Звонок в дверь прозвучал так резко, что Игорь вздрогнул всем телом.

— Кто это еще?

Звонок раздался снова.

— Пусти, — задергалась Таня, — я открою.

— Нет, — Игорь стиснул ее еще крепче, — разве нам нужен третий? Нам и так хорошо.

В дверь застучали. Таня хотела крикнуть, позвать на помощь Максима, но не посмела. Как будто после того, что между ними было, Игорь имел право на обладание ее телом, а она несправедливо отказывала ему в этом праве, как будто их прошлая сексуальная связь — это ключ к ее доступности, постоянный пропуск к дальнейшим интимным отношениям. Она так и не избавилась от покорности, слепого подчинения. Нет, так больше нельзя!

За дверью наступила тишина. Таня, что есть силы, оттолкнула Игоря от себя. И он отпустил ее. И встал. Она откинулась на диван, не в силах оторвать от него взгляда. Игорь заговорил:

— Ладно, я ухожу. А ты можешь бежать за этим подлецом. Но рано или поздно он тебя бросит, и ты вернешься, прибежишь ко мне. И знаешь, что я сделаю? Я приму тебя, даже ни чем не попрекну тебя, и не вспомню о прошлом. Потому что ты женщина, тебе надо самой наступить на грабли, ты не веришь, когда тебя предупреждают, что будет больно. Тебе надо удостовериться в этом, более того — покупаться в собственном несчастье, чтобы тебя пожалели. А я терпелив, и дождусь, когда ты придешь ко мне, и пожалею. На это ты можешь рассчитывать. А теперь — пока.

Он ушел. Таня осталась сидеть неподвижно. Навалилась безмерная усталость, что даже моргнуть было тяжело, а думать о чем-либо было невозможно, в голове зависла единственная мысль: «Наконец-то!». И о чем это?

В дверь позвонили. Таня пошла открывать, даже не подумав, кто же это мог быть, потому что невозможно было сдвинуть это заевшее «Наконец-то». За дверью стоял Максим. Она испытала облегчение, граничившее с радостью, но не было сил улыбнуться даже уголком рта. Максим остановился в прихожей и заговорил:

— Поссорились? Он выбежал из подъезда как ошпаренный. Но ты не переживай, все у тебя будет хорошо. Я больше не буду вам мешать…

Максим говорил, а она откровенно любовалась им. Даже с разбитым носом, в свитере, казавшемся грязнее, чем на самом деле, оттого, что он был когда-то белым, он все равно оставался красивым. Милым. Родным. Как хотелось, чтобы он обнял, прижал к себе, утешил, назвал ее родной, милой. А он продолжал:

— Если тебе что-нибудь понадобится, ты всегда можешь обращаться ко мне, к нам. Ну, мало ли… Я всегда готов помочь.

Он говорил совсем не то.

— И вообще приходи в любое время. Ко мне, к Авроре, Светке. Мы все тебе будем рады.

Нет, не то, снова не то.

— Я буду ждать тебя. Все время. И днем, и ночью. Запомни, я тебя жду.

Вот сейчас! Сейчас он скажет то, что она так желает от него услышать — слова любви и утешения. Но Максим открыл дверь и вышел.

— До свидания, — сказал он уже за порогом.

Таня навалилась на дверь спиной, замок защелкнулся. Она медленно сползла по двери на пол и, уткнувшись лицом в колени, громко разревелась. Она часто плакала в последнее время. Но так взахлеб сладко она не ревела давно, с самого детства, наверное, с тех пор как получила ту двойку по английскому. Выплакавшись, она добрела до дивана и легла на живот. Два раза всхлипнув, Таня заснула.

«Если их нет дома, поищу во дворе, Аврора может гулять с сыном — такая чудесная погода», — думала Таня, шагая по улице с плюшевой обезьянкой, только что купленной в «Детском мире». Игрушка, возможно, была не по возрасту для трехмесячного ребенка, но Таня не могла удержаться при виде потешной мордочки и купила мартышку. Еще она купила погремушку и фланелевый детский костюмчик, поражаясь, насколько убог ассортимент детской одежды в магазине.

Июнь перевалили за вторую половину, стояли жаркие, по-настоящему летние дни и душные ночи. Этим летом в июне она работала в школьном лагере. Это был последний год, который она должна была отработать как молодой специалист. Она уже могла подавать заявление об увольнении, о чем мечтала с самого первого дня, как устроилась на работу. А теперь не знала, что делать. Мама, с которой она несколько раз заказывала переговоры, не советовала ей возвращаться в маленький, холодный Нижневартовск. Да и сама она полюбила школу, привязалась к детям. Правда, в школе перспектив на получение собственной квартиры не было никаких. На химзаводе очередь на жилье двигалась быстро и ее бы взяли программистом, не всю же жизнь работать в школе. До первого августа, за месяц до нового учебного года, ей нужно было решить останется ли она в школе — в середине года увольняться было бы безответственно.

Прошел месяц после драки Максима и Игоря. Проснувшись в тот день, она почувствовала облегчение. Да, облегчение — ей никто не нужен, ей хорошо, ей просто замечательно, одной, без каких-либо отношений, без обязательств. Но в последнее время она все чаще и чаще замечала за собой, что на улице бессознательно выискивает среди людей Максима, а в потоке машин — его автомобиль. Не сразу Таня поняла, что ждет, ищет случайной встречи с Максимом. А поняв, сначала испугалась. Стены, которые она возвела, оберегая свой внутренний покой, внезапно пошатнулись, она оказалась беззащитной перед самой собой. Ей ничего не оставалось делать, как разобраться в себе. Она удивлялась, недоумевала, каким образом она могла полюбить это избалованное, испорченное, самоуверенное, заласканное судьбой существо. И тут же удивление сменялось щемящей жалостью, настолько искренним он казался в своем покаянии. Да не путает ли она жалость с любовью? — спрашивала она себя, и в ответ перед ней, из памяти, словно из сладкого тумана, возникал дорогой облик, поднимались пушистые ресницы, и глубоко в сердце проникали серые лучистые глаза, и волшебно-родные губы открывались ей навстречу…

Вчера, когда она чуть не остановила вишневые «Жигули», лишь в последнюю секунду заметив за рулем седого дядечку, и, наконец-то, осознав, что у Максима не единственная вишневая «девятка» в городе, Таня сделала вывод, что больше случайной встречи не будет. Она бродила во мгле, пора выбираться на солнечную сторону. Судьба один раз свела их, чтобы она смогла понять, что значит для нее Максим, а теперь она должна сама совершить выбор и сделать первый шаг.

Но сразу пойти к Максиму она не могла, а решила сначала навестить Золотухиных. Аврора дома была одна с сыном. Она так обрадовалась встрече, что Тане стало совестно, что она так надолго забыла о друзьях.

До прихода Саши, у них с Авророй только и разговоров было о маленьком Сережке — на кого он похож, до чего развит, как прошли роды и как он растет. Услышав как открывается дверь, Аврора пошла встречать мужа.

— У нас Таня, — предупредила она Сашу.

— Ну, Татьяна, давай обнимемся, — Сашка радостно распахнул объятья, входя в комнату.

Заснувшего сына Аврора уложила в кроватку, и они втроем прошли на кухню пить чай. На кухне Таня узнала, что на базе одного из цехов мебельной фабрики создается (благодаря Данилову-старшему) совместное предприятие по выпуску корпусной мебели. Андрей Степанович по понятным причинам не может сам возглавить предприятие, его директором будет даже не Максим, чтобы не порождать слухи в городе, а Саша. И если все получится, на завод ни он, ни Максим — будущий зам. директора, работать не пойдут. Аврора светилась от гордости за мужа, как радуга после грозы.

— А как у Максима личная жизнь? — решилась спросить, словно поднялась на баррикаду, Таня.

— Никак, — не задумываясь, ответил Саша.

— Правда? — переспросила Таня, не в силах сдержать радость.

— Неужели бы я тебе стал врать? — подтвердил Александр.

— Да Макс вообще женщин вокруг не замечает, — заступилась за мужа Аврора. — А ты, почему спрашиваешь? Хочешь его увидеть? Так это мы мигом устроим, сегодня же, как миленький, прилетит к тебе.

— Нет, ради бога, Аврора, только не говорите ему, что я о нем спрашивала, — испугалась Таня.

— Ну и зря! Таня, опомнись! Зачем вы оба убиваете свои чувства? Из-за какой такой гордости? Надо любить и радоваться жизни, пока есть чувства.