Каджри не поняла.

— Мне уйти! — возмутилась она. — Так ты не хочешь ничего для него сделать, полицейская подстилка! — Каджри решила, что у Пьяри нет души, иначе женщина не смогла бы остаться равнодушной, услышав о том, что произошло с ее мужем. И это — любовь?!

Неожиданно для себя Пьяри со всего маху влепила Каджри пощечину. Она сама не поняла, как это произошло. Виноваты были последние слова Каджри. Какое она имеет право так говорить с ней? Откуда набралась только смелости?

В ответ Каджри вцепилась ей в лицо ногтями. У каждой были причины ненавидеть друг друга. Пьяри всю било от ярости при одной мысли о том, что перед ней стоит женщина, отбившая у нее мужа, погубившая все ее надежды. А Каджри видела в Пьяри подлую и низкую тварь без стыда и совести, падшую так низко, что в ней умерли все человеческие чувства.

Каджри была сильней Пьяри, только что перенесшей лихорадку. Она повалила ее и прижала к земле. Но ненависть придала Пьяри силы, она изловчилась и схватила Каджри за волосы. Привлеченный шумом, из дому вышел Рустамхан.

Он сначала не мог понять, что происходит, но при виде распростертой на земле Пьяри пришел в бешенство.

— Эй, схватить эту дрянь! — заорал он.

Каджри вздрогнула. Пьяри почувствовала прилив сил, рывком вскочила с земли, но тут же схватила Каджри за руку и заслонила ее собой.

— Не подходи! — закричала она Рустамхану.

Он отпрянул от неожиданности. Каджри испугалась еще больше.

— Не смей ее трогать! — угрожающе проговорила Пьяри.

— Но что тут у вас происходит? — Рустамхан все еще не знал, как поступить.

— А тебе какое дело? — с трудом переводя дух, выкрикнула Пьяри.

Во дворе стали собираться любопытные.

— Дура! — разъярился Рустамхан. — Она же била тебя!

— Это моя забота! А ты не лезь в бабьи дела!

Присутствующие так и застыли от изумления.

— Ты что-то не вспоминала о бабьих делах, когда велела наказать Дхупо.

— И опять это мое дело. Дхупо чамарка, а эта из моего племени. У нас с ней свои дела, свои счеты.

Рустамхан не знал, что и возразить. Логика жителей деревни была непонятна горожанам.

— Она правильно говорит, — зашумела толпа.

Каджри ничего не понимала.

Рустамхан махнул рукой и ушел в дом. Люди не расходились.

— Эй, хватит глазеть! — крикнула им Каджри. — Больше ничего не будет!

И обе женщины рассмеялись. Люди недоуменно переглядывались. Странные происходят вещи!

Отведя Каджри в угол, подальше от чужих глаз, Пьяри сказала:

— Иди к Сукхраму. Я сама рассчитаюсь с Банке.

— Как?

— Как смогу.

— Я что-то сомневаюсь.

— В моих силах или в моем желании?

— В твоих силах.

— А разве ты сейчас не видела, на что я способна?

— Ты — моя старшая сестра, я склоняюсь к твоим ногам, — покорно произнесла Каджри.

— А ты мне младшая сестра, — обрадовалась Пьяри. — Разве я позволю причинить тебе зло, если даже мы и поссоримся?

— Пусть отсохнут мои руки за то, что я подняла их на тебя! Пусть лопнут мои глаза, в которых была ненависть к тебе! Теперь я поняла, чем ты приворожила его и почему он так тебе послушен. Ты — великая женщина, сестра! Разве я могу сравниться с тобой?! — с восхищением и любовью произнесла Каджри.

Пьяри прижала ее к груди. Обе не отрываясь смотрели друг на друга. Пьяри нежно взяла руку Каджри.

— Теперь отправляйся, сестра. Выходи его, поставь на ноги. Да смотри, ухаживай хорошенько, не то я с тебя шкуру спущу, — пошутила она напоследок.

Каджри поняла, что Пьяри говорила от души, но не могла примириться с тем, что она вроде как командует ею. Слова Пьяри означали, что у Каджри ничего нет, ей ничего не принадлежит в доме Сукхрама, она создана только для того, чтобы ухаживать за ним, а хозяйка в доме — Пьяри. Она недовольно посмотрела на Пьяри и сказала:

— Э, нет, сестрица, ухаживать за ним следовало бы тебе, а ты ушла от него.

Пьяри поняла, что ее стрела поразила цель.

— Ну и что же?

— Если бы ты думала о нем, то бы не бросила его! Ты ни разу его не приласкала.

— Если бы я не ушла, ты никогда не прикоснулась бы к нему! — сказала Пьяри.

Каджри не стала спорить. Пьяри была права. Она все еще в сердце Сукхрама, и до сих пор Каджри не удалось изгнать ее оттуда. И Каджри, как бы признавая свое поражение, коротко заметила:

— Кто знает, что написано у него на роду?

Пьяри почувствовала, что взяла верх.

— А у тебя было написано на роду прийти к нему?

— А ты разве сильней судьбы?

— Конечно нет, но теперь я начала сомневаться в ней.

— Завидуешь моему счастью?

— Неужто ты такая счастливая?

Утихшая было вражда вновь проснулась. Только что любовь проникла в их сердца, а теперь она уступила место неприязни. Но это было лишь минутной вспышкой — где-то в тайниках души они уже понравились друг другу.

— Взгляни на моего мужчину, сравни со своим! — насмешливо произнесла Каджри.

Слова Каджри больно задели Пьяри. Краска стыда залила ее лицо.

— Это не мой мужчина, это просто противная обезьяна, — только и сказала она.

— Ну и ну! — продолжала насмехаться Каджри. — А не стала ли ты сама обезьяной, пожив с ним?

Пьяри расплакалась. Негодница словно раскаленным железом безо всякой жалости жгла ее рану.

— Чего расплакалась? — спросила Каджри.

— Я не плачу. — В голосе Пьяри звучала душевная боль. — Ты младшая, что с тебя взять, я прощаю тебя.

Каджри не поняла, что скрывается в словах Пьяри, — любовь или ревность, превосходство или презрение. Но слезы — признак слабости. Те самые слезы, что смягчают самые черствые мужские сердца, означают победу для другой женщины. И кому, как не женщинам, знать об этом? Не успеешь оглянуться, а мечи-слезы уже сверкают на солнце щек! Каджри почувствовала себя счастливой.

— А то приказала бы посадить на кол? — злорадно воскликнула Каджри.

— Ладно, хватит, уходи, прошу тебя! — И Пьяри устало отвернулась.

— Иду, — улыбнулась Каджри. — Что же ты отправляешь меня, а сама вся в слезах? Он придет, а ты нажалуешься ему. Прикажешь, чтобы он избил меня, а?

Пьяри улыбнулась.

— Ну и хитрая же ты! — почти ласково промолвила она и добавила: — Смотри, становится все темнее. Поторопись!

— Иду, — ответила Каджри и спросила: — А если ко мне кто-нибудь пристанет по дороге?

— Боишься?

— Конечно, я же молодая, как и ты. Что мне делать, если вдруг приглянусь какому-нибудь полицейскому?

Удар попал в цель.

— Уйдешь ли наконец ты, несчастная!

— А я не за себя боюсь, сестрица. Если что приключится, кто с ним тогда сидеть будет?

— Может быть, мне пойти с тобой? — робко спросила Пьяри.

— Чем ты сможешь ему помочь? Ты помнишь о Банке?

— Помню! Не к чему мне напоминать об этом! — гордо сказала Пьяри.

Глаза ее сверкнули таким недобрым блеском, что Каджри даже испугалась. Она молча склонила голову и вышла.

Сердце Каджри трепетало от радости. Она познакомилась с его первой женой! Самолюбивая. Ну ничего, это не беда. Страх перед неизвестностью куда хуже! Она так боялась этой встречи, но теперь для страха причины нет.

Дорога в табор лежала мимо поселка чамаров. Приближаясь к поселку, Каджри услышала голоса женщин. Иногда они начинали говорить все вместе, и тогда ничего нельзя было разобрать, их крик напоминал воронье карканье. Но ей показалось, будто женщины несколько раз произносили имя Сукхрама. Каджри остановилась. Женщины говорили о Сукхраме, наперебой превознося его храбрость. В ее душе проснулось чувство огромной гордости за свою любовь; это чувство росло, крепло, наполняя новым содержанием всю ее жизнь.

Каджри как на крыльях помчалась домой.

Она прибежала к шатру, когда уже совсем стемнело. У Каджри тревожно билось сердце. Жена Мангу куда-то ушла, из шатра не доносилось ни звука. Она остановилась у входа, не решаясь войти, потом собралась с духом и проскользнула внутрь. Услышав ее легкие шаги, Сукхрам шевельнулся. Каджри в темноте ничего не могла разглядеть. До нее донесся тихий, но твердый голос: