— Да, здесь у матери в аптечке наверняка тоже есть, не ищи, — остановил ее Максим.

— Говорят, рассол помогает, — подал с дивана голос Костя.

— Где ж его взять? — спросил Максим и, поймав недоуменный взгляд Саши, ответил сам себе: — Конечно же, в погребе все есть. Пойдем, поможешь, — позвал он друга.

Они долго возились под лестницей, негромко ругаясь. Наконец на стол были извлечены трехлитровая банка огурцов и литровая с квашеной капустой. Максим с нетерпением открыл огурцы и налил рассол в стакан, с вожделением глядя на мутноватую жидкость. Припав к стакану губами, он застонал от наслаждения, осушив его в два глотка. Со второго этажа спустились Аврора, Люба и Марина.

— Светка совсем расклеилась, — сказала Аврора Евгению, — сходи к ней.

Женька бросился наверх.

С появлением девчонок, а может потому, что все немного пришли в себя, веселье возобновилось: включили музыку, за столом возник порядок — теперь выпивали вместе, подняв тост, хотя бы простенькое «За нас!» Костя взял в руки гитару, исполнил Очарована, околдована. У него был приятный высокий голос. Костя спел еще несколько песен, а потом передал гитару Максиму, но тот не взял ее, сказал, что у него пересохло горло, он не может петь. Тогда Костя объявил Авроре: «Посвящается тебе» и запел Крейсер Аврора. Ему стали подпевать Люба и Марина. А потом все стали уговаривать Максима тоже сыграть и спеть. Максим выпил воды, взял гитару и очень старательно начал петь гнусавым голосом, как поют дворовые песни, про несчастную любовь, закончившуюся семнадцатью ножевыми ранениями. Таня не сразу поняла, что он валяет дурака, настолько он был серьезен, и так внимательно его слушали.

Во второй половине дня большинство гостей стали собираться, и ушли на автобусную остановку. К этому времени спустились сверху Света и Женя. На даче оставалось шесть человек, они все бы поместились в «Волге». Они немного прибрались в доме, загрузили в багажник машины канистры и посуду.

Максим и Таня выходили последними, проверяя дом, прежде чем оставить его. Их друзья дурачились на улице, ожидая, когда Макс выведет машину со двора. Закрыв все двери, Максим не сразу пошел к машине, а обратился к Тане:

— Ты сильно обиделась на меня, что я сегодня ночью заснул?

Таня смутилась, вспомнив свое желание растолкать Максима, она не знала, что ответить и просто мотнула головой.

— Тогда я вечерком подгребу к тебе.

Но Таня уже пришла в себя и сказала:

— Выспаться ты и дома можешь. Приходи, когда будешь способен на большее.

Максим внимательно на нее посмотрел, он не ожидал от нее такого ответа. В первый раз она заговорила об «этом», да еще так.

— Я тебе еще покажу, на что способен, моя красавица.

Максим сел в машину, а Таня прошла через распахнутые ворота на улицу, присоединившись к остальным. Максим не смог завести машину, и попросил ему помочь. Втроем, с Сашей и Женей они выкатили «Волгу» с участка, закрыли ворота. На улице к ним присоединились девушки. Впятером они дотолкали машину до конца улицы, на которой находилась дача, «Волга» фырчала, но упорно не желала заводиться. Максим открыл дверцу машины со своей стороны и, обернувшись к ним, спросил:

— Ну, что размялись? Садитесь уже, поедем. С первым апреля!

Все засмеялись — обижаться было не на кого, только на себя, что Саша и сделал, обозвав себя идиотом.

…Вечером Максим не зашел, а на следующий день все произошло как обычно, ее не грели его ласки, сон не стал явью. А чего она ждала?

Глава 17

Холодный апрель промозглостью и тоскливыми дождями больше напоминал осенний месяц. В один такой сырой день в школу позвонили из милиции и сообщили, что ее ученик Ильин Дима задержан за взлом машины и кражу из нее имущества и сейчас находится в отделении.

Таня провела свой последний, третий по счету урок и побежала в милицию. Там она узнала от дежурного, что Диму поймал сам хозяин машины и вызвал милицию. В одиннадцать лет уголовная ответственность еще не наступает, но мальчика не отпустят, пока за ним не придет кто-нибудь из родителей. Сейчас дома никого нет, с работы мать уже ушла, она работает техничкой, и, вымыв полы ранним утром, в десять уже уходит домой. У них лежит заявление владельца машины о краже имущества — складного японского зонтика и дамских кожаных перчаток из машины. За ущерб должны отвечать родители подростка. Сейчас он находится в детской комнате милиции, в этом же здании, вход с торца.

Хозяйка кабинета, молодая симпатичная девушка, чуть постарше Татьяны, сначала уточнила у Тани сведения о школе и Диме, заполнила какие-то бумаги, а потом разрешила поговорить с мальчиком, склонившись над столом с документами. Что-то узнаваемое показалось в этой позе. Точно так же склонялись ее коллеги над заполнением многочисленных отчетов успеваемости и тематических планов, отбивающих всякое желание заниматься любимым делом. Так же безрадостно, наверное, выглядит и она со стороны. Теперь Таня понимала, почему это так бесит Максима, он же не мог знать, как интересно проходят у них с классом мероприятия, не понимал как это приятно, видеть эти яркие глаза детей, когда в них светится понимание, он видел только ее согнутую над тетрадками спину.

Дима сидел на одном из стульев, стоящих вдоль стены, весь нахохлившийся, как воробышек. Таня присела рядом на свободный стул. Дима был напуган и зол одновременно, не раскаивался, ни в чем не признавался, настаивая, что ничего не брал из машины. Вечером он ушел из дома, потому что не хотел там оставаться. Идти ему было некуда, начался дождь, он нашел незапертую машину и спрятался от дождя. В машине Дима решил поспать, а поутру уйти, но рано утром его разбудил хозяин автомобиля, обзывая разными словами. Дима отмолчался на вопрос, почему убежал из дома. Но не это было сейчас главным. Дима озлобленно повторял, что ничего не крал.

— Где тогда этот паршивый зонтик? — спрашивал он. — Почему при мне тогда не нашли зонтик? Я что, дурак, что ли — украсть зонтик, спрятать его, а потом вернуться в машину и заснуть. А перчатки одел, потому что руки мерзли. Он все врет. Я спал в машине, а не убегал с ворованными вещами.

— Надел.

— Что?

— Правильно говорить надел. Одевают кого-то, например, ребенка, куклу.

— Татьяна Викторовна, вы мне не верите?

Таня вздохнула. В словах Димы прослеживалась логика. Но он уже лгал ей раньше, спокойно глядя в глаза. Сейчас же он не был так спокоен, злился, что ему не верят, не верят, когда он говорит правду. Он чуть не плакал от бессилия доказать свою правоту.

— Я не вру!

— Он тебя побил? — спросила Таня.

— Нет.

— А почему ухо красное?

— Он схватил меня за ухо и вытащил из машины. Сначала стукнул по спине, я проснулся, и он схватил меня за ухо. А когда увидел перчатки, стянул их и отхлестал ими по лицу. Было не больно, — добавил он, как будто если не больно, то не так обидно. — Пусть меня отпустят, я, правда, ничего не украл.

Было отчаянно жаль его, этого хорохорившегося воробышка. И хотелось верить ему.

— Татьяна Викторовна, я тогда взял себе те десять рублей.

Он решил признаться в прежнем преступлении, чтобы ему поверили сейчас.

— Я знаю.

— Я не все потратил, я вам верну, что осталось. Честно.

— Отдай маме. Кстати, где она может быть? Как только она придет, тебя тут же отпустят.

Дима ответил очень тихо:

— Дома. Вы подольше звоните, если она спит, может не услышать. Они вчера с отчимом пили.

Может как раз в этом и кроется причина его побега? У Тани зародились сомнения, что она вообще дозвонится. Таня обратилась к инспектору:

— Если мать сегодня не придет, сколько вы его будете здесь держать?

— Пока за ним не придет кто-нибудь из родителей.

— А я могу его забрать, как классный руководитель?

— И куда он пойдет? Снова на улицу?

— Ну что вы.

— В школу? К вам домой?

— Да, я оставлю свой адрес.

Но инспектор продолжала: