мысли и чувства.
— Я уходила, — нерешительно начала Каджри, внимательно глядя на Сукхрама и стараясь угадать, какое впечатление произведут ее слова. — Пока ты спал…
Сукхрам насторожился.
— Куда? — тихо спросил он.
На лице Каджри появилось лукавое выражение.
— К возлюбленной самого Рустамхана, — беззаботно сказала Каджри.
Сукхраму показалось, что у него земля уходит из-под ног.
— Каджри! — воскликнул он.
— Чего кричишь, я ведь рядом, слышу, — усмехнулась Каджри.
— Ты была у нее? Когда же ты успела? — недоумевал он.
— Пока ты лежал без сознания.
— Так это правда? — Он посмотрел ей в глаза долгим, пристальным взглядом, как будто хотел проникнуть ей в самую душу. — Каджри! — сдавленным голосом произнес он и молча схватил ее за руку. — Ты меня не обманываешь?
Она неохотно начала свой рассказ, ей и самой не все было ясно.
— Сперва Пьяри испугалась, потом принялась бранить меня. Ну, и я в долгу не осталась. Сказала, что это из-за нее тебя ранили. Она стала биться головой о дверь. А я говорю: ты бы лучше подумала, как Банке отомстить. Она ответила, что ничего сделать не может. Я обругала ее, она на меня бросилась с кулаками. Тут прибежал ее полицейский, но она заступилась за меня, а его выгнала… А потом я ушла.
— Стало быть, вы поладили.
— Я лучше буду ладить с тобой, — сказала Каджри. — У тебя есть лошадь, собака Бхура. Пусть и Пьяри живет при тебе. Мне-то что? Я кормлю собаку, даю траву коню, и ей тоже что-нибудь перепадет.
— У тебя каменное сердце, — произнес Сукхрам. — Думаешь, я, как слепой котенок, ничего не вижу, не понимаю. Нет, женщина, я понял, отчего ты льешь слезы! Но кто обо мне подумает? Кто поймет, каково мне? Даже караванный верблюд, которого привязали к хвосту другого, ухитряется по пути ухватить где колючку, где пучок травы. Но я, я не смею думать о себе, у меня нет права! Иди, иди только прямо, не смей смотреть по сторонам, не то твоя разлюбезная подружка утонет в слезах от горя!
Каджри залилась веселым смехом.
Мир был восстановлен. Казалось, что и ссоры никакой не было. За шатром сгустилась ночь, дул холодный ветер, шелестя сухими листьями, а в шатре царили мир и согласие.
— Болит? — участливо спросила Каджри и провела рукой по волосам Сукхрама.